Форум » Дневники персонажей » Аргус Филч: со шваброю в рукою, с тряпкою в другою, с веселою улыбкой на усте. » Ответить
Аргус Филч: со шваброю в рукою, с тряпкою в другою, с веселою улыбкой на усте.
PostScriptum: Мама, не смотри на меня так. В чем дело, мама? Да, я вечно небритый, нечесаный и немытый. Зато я похож на Джо Кокера. И не надо плакать, мама. Мама, не надо плакать, это тебе не поможет. Из аврората сегодня прислали ответ: я негоден. Я сквиб, а не гей с плоскостопием, мама. Почему аристократы считают, что первое хуже? У меня все в порядке с ногами и всем остальным. Я не могу смотреть, как стыд гнетет тебя, мама, Всякий раз, когда звучит мое имя. Я ухожу из дома на улицы Лондона, мама. Я оставляю усадьбу и прочь ухожу в пампасы. Я объявляю войну снобизму и всей прочей хрени, Волшебной палочки нет, зато есть губная гармошка. Я слабаю вам блюз - спрячьте глубже свои галеоны. Я слабаю вам блюз - запирайте своих дочерей.
Ответов - 38, стр:
1 2 All
PostScriptum: Горький дым и запах гари кривого Косого переулка (хороша игра слов). Тени здесь кажутся живыми - столько злодеев укрывается в них, дожидаясь своего часа. Тем не менее здесь их куда меньше, чем на любом из министерских торжественных приемов. Хотел бы я посмотреть, как скукожился гобелен с нашим родовым древом, узнв, как наследник династии чудно вписывается в местную атмосферу. О да, мама, кому-то суждено быть корнями генеалогического древа, я же буду его дуплом. Хохочу гомерически.
PostScriptum: Болтался по Косому переулку до утра. Пробовал играть за деньги – был бит ногами и палками местных гопников. Я пострадал за идею – опыт ценный, но несколько болезненный. А вот в героическом эпосе про Годрика Гриффиндора ничего не было написано о том, что, когда дракон ударил Годрика хвостом по спине, то у того (у мага, не дракона!) потом болели почки. Может, дело в том, что магические почки болят меньше, а может, и в том, что во времена Годрика были только драконы. А гопников не было. И ни Годрик, ни драконы понятия не имели о том, как надо бить по почкам. В книжках бы поискать. Хотя кто меня с таким лицом в библиотеку пустит? С другой стороны, авроры не узнают. А то на каждом углу понавешали: пропал-де мальчик, волосы русые, глаза добрые. Надо же, ищут… даже приятно как-то. Кстати, для окончательной конспирации надо бы придумать новое имя: глупо будет, если меня за ручку приволокут домой авроры. Как будто на экскурсии в зоопарке потерялся. Итак себя на шесть лет чувствую – без денег-то. (И не потерялся я тогда в зоопарке, а туалет искал. Только нашел укромный вольер, а они как налетели…) Все, с именем все решено. Отныне меня зовут Аргус Филч. P.S. Деньги закончились еще вчера. Жутко хочется есть. Нашел кошку.
Люциус А. Малфой:
PostScriptum: Люциус А. Малфой благодарю! что ж, продолжим!
