Форум » Книги » Поэзия » Ответить

Поэзия

Николай Шальнов: Часто используется для эпиграфов. Для меня поэзия - что-то невообразимо сложное, т. к. мне всегда было легче ориентироваться в историко-культурном процессе, через который путём набора фактов можно оценить и понять её. Мой старый пост про Россетти с http://decadent.b.qip.ru/?1-2-0-00000036-000-0-0-1213280199 Этот замечательный поэт и художник почти не касался в своём творчестве вопросов соременности, он писал о любви, но безвременная смерть любимой жены ввела его в страшную депрессию, и тогда он вложил ей в гроб сборник из 101 сонета "Дом жизни": ПРИ ПАДЕНЬИ ЛИСТОВ... Перевод К. Бальмонта Знаешь ли ты при паденьи листов Эту томительность долгой печали? Скорби сплетают, давно уж сплетали, Сердцу могильный покров, Спят утешения слов При паденьи осенних листов. Стынут главнейшие мысли напрасно, Стынут главнейшие мысли ума. Осень, и падают листья, ненастно, - Знаешь ты это? Все в жизни напрасно, На все налегла полутьма. Знаешь ли ты ощущение жатвы При падении долгом осенних листов? Ощущенье скользящих серпов? Ты молчишь, как святыня забытая клятвы, Ты молчишь, как скучающий сноп меж снопов, При паденьи осенних листов. НЕБЕСНАЯ ПОДРУГА Перевод М. Фромана Она склонилась к золотой Ограде в небесах. Вся глубина вечерних вод Была в ее глазах; Три лилии в ее руке, Семь звезд на волосах. Хитон свободный, и на нем Для литаний цвела Лишь роза белая, - ее Мария ей дала. Волна распущенных волос Желта, как рожь, была. Казалось ей - прошел лишь день, Как умерла она, И изумлением еще Была она полна. Но там считался этот день За десять лет сполна. Но для кого и десять лет... (...Но вот моих сейчас, Склонясь, она волной волос Коснулась щек и глаз...) ...Ничто: осенняя листва, Мелькает год, как час. Она стояла на валу, Где божий дом сиял; У самой бездны на краю Бог создал этот вал, Так высоко, что солнца свет Внизу - едва мерцал. Был перекинут чрез эфир Тот вал, как мост - дугой, Под ним чредою - день и ночь Сменялся пламень тьмой; И, как комар, кружась, земля Летела пустотой. И о любви бессмертной пел Хор любящих пред ней И славословил имена, Что были всех милей; Взлетали к богу сонмы душ, Как язычки огней. Она чуть-чуть приподнялась Над дивною дугой, Всем теплым телом прислонясь К ограде золотой; И лилии в ее руке Легли одна к другой. И вот увидела она, Как бьется пульс миров, И развернулась перед ней Вся бездна без краев; И зазвучала речь ее - Хор звездных голосов. Как перышко за солнцем вслед Плыл месяц в глубине, И зазвучала речь ее В бездонной тишине, И голос был - как пенье звезд, Поющих в вышине. (О счастье! Разве не ее Мне голос тот звучал, И разве колокольный звон, Что небо наполнял, - То не был звук ее шагов, Которым я внимал?) сказала: "Знаю я - Ко мне придет он сам, Я ль не молилась в небесах, И он молился там, А две молитвы не пустяк, Чего ж бояться нам? В одежде белой будет он, С сияющим венцом, Мы в полный света водоем С ним об руку войдем И на виду у бога, так, Купаться будем в нем. Мы встанем с ним у алтаря, Одни - в руке рука, Там от молитв огни свечей Колеблются слегка, И тают прежние мольбы, Как в небе облака. Изучая творчество прерафаэлитов, я особенно проникся одним из его главнейших представителей - Данте Габриэлом Россетти. Обожаю его стихи, картины, а также стихи и картины его жены, Элизабет Сиддал, стихотворения и поэмы сестры Данте - Кристины Россетти - знаменитой детсткой писательницы и поэтессы. (См. тему "Прерафаэлиты"). Поражает и история любви Россетти и Сиддал. Я думаю, многие разделят со мной восторг от моего любимого стихотворения Россетти "В густой траве лежишь ты недвижимо...". Восхитительно утончённая, ясная и глубоко лиричная поэтика, прочтите: В густой траве лежишь ты недвижимо, Полупрозрачны пальцы, как цветы, В глазах - бездонность синей высоты, Где над полями, словно клочья дыма, Кочуют тучи. Даль необозрима: Поля, дороги, редкие кусты, И время, как течение воды, Беззвучно, но реально ощутимо. Меж лютиков трепещет стрекоза На нитях, уходящих в небеса, Где скупо отмеряются мгновенья. Сплетём же руки и уста сольём: Господень дар - прекрасный миг вдвоём, Когда всё наше - страсть и вдохновенье! Сонет - мгновенью памятник... Сонет - мгновенью памятник, поклон Твоей души, которая нетленна, Былому часу. Вечная арена Проклятий и молитв, пусть будет он Обильем тайных смыслов напоён. Ты в свет слоновой кости, в тьму эбена Впиши его: пусть времени измена Не мнёт его пылающий бутон. Сонет - монета. В надписи чеканной, Душа, его чем хочешь назови: Преподношеньем Жизни благоданной, Приданым в светлом шествии Любви, Оплатой Смерти, собранной Хароном. *** Зрение влюблённого Черты твои вполне ли постижимы, Когда мои глаза на свет дневной Любуются, молясь тебе одной, Как образу своей высокой схимы? Когда приходит ночь (совсем одни мы) И, полно говорящей тишиной, Лицо твоё мерцает предо мной И мысли наших душ неразличимы? Любимая, когда на свете этом Не быть тебе ни бледным силуэтом, Ни отраженьем глаз в ручье лесном, То как тогда по склону жизни нашей Надежда зашуршит листвой опавшей И Смерть заплещет радужным крылом? *** Брачный сон Их поцелуй прервался, боль сладка. Дождь перестал, и в сумраке слышны Слабеющие трели тишины, Утолена сердечная тоска. Тела расстались, словно два цветка, Повисшие по обе стороны Надломленного стебля: всё нежны, Просили губы губ издалека. Их увлекал поток поспешных снов К забвенью, только ночь уже прошла, И души их всплывали под покров Зари бесцветной влажного крыла. Он бросил тайны грёз, лесов, ручьёв Для большей тайны: с ним она была. *** Поцелуй Старенье, близость гибельной земли, Нашествие превратности лихой Растлят ли плоть мне, скаредной рукой Души наряд венчальный схватят ли? Любимой губы звучно расцвели В моих губах: гармонией такой Орфей венчанный встретил дорогой Незрелый облик, спеющий вдали. Я, как ребёнок, ею был вскормлён, Как муж, сжимал ей груди, и потом, Как дух, вливался в дух её ручьём, Я богом был, когда наш громкий стон Взбивал нам кровь, слияньем окрылён Огня с огнём, желанья с божеством. *** Прогулка влюблённых Спит изгородь во вьющихся цветах. Июньский день. К руке скользит рука. Простор. На лицах трепет ветерка. Шептанье ивы тонет в небесах Бездонных. Отраженье глаз в глазах. Лучась над летним полем, облака Ласкают души, нежных два цветка, Раскрытые в улыбках и словах. Они идут, касаются едва, Под сердцем слыша дрожь одной струны, Их помыслы лишь сердцу отданы Любви - она всегда для них права: Так, пенясь, дышит неба синева На синеве не вспененной волны. *** Весенняя дань юности Так свеж ручей, но ты милее втрое: С твоих густых волос я снял покров, И вижу робкий блеск лесных цветов, Запутанных в их золотистом рое. На грани года, в чуждом ей настрое, Колеблется Весна: на тихий зов Не тянется терновник из снегов, Беседки полнит веянье сырое. Но солнце будит луг в апреле раннем. Закрой глаза, ты слышишь, здесь и там Весна проходит лёгким трепетаньем, Как поцелуй, по векам и губам, И целый час Любовь клянётся нам, Что в сердце снег хранить мы перестанем. *** День любви Дворцы её, не зная ничего, Так презирают этот скромный дом, Но милая мечтает лишь о нём. Лишь здесь любви творится волшебство: Пока, противясь действию его, Бегут часы, сбиваясь в тёмный ком, Часы любви в пространстве огневом Поют, и всё лучится оттого. Нисходит память к тонким уголкам Любимых губ и, пламенем сквозным Подхвачены, признанья дышат им. И мы то отдохнуть даём губам, Беседуя о прошлом, то молчим, Внимая позабытым голосам. *** Шествие Красоты Пульс утренней зари с неспешной сменой Созвучий; день, свернувшийся цветком; Май, нежно ожививший всё кругом; Июнь, прославлен песней вдохновенной; Счастливый миг в ладони у вселенной - Кто помнил их в том вихре огневом, Когда она, с блистающим лицом, По комнате прошла обыкновенной? Живой покров любви скрывал едва ли Её шаги - так лилия цветёт И проплывает лебедь-галиот. Отрада тем, кто всё грустней вздыхали, Расставшись с ней, и океан печали Тому, кто лишь слова о ней прочтёт. *** Тихий полдень Ладонь твоя росой окроплена, Раскрылся пальцев розовый бутон. В глазах покой. Луг светом испещрён. То пенится, то спит небес волна. Отсюда нам поляна вся видна, Калужниц жёлтых светел отворот, Купырь к стене боярышника льнёт. И, как в часах песочных, тишь плотна. Играет стрекоза на листьях трав, Лазурной нитью с облака упав, Откуда к нам слетел крылатый час. Мы этого певца к сердцам прижмём, Негромкого, любовным языком Друг в друге обессмертившего нас. *** Любовная нежность Волос её потоки, плеск ручьёв. Её ладони, как венок живой, Сомкнулись над твоею головой. В её губах и взорах нежный зов Любви, во вздохах робкий шёпот слов. Ласкал ей щёки, шею, веки твой Безумный рот, отдав им огневой Вкус губ её, где встречный дар готов. Что больше? То лишь, без чего могла Вся эта нежность обратиться в прах. Горенье сердца милой. Резкий взмах И ниспаденье тонкого крыла, Когда душа взлетает, как стрела, С другой душой теряясь в облаках. *** Пристань сердца Как девочка, порой меня обнять, Спастись от крыл тоски спешит она, Бормочет что-то странное, бледна, Заплакана, волос кусает прядь. И я, потрёпан жизнью, к ней опять Лечу напиться счастья допьяна. Любовь - непобедимая страна, Где зло не научилось выживать. Любовь, прохлада полдня, свет ночной, Даёт покой нам, оградив от смут Безумных дней, чей натиск вечно лют. Поёт, круглится лик её чудной, И водами, влекомыми луной, Ей вторят наши души и цветут. *** Гордость Юности Чужды печали детскому уму, В нём скорби по умершим не найдём, Дитя печётся только о живом, А мёртвое - зачем оно ему? Так Новая Любовь дана всему, Летит она с багряным ветерком, Не видя в упоении своём, Как Старая Любовь скользит во тьму. Меняясь, час прочерчивает круг. Калужницы рассветный перелив Нарушит мак, пунцов и горделив. И бусины воспоминаний вдруг Уронит Юность из надменных рук, Навек перебирать их завершив. *** Охвачен восторгом Любимая, великолепна ты! Меня целуешь робко, как впервой. Глаза лучатся дымкой заревой. Слова струятся с вечной высоты, Подобно пенью голубя, чисты. Моя душа - в руке твоей живой, И над моею бедной головой Тепло руки, звучанье красоты. Как взгляд мой беден, как скучны слова! Вокруг меня ты замыкаешь круг, И гасну я, и возникаю вдруг, Преображённый лаской божества. Да, речь моя - потуги нищеты. Я лишь кричу: великолепна ты! *** Пределы сердца Порою облик твой почти несносен, Так полон он значенья всех вещей. Как чудо, что не видел глаз ничей, Как выпитая солнцем неба просинь. Твой рот и молчалив, и звуконосен. Освобождая ум от мелочей, Струится взгляда огненный ручей, Вся жизнь там, и весна её, и осень. Любовь сильна: с ней делишь власть не ты ли? Любовь тебя ведёт, и оттого Осядет пылью ночи колдовство. Любовь твои глаза хранит от пыли, С улыбкой ставя мир, как розу или Перчатку, против сердца твоего. *** Свет души Кого так полюбил бы на земле я? Когда любовь достигнет полноты? Утихла страсть, исполнились мечты, Но, как заря рождается, смелея, Пока черна глубокая аллея, Уже дрожишь и воскресаешь ты, И тянутся из рук Любви мосты, Росою свежевыпавшей алея. Стремится путник радостно вперёд При свете дня, затем глубокой ночью Огонь созвездий видит он воочью, А после - восхитительный восход. Так блещет и душе моей в ответ Любви безмерной переменный свет. *** Поздний огонь Любимая, нам в этот вечер летний Все вещи, как и днём, принадлежат. Мы видим синевеющий закат И солнце, что мерцает незаметней. Так вольно дышит грудь, и боли нет в ней, Любовь нас оградила от утрат. Давай уснём, пусть горести молчат, Нас возвращая радости последней. Придёт зима. Я знаю, грустно это. Не будет на деревьях ни листка, Повсюду снег, молчанье и тоска. Но день прошедший был влюблённым в лето, И наше счастье только им согрето, Любовь же и свободна, и кротка. *** Персей и Андромеда (стихотворение к картине "Мёртвая голова") Персей спас Андромеду. Много дней Горгоны лик хотелось видеть ей: К ручью её подвёл он, и жена Увидела, как там отражена Смерть, давшая ей жизнь. Да не узнают Глаза вещей запретных - пусть спасают, Не только губят: хватит и тебе Их отраженья на твоей судьбе. *** Чтобы Троянским башням пылать, Нетленный высветив лик, Хоть в стену врасти, но не смути Шорохом - этот миг. Скорее девочка, чем жена, - Пока никто не войдет, Она шлифует, юбкой шурша, Походку и поворот. И как водомерка над глубиной, Скользит ее мысль в молчании.

Ответов - 1

Linea alba: Хочу напомнить в этой теме об одном из поэтов, стихи которого мне очень дороги. Я имею в виду Сашу Черного. ОБСТАНОВОЧКА Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом, Жена на локоны взяла последний рубль, Супруг, убитый лавочкой и флюсом, Подсчитывает месячную убыль. Кряхтят на счетах жалкие копейки: Покупка зонтика и дров пробила брешь, А розовый капот из бумазейки Бросает в пот склонившуюся плешь. Над самой головой насвистывает чижик (Хоть птичка божия не кушала с утра), На блюдце киснет одинокий рыжик, Но водка выпита до капельки вчера. Дочурка под кроватью ставит кошке клизму, В наплыве счастья полуоткрывши рот, И кошка, мрачному предавшись пессимизму, Трагичным голосом взволнованно орет. Безбровая сестра в облезлой кацавейке Насилует простуженный рояль, А за стеной жиличка-белошвейка Поет романс: "Пойми мою печаль" Как не понять? В столовой тараканы, Оставя черствый хлеб, задумались слегка, В буфете дребезжат сочувственно стаканы, И сырость капает слезами с потолка. ПОШЛОСТЬ (Пастель) Лиловый лиф и желтый бант у бюста, Безглазые глаза - как два пупка. Чужие локоны к вискам прилипли густо И маслянисто свесились бока. Сто слов, навитых в черепе на ролик, Замусленную всеми ерунду, - Она, как четки набожный католик, Перебирает вечно на ходу. В ее салонах - все, толпою смелой, Содравши шкуру с девственных идей, Хватают лапами бесчувственное тело И рьяно ржут, как стадо лошадей. Там говорят, что вздорожали яйца И что комета стала над Невой, - Любуясь, как каминные китайцы Кивают в такт, под граммофонный вой, Сама мадам наклонна к идеалам: Законную двуспальную кровать Под стеганым атласным одеялом Она всегда умела охранять. Но, нос суя любовно и сурово В случайный хлам бесштемпельных «грехов», Она читает вечером Баркова И с кучером храпит до петухов. Поет. Рисует акварелью розы. Следит, дрожа, за модой всех сортов, Копя остроты, слухи, фразы, позы И растлевая музу и любовь. На каждый шаг — расхожий катехизис, Прин-ци-пи-аль-но носит бандажи, Некстати поминает слово «кризис» И томно тяготеет к глупой лжи. В тщеславном, нестерпимо остром зуде Всегда смешна, себе самой в ущерб, И даже на интимнейшей посуде Имеет родовой дворянский герб. Она в родстве и дружбе неизменной С бездарностью, нахальством, пустяком. Знакома с лестью, пафосом, изменой И, кажется, в амурах с дураком... Ее не знают, к счастью, только... Кто же? Конечно - дети, звери и народ. Одни - когда со взрослыми не схожи, А те - когда подальше от господ. Портрет готов. Карандаши бросая, Прошу за грубость мне не делать сцен: Когда свинью рисуешь у сарая - На полотне не выйдет belle Hélène. ПОД СУРДИНКУ Хочу отдохнуть от сатиры... У лиры моей Есть тихо дрожащие, легкие звуки. Усталые руки На умные струны кладу, Пою и в такт головою киваю... Хочу быть незлобным ягненком, Ребенком, Которого взрослые люди дразнили и злили, А жизнь за чьи-то чужие грехи Лишила третьего блюда. Васильевский остров прекрасен, Как жаба в манжетах. Отсюда, с балконца, Омытый потоками солнца, Он весел, и грязен, и ясен, Как старый маркёр. Над ним углубленная просинь Зовет, и поет, и дрожит... Задумчиво осень Последние листья желтит, Срывает, Бросает под ноги людей на панель... А в сердце не молкнет свирель: Весна опять возвратится! О зимняя спячка медведя, Сосущего пальчики лап! Твой девственный храп Желанней лобзаний прекраснейшей леди. Как молью изъеден я сплином... Посыпьте меня нафталином, Сложите в сундук и поставьте меня на чердак, Пока не наступит весна.



полная версия страницы