PostScriptum: Я не понимаю. Я отказываюсь понимать, как сделать так, чтобы из шерстяного животного получилось мясное блюдо! Все издержки аристократического воспитания. Кошку оставил. Долго думал, как назвать. Как выяснилось, отзывается на любое имя. Назвал Каштанкой. Решил отправиться в маггловский мир. Там к музыке относятся приличнее. Долго караулил, чтобы прошмыгнуть вслед за тем, кто откроет стену. Когда надоело ждать – перелез. Ах, этот маггловский мир! Ах, какие приталенные и укороченные мантии носят маггловские женщины! Где уж угнаться нашим пуританским нравам. Теперь понятно, почему большая часть аристократов не годна в аврорат: с такими-то мешками вместо одежды на женщинах. Но, будет о женщинах. Не успел я оглядеться в маггловском Лондоне, как увидел прислонившегося к стене щуплого потрепанного мальчишку. Вернее, сначала я услышал: Граждане, купите папиросы! Подходи, пехота и матросы! Подходите, пожалейте, Сироту меня согрейте! Посмотрите, ноги мои босы. Я не смог удержаться, подошел, сел рядом на тротуар и начал подыгрывать на губной гармошке. Паренек нисколько не смутился. Сняв с головы шляпу, он положил ее перед собой на тротуар. Таким образом мы провыступали до вечера. Попели Боба Дилана, Рэя Чарльза, Армстронга. Даже три раза – БГ. Зовут мальчишку Томом. Толковый парень, но какой-то странный. Весь день украдкой косился на Каштанку, а потом, как-то странно улыбаясь, вкрадчиво поинтересовался, можно ли ему взять в приют кошку поиграться. Каштанка хрипло мяукнула, очевидно, давая мне понять, что у нее на сей счет нехорошие предчувствия. Я был с ней частично согласен, а потому сказал Тому, что кошки детям не игрушки, и отвесил назидательный подзатыльник. Том обиженно засопел и зло посмотрел на меня исподлобья. Каштанка мяукнула еще раз. Но нехорошие предчувствия ощутил даже я. Назревающий конфликт быстро разрешили: мне как совершеннолетнему, в отличие от Тома, отпускают спиртные напитки. Купили Каштанке желтого полосатика. Надрались виски с содовой. Оставшиеся деньги (удивительная история: что-то еще и осталось) честно поделили поровну. Тому сорок центов, мне – два доллара. Как музыкальному менеджеру. Том опять смотрел на меня угрюмо и зло. Но я был пьян, как самый последний портовый черт. Впрочем, Том тоже. Поэтому несправедливость была тут же забыта. Договорились, что завтра на этом же месте встретимся и еще поработаем. У стены, загораживающей вход в Косой переулок, долго сидел в ожидании кого-нибудь, кто ее отодвинет. Почти заснул, но вдруг в тупик ворвалась группа ребят и принялась кого-то ожесточенно бить ногами и палками. И тут гопники. Как по волшебству перелез через стену. Хорошо скаламбурил – ничего не скажешь. В какой-то дыре снял себе комнату с видом на помойку. Хорошо, что в Косом переулке не придираются к валюте и принимают любую. P.S. Я вот подумал, это мне спьяну показалось, или я в самом деле понимаю язык кошек? Сказал Каштанке, чтобы к утру постирала носки и вычистила куртку. Вот и проверим.
PostScriptum: Проснулся поздним утром. Очень поздним утром. Голова болела так, будто всю ночь, пока я спал, стадо орков соревновалось, кто громче на нее с разбегу сядет. Видимо, запах от меня исходил соответствующий, т.к. Каштанка с видом вымученного почтения сидела в форточке и проветривалась. На спинке стула перед окном висела вычищенная куртка. На самом же стуле лежали носки. Очуметь. Первый раз за последние два года они мои носки лежали потому, что они чистые, а не потому, что их положили, а не поставили. Волшебная кошка. С ума сойти. С Томом встретились, как и договаривались. Тот поначалу дурачился в своей странной угрюмо-фанатичной манере: несколько раз сетовал на то, что у него, в отличие от меня, нет музыкального инструмента и что было бы неплохо засунуть в коробку Каштанку, высунуть хвост наружу и за оный вертеть для извлечения музыкальных звуков. Удивился, что я не знаю об этом межнациональном музыкальном инструменте. Поинтересовался, не падал ли я с дуба. Впрочем, Каштанку он так и не получил. А получил увесистый подзатыльник, за что намеренно не попадал ни в одну ноту в течение дня. Так родился панк-рок. (Но мировая маггловская общественность узнает об этом едва ли). Еще пару раз мимо нас проходил здоровенный мужик с рыжей бородой до колена. Борода была занятно переплетена косичками. Возможно, местное население обращало на него внимание исключительно как на очередного из племени детей цветов, но я сразу понял, что он из наших. Надо признать, хорошо маскируется. А то наши авроры постоянно как ни нарядятся на вылазку в маггловский мир, так без слез смотреть нельзя: ни дать, ни взять бродячий гей-парад, честное слово. Хотя и этот, рыжий, тоже был не без недочетов маскировки. Но вполне сносно. Все-таки жаль, что меня не взяли в авроры. Надо сказать, меня заставил понервничать этот рыжий. Мучаюсь мыслью, не ко мне ли матушка подрядила этого орла? Взгляд его хоть и был беглым, но вместе с тем достаточно заинтересованным. Похоже, он нас запомнил. А может, это у меня просто нервическое и он на самом деле обыкновенный хиппи. Может, он нам хочет предложить в группу вступить. Или гастроли. Или мы с Томом заняли его место работы на улице и завтра, несмотря на все пацифистские теории, будем мастерски биты. Черт его знает. Видимо, сегодня нам люди кидали деньги за то, чтобы мы перестали изводить их нервы. Иначе как объяснить такое количество денег за такую скверную работу? Впрочем, это уже неважно. Вырученные деньги решили потратить культурно. Сходили в кино. Господи. Видел Элвиса Пресли. Денег осталось много. Больше, чем нужно двум подросткам, не умеющим видеть дальше завтрашнего дня. Том уверил меня в своем желании умереть молодым и упросил купить ему спиртного. Позднее Том уверял меня в том, что, когда вырастет, непременно добьется мирового господства. Я спросил его, что он будет делать потом. Том смотрел на меня, как на идиота, не понимающего элементарных вещей. Потом сделал большой глоток той сомнительной ерунды, которую я ему купил, и, едва ею не подавившись, откашлялся и ответил просто и лаконично: "Поубиваю к чертовой матери". Признаться, я почувствовал себя так, будто это я только что едва не захлебнулся в тормозной жидкости (или что там плескалось в бутылке). Все-таки сложно вести трезвый разговор с пьяным собеседником. Допивши свою гадость, Том потребовал выдать мне Каштанку, дабы привязать к ней пустую бутылку и послушать, как она будет громыхать. Я разозлился и сказал, что кошка волшебная и послал его к черту. Том икнул и сказал, что до достижения мирового господства у него еще есть время, чтобы подумать, изничтожить меня впоследствии за наглость или приблизить за смелость. Слово "волшебная" его нисколько не удивило. Странно, он не похож на наших. Странно. А может, я просто параноик. Распрощались на том же перекрестке. Том поковылял к приюту, я – к своей стене. На этот раз я не стал ждать, когда ее отодвинет случайный прохожий или когда очередная компания уличных героев придаст мне спортивного интереса для взятия барьера с места. Я попросил Каштанку открыть дверь. Кошачий черт. Она сделала это. Подошла, мяукнула, потерлась носом – дверь открылась. Вот тебе и дерни за веревочку. На этот раз никаких указаний Каштанке раздавать не стал (по земле меня сегодня не валяли, да и носки еще не успели затвердеть), а просто купил ей какой-то кошачьей радости в круглосуточной лавке. Долго думал, что купить себе. Никак не мог выбрать: магические полуфабрикаты (немагического вида и не первой свежести) или пакетик шоколадных сладостей, очевидно, смотревший с витрины еще на самого Салазара Слизерина так, как сейчас на меня. Издержки аристократической диеты, черт бы их побрал. В конце концов, себе тоже взял кошачьей радости в банке. По дороге сорвал со столба объявление о моей пропаже – будет во что завернуть остатки от ужина. P.S. Кстати, этот странный музыкальный инструмент с кошкой называется шарманка. Надо будет запомнить. Заменю кошку на мандрагору и отправлю на день рождения папеньке.
Нарцисса Малфой: Извините за оффтоп, но великолепно... Панк-рок - это просто что-то из ряда вон))))
PostScriptum: Нарцисса Малфой спасибо! то ли еще будет%) впрочем, иногда буду стараться придерживаться серьезной линии, дабы не было откровенной клоунады)
PostScriptum: Проснулся рано. Чуткие летние сумерки еще не были тронуты преддверием рассвета. Прохладно и хорошо. Люблю август. Свертка с мусором после вчерашнего ужина нигде не было видно. Судя по тому, что нигде не ощущалось и запаха, то его честно вынесли прочь. Вместо привычных серых ботинок рядом с кроватью нашел черные туфли. Сначала подумал-было, что это нелепая шутка кого-нибудь из постояльцев, но, присмотревшись внимательнее, понял, что это по-прежнему моя обувь, просто вымытая и начищенная. Каштанка все-таки больше, чем волшебная кошка. Пользуясь ранним часом, наведался в общую ванную в конце коридора. Никакой очереди из странствующих дам, не потрудившихся на время скитаний оставить привычку набривать ноги в стенах родной ванной комнаты. Все-таки в раннем пробуждении есть свои плюсы. И свои минусы. Как то: первые двадцать литров ржавой воды; потом еще сорок литров холодной из горячего крана; спящие на дне самогреющейся ванной мыши; возможность убиться, наступив на забытый на полу кусок мыла. Хотя нет, последний пункт актуален для каждого смертного в любой момент жизни. Когда я вернулся в комнату, за окном было все также прозрачно-темно. Почему-то вспомнился дом и что-то такое из детства. Если судить по ощущениям, тот период, пока родители еще не знали, что их драгоценный сын сквибб. Да и черт с ними всеми. Открыл окно нараспашку, сел на пол у стены. Достал гармошку. Играл "strangers in the night". Наверное, раза три или четыре подряд, не переставая. Каштанка сидела рядом и смотрела в окно. Когда я вышел на пятый круг бессмертного творения Синатры, в стену весьма раздраженно заколотили. Наверное, стулом или чем-то в этом роде. Вспомнил, что сейчас, должно быть, часов шесть утра и люди, скорее всего, спят. Убрал гармошку в сумку, посадил Каштанку на плечо и отправился гулять. Еще на втором повторе "странников…" я почувствовал, что сегодня что-то произойдет. Что-то очень важное. Причем, важное настолько, что смысл всего я пойму только спустя годы. И пока я шел по тихому, уже просеянному рассветом Лондону, чувство это все увеличивалось. Как будто каждый шаг приближал меня к этому самому событию. Наверное, я все-таки чертов невротик. Т.к. ничего фатального в кафе произойти не может. А именно я и направлялся. Потому что у каждого музыканта помимо тяжелого похмельного утра, хотя бы раз в месяц должно быть одно нормальное человеческое пробуждение с последующим нормальным человеческим завтраком в какой-нибудь второсортной кофейне, чайной и в тому подобных заведениях. Т.к. для того, чтобы творить для людей, надо хотя бы время от времени жить по-человечески и вести себя по-человечески. Все-таки искусство сколь угодно долго цедить кофе из крохотной чашечки мне пока неподвластно. Напиток закончился через два глотка, прилагавшаяся к нему выпечка – после второго укуса. Отбросил к черту все эти поэтические бредни и заказал себе макароны по-флотски. В конце концов, я не гимназистка, чтобы наедаться кофе и круассаном. Каштанка сидела около меня на столе. Со своим завтраком она справилась так же быстро, как и я – с первым отделением своей трапезы. Каштанка молча смотрела, как я вылавливаю мясо из макарон. Каштанка не попрошайничала. Уличная кошка, которая не попрошайничает. С ума сойти. Я внимательно посмотрел на кошку и первый раз задумался о том, а уличная она ли? Может, у нее хозяева есть. Словно поняв, о чем я думаю, Каштанка отвернулась. Наверное, ее хозяева переживают. Я бы тоже переживал. Кому не нужна кошка, которая стирает носки и выносит мусор? Я долго еще ковырял макароны вилкой и смотрел в окно на редких утренних прохожих. Через некоторое время их количество и скорость перемещения удвоились. Сначала удивился было тому, что чуть ли не каждый второй взрослый куда-то спешно тащит за собой ребенка. Потом вспомнил о том, что лето вот-вот кончится и всех этих детей, должно быть, собирают в школу. Хогвартс. Я ведь никогда не был там. Интересно все-таки, что это за место. А потом на меня нашло, и я начал царапать на салфетках аккорды. Макароны остыли, отчего сделались совершенно гадкими и непригодными к употреблению внутрь. Ел я их медленно, а потому у меня было время измарать содержимое всей салфетницы. (Ха! кажется, я, наконец, раскрыл этот чертов секрет неспешного приема пищи в закусочных: достаточно просто подождать, пока она остынет и перестанет лезть тебе в горло). Позже, пока я увлеченно разглядывал улицу, учтивая официантка, тихая, как аврор-разведчик, унесла вместе с лишней посудой и все салфетки. Вот и давай потом таким на чай. Разозлился не на шутку. А потом Каштанка будто невзначай поднялась размять кости. Под ее животом обнаружилась салфетка со словами и аккордами. Мой старый добрый Лондон, Хромой простуженный британец В тягучей Темзе отражен ты Так, будто тут ты иностранец. Мой старый хмурый город, Безумный шляпник под мостом От рожденья не был молод, Оставив солнце воде за бортом. Мой старый странный оплот, Все ищешь своего Шекспира в ночь. Грошовое лунное серебро Прольет в стакан янтарный скотч. Мой старый забытый дом, Простужены улицы сквозняками. Я вижу свое лицо, Я нить в этой каменной ткани. Я очень долго и внимательно смотрел кошке в глаза. Наверное, персонал кафе решил, что я буйно помешанный, и счел благоразумным никак не показывать своего присутствия. В общем-то, мне было не до них. Ощущение странности всего происходящего усиливалось с каждой секундой. Как оказалось, кошек я понимаю куда хуже, чем они меня, т.к. никакого внятного объяснения своим душевным метаниям я от Каштанки так и не добился. В результате пришел к выводу, что самое время навестить маггловскую часть Лондона и отвлечься от всей этой тарабарщины. С Томом работали без происшествий. Он даже вел себя на удивление нормально. Видимо, не я один сегодня с утра себе на голову наступил. Песню Тому не показал. Почему-то не захотелось. Под вечер мимо нас опять прошел этот рыжий мужик. Он выглядел весьма довольным собой. Как обычно выглядят люди, которым представилась возможность сделать сразу два дела. Помнится, дед однажды позабавил свет тем, что, когда умер отец его жены, то он сразу же сделал заказ на вторую могилу. Для тещи. Мол, за двойной заказ денег возьмут меньше. Кладбище, правда, было фамильным и об оплате за место для могил не было и речи, но дед не стал вдаваться в объяснение этого досадного недочета. Вот и с этим рыжим так же. Разошлись с Томом на привычном перекрестке. Когда я оказался у стены и уже думал, что этот странный день наконец заканчивается и все мои ощущения – лишь бред, вызванный, возможно, несвежим мясом в макаронах, как меня настигли шаги. Я обернулся и увидел, что позади стоит все тот же с рыжей бородой. Не говоря ни слова, он прошел вперед и, достав из широкого рукава рубахи волшебную палочку, сам открыл стену. Понимая, что этот тип явно по мою душу и что мне теперь никуда не убежать, я покорно поплелся следом, по дороге живо представляя себе самодовольный лик моего драгоценного батюшки, узнавшего о том, как его недотепу-сына в конце концов поймали и теперь доставляют домой в лучшем виде. Вопреки всем моим ожиданиям, конечным пунктом нашего путешествия оказался шумный бар. Гомон стоял такой, что даже за самыми дальними столиками трудно было расслышать собственные мысли. Как только мы сели и я посмотрел на своего конвоира, то тут же оторопел. Внешность его, теперь не корректируемая специальными заклинаниями, изменилась не сильно, но, очевидно, здесь не обошлось без чар неузнавания. Иначе, как объяснить тот факт, что я три дня подряд смотрел на Альбуса Дамблдора и три дня подряд не мог понять, кто это. Дамблдор сказал что-то о том, как удивительно иногда складываются обстоятельства и самые разные вещи, которые ты ищешь, порой оказываются в одном и том же месте. Во второй раз за этот вечер я вспомнил своего ушлого деда. А Дамблдор тем временем взял Каштанку, по-прежнему сидевшую у меня на плече и странно притихшую. Потом Дамблдор сделал то, что никак не могло уложиться в моей голове. Он предложил мне работу в Хогвартсе. То есть, не мне как аристократическому отпрыску, а мне как Аргусу Филчу. Я начал было отказываться, но он резко оборвал меня и сказал, что присмотрит за Томом. Странно, Том совершенно вылетел у меня из головы, но почему-то маг посчитал важным упомянуть о нем. Важным для меня или все-таки для себя? Кажется, я становлюсь наглядным пособием хваленых интриг Альбуса Дамблдора. Зато внуком будет, о чем рассказать. Если доживу. Под конец нашей странной беседы Дамблдор выдал мне так называемый аванс, чтобы я мог купить приличествую школьному дворецкому одежду. Так же он сделал акцент на то, что, если я захочу, то могу купить себе также и какое-нибудь магическое животное. Например, кошку. Приплыли. Действительно, глупо было предполагать, что он взял Каштанку для погладить. Все-таки у нее есть другие хозяева. Почему-то стало обидно. Из бара мы вышли, когда уже было далеко за полночь. Уже попрощавшись, Дамблдор все-таки остановился и, покопавшись в карманах мантии (и куда делся прежний наряд?), протянул мне пузырек. Сказал, что мне еще нужно поработать с внешностью. И в самом деле. Боги горшки не обжигают. Аристократы привратниками не работают. Сумасшедший день. P.S. Хорошо же я буду выглядеть в Хогвартсе. Великовозрастный дурак, как превогодок удивленно разевающий рот на каждую диковинку. Было бы здорово отсылать открытки с такими вот моими физиономиями домой по праздникам. Или лучше сразу в униформе работника Макдональдса. А, к черту, подумаю об этом завтра.
Эльжбета: PostScriptum Просто... замечательно! Отдельно ничего сказать не могу, слишком много... И все в целом! И юмор, и это... слов нету.
PostScriptum: Эльжбета спасибо) приятно, что пласты монолитного текста не отпугивают:)
PostScriptum: Снова проснулся на рассвете. В память о Каштанке помыл голову и выстирал носки. Ощущение чистоты едва не подтолкнуло меня сделать подобный утренний моцион доброй традицией, но тут я вспомнил, что на сегодня запланирована целая куча дел. А у меня носки сырые. Возведение добрых традиций решил отложить на неопределенное время, а пока, пользуясь безлюдностью коридора, стащил из ванной комнаты заляпанный, скверно обрезанный кусок зеркала и, водрузив его на тумбочке, принялся разглядывать свою физиономию. Не сказать, что я питаю к ней какие-либо нежные чувства, просто вдруг мне подумалось: мало ли, как и сколько действует та гадость, которую мне давеча вручил Дамблдор. Отчего-то показалось невредным напоследок хотя бы вспомнить в деталях, как я на самом деле выгляжу. Мало ли, вдруг зачем пригодится. Вдоволь налюбовавшись на свое отражение, достал из сумки тот самый флакон. На желтоватой этикетке от руки убористым почерком любезно извещалось о том, что соержимое восполнится само, если оставить на дне хотя бы каплю; а так же сообщался способ применения. Намазать на причинное место. На минуту задумался, припоминая, есть ли на мне еще какие-нибудь причинные места, требующие изменения. Ни фамильных родинок, ни шрамов, ни татуировок. Хоть бы какая переводная картинка из детства не смылась. Но нет – никаких опознавательных знаков, даром что чистокровный волшебник. Закончив сокрушаться по этому поводу, начал наносить содержимое флакона на лицо. К тому времени, как зелье впиталось, из глубины зеркала на меня смотрел уже другой человек. Не сказать, что я сильно изменился, но сочетание залысины, седых косм и обвисшего подбородка, обросшего сероватой щетиной, накладывают на внешность определенный отпечаток неузнаваемости. Мило. Увидел себя шестидесятилетней развалиной. Выдают разве что глаза. Но это уже дело привычки. До обеда, приноравливаясь к своему новому образу, ходил кругами по комнате. Оказалось не так сложно. Видимо, я все-таки родился уже старой потрепанной развалиной. Не оставляя более сутулой осанки и ненавязчиво подволакивая нону (не забыть: левую ногу. левую!) доковылял до приличной части магического Лондона. Кажется, доковылял весьма натурально и убедительно. По крайне мере, смотрели на меня, как на выжившего из ума старика, а не на дурачащегося школьника. Купил себе две новых темно-серых мантии, одну на осень, другую на зиму. Пару рубашек и прочее барахло. Проходя мимо магазина волшебных животных, вспомнил слова Дамблдора. Купил себе кошку. Назвал миссис Норрис. Предательства по отношению к Каштанке не чувствую. Да и с чего бы. У нее, в конце концов, свои хозяева. И кормят ее, наверняка, не кошачьей радостью из соплохвостов. Прежде чем окончательно отправиться в Хогвартс, решил напоследок заглянуть в маггловский Лондон. Вряд ли теперь у меня будет время, чтобы болтаться там каждый день. Без Каштанки пришлось вспомнить свой прежний опыт хождения по стенам. У меня еще осталось несколько монет. По дороге к тому месту, где мы все время работали с Томом, я зашел в музыкальный магазин и купил губную гармошку. Мне почему-то сразу стало ясно, что использовать ее по назначению он никогда не будет. Но я не мог уйти просто так. Исчезнуть. А покупать ему ведро котят показалось неуместным. Даже несмотря на то, что это порадовало бы его куда больше. Но Том так и не пришел. Я сидел на тротуаре до самого вечера. Местные лавочники, привыкшие к нам за это время, как будто чего-то ожидали. Но у меня сегодня не было настроения для концертов. К тому же миссис Норрис, еще не привыкшая ко мне и вдобавок недовольная маггловским миром, то и дело запускала в мои плечи острые когти, прикрываясь тем, будто испугалась бегающих туда-сюда детей. В конце концов, я отдал гармошку запомнившему Тома продавцу хрусталя. Тот пообещал передать. Странно все-таки иногда спонтанно доверять людям. Пусть даже не самые ценные вещи. Хогвартс вызвал щенячий восторг. Хоть он и оказался не таким большим, как его старательно описывают. Все эти живые стены, двери, лестницы, купол, портреты… может, это из-за того, что я сквибб, но перед моими глазами явно встает не магия, а один сложный, тонко настроенный механизм, где каждая шестеренка не сделает ни одного оборота вне своей очереди. Пока вслушивался в свои лирические впечатления, пропустил мимо ушей размер своего оклада. Спрашивать у Дамблдора во второй раз показалось как-то неудобно, тем более что он, сославшись на поздний час, отправил меня обживаться и отложил подробности на завтра. Выделенные мне комнаты изумительно похожи на склеп. Думаю, что их не строили, а выдалбливали прямо из стен замка. P.S. Миссис Норрис пописала на сэра Николаса. Он же призрак. Как она это умудрилась, черт его знает…
Нарцисса Малфой: PostScriptum пишет: приятно, что пласты монолитного текста не отпугивают:) Отвечали не мне, но я бесцеремонно вклинюсь: жалобами на большой объём текста прикрываются, чтобы не обидеть автора, высказывая ему своё объективное мнение. Мы вам своё высказываем)
PostScriptum: Нарцисса Малфой спасибо) но - объективное мнение приветствуется всегда! постараюсь держать планку, но если вдруг что - не надо политкорректности, я не из обидчивых:)
PostScriptum: Сегодня Дамблдор знакомил с коллективом. Я совершенно отказываюсь понимать, каким образом старшекурсники умудряются посещать лекции, а не валяться сутки напролет в лазарете. С таким-то врачом. Ах, мисс Помфри… ах, Поппи… и куда смотрят семикурсники? Никак с Дамблдора пример берут (Надеюсь, старик не обидится, даже если вдруг когда-нибудь прочитает). Решено: каждые две недели буду подхватывать какую-нибудь смертельную простуду. Ах, мисс Помфри… я старый солдат и не знаю слов любви. Но могу слабать вам блюз. Улыбаюсь, как идиот. Интересно, она оценит предложение? Остаются последние дни до начала учебного года. Чтобы не выглядеть совсем уж полоумным в глазах золотой молодежи магической Англии, весь день ходил по замку с картой, надеясь запомнить все переходы. К тому же еще пригодится: сегодня директор поставил передо мной весьма любопытную задачу. Очевидно, на выявление у новоявленного персонала таких черт характера как политкорректность и исполнительность. Иначе как расценить приказ составить план Хогвартса для пожарной эвакуации так, чтобы он был максимально подробным, со всеми аварийными выходами, но вместе с тем, чтобы на нем не были заметными подозрительные белые пятна, скрывающие коридоры, по которым можно добраться к личным комнатам преподавателей. Я в восхищении. Помнится, в шесть лет я все порывался нарисовать дома на обоях карту Средиземья. Кто бы мог подумать, что через пятнадцать лет подвернется случай раскрыть в себе талант картографа. Хотя, определенно, все имеет свои плюсы. Пока шатался по коридорам, обнаружил несколько изумительных травматичных мест, сверзившись откуда, можно будет поваляться день-другой в лазарете. Также в мое ведение вверили домашних эльфов, отвечающих за уборку и порядок в замке. Ребята стояли строем и синхронно дрожали, как осиновые листья. Почему-то вспомнился бородатый анекдот про слоников. В приказном порядке попросил всех упасть и отжаться пятьдесят раз. И отжались ведь. Раздал ушастым новые тряпки. Домовики смотрели на меня с отчаянием и мольбой. Тогда я сказал им, чтобы не обольщались, так как это не подарки, а тряпки для уборки. Домовики так обрадовались, что тут же упали и отжались еще пятьдесят раз. Полагаю, случись гражданам из Женевской конвенции наблюдать такую картину, то уже к утру сплоченные руки мирных пикетчиков не оставили бы от Хогвартса и фундамента. Кажется, начинаю понимать всю необходимость чар ненахождения. Ознакомился с копией рабочего договора, который мне любезно принес один из домовых эльфов. (Я, конечно, не Наполеон, но надо бы запомнить хотя бы некоторых из них по именам. На случай, если придут пикетчики, у меня будет смягчающее обстоятельство и, может, мое мясо не отправят голодающим детям Африки). Как выяснилось, помимо мрачной кельи, в которой я буду обитать в течение года, мне полагается комната в Хогсмиде. Прямо скажем, не дом на Бейкер стрит, но тоже недурно. Обзавожусь землями, расширяю родовые землевладения, так сказать. Надо будет побеспокоиться о транспорте. Не пешком же мне до Хогсмида добираться. Я, в конце концов, старый больной человек. Ах ты ж, чертова матерь… только сейчас дошло, что официально я и есть старый больной человек. И зачем я такой старый и страшный буду нужен мисс Помфри? Так и вижу себя сиганувшим с астрономической башни, распивающим костерост и распевающим на весь лазарет "will you need me, will you feed me, when I’m sixty four?" Интересно, как скоро меня в Святого Мунго увезут? Вечером шутки ради нарисовал на каменной стене над кроватью первую полочку первого прожитого здесь дня. Потом как-то незаметно подползло подозрение, что Дамблдор меня сюда привел неспроста. Или это так проявляется желание быть нужным? Will you need me, will you feed me… да уж. P.S. Миссис Норрис подралась с гобеленом. Гобелен порвал ей ухо, она ему – героическую фигуру неизвестного рыцаря. Беспокойная какая кошка.
Эльжбета: PostScriptum пишет: пласты монолитного текста не отпугивают:) Признаюсь честно - отпугивают. Но я начала читать, и мне понравилось. А если уж я увлеклась, меня от книжки/фика/чего-нибудь еще клещами не оторвешь. Там, где Аргус купил миссис Норрис, до меня доперло - не кто такая Каштанка, но кем она вполне может быть... Ну я тормоз. Интересно, а я правильно догадалась?.. Не говорю, чтобы не раскрывать интригу другим. Жду продолжения:)
Нарцисса Малфой: Эльжбета пишет: Интересно, а я правильно догадалась? А у меня тоже есть догадка.) PostScriptum пишет: постараюсь держать планку Слушайте, Филч и Помфри - это замечательно!!!
Эльжбета: Да, кстати, а как же Филч и Пинс?
PostScriptum: А у меня тоже есть догадка.) Эльжбета, Нарцисса Малфой , вы, должно быть, не представляете, но и автор тоже кое-что подозревает. но об этом - тсс!! %)
PostScriptum: Утро выдалось просто восхитительным. Все-таки, готовый завтрак и вычищенная одежда могут подкупить практически любую депрессию, не то что легкое недосыпание. А может, дело в том, что я просто не был рожден, чтобы бежать. Едва не забыл перед выходом намазаться чудо-мазью от Дамблдора. Написал в ванной над зеркалом "Таких жертв красота не принимает". Так, в качестве напоминания. Принесший завтрак домовой эльф, поставив поднос на столик перед креслом, поклонился, упал и отжался. Какое, однако, я на них впечатление произвел. Хорошо хоть один раз, а не пятьдесят. В следующий раз надо будет ему сказать, чтобы не кланялся. Начал знакомство с младшим персоналом. Пожелал эльфу доброго утра, спросил, как его зовут. Тот снова кинулся отжиматься, умудряясь при этом рыдать от признательности и человеческого отношения. Когда я оторвал его от земли и повторил вопрос, у бедняги едва хватило дыхания ответить Сеймур. Вырвавшись из моих рук, Сеймур тут же исчез, не забыв напоследок блеснуть преданными собачьими глазами. Нет, я решительно не понимаю людей, одержимых властью над другими. Скучно же. Правда, и свои плюсы и самоотверженного подчинения есть. К примеру, завтрак оказался приготовленным на совесть. Это вам не кошачья еда, естественно. Правда, и у последней было свое очарование. Кочевая жизнь, отсутствие денег – умение вкушать взглядом через витрины бакалей… будет, что внукам рассказать. Хотя, на зарплату завхоза родственники к смертному одру не сбегаются. Вооружившись блокнотом и карандашом (и пусть сколько угодно цыкают зубом маги разной чистоты крови, но я, в отличие от них, не умею накладывать чары непроливания на чернильницу, а также заклинанием сводить чернильные пятна с одежды), отправился исследовать коридоры замка и делать первые заметки для плана. В процессе зашел к обнаруженным давеча рыцарским доспехам, у которых, очевидно, по недосмотру, осталось боевое оружие. Меч, конечно, уже безнадежно испорчен халтурной полировкой, но тем не менее все еще острый. Ребенок таким убиться в состоянии. Сделал пометку в блокноте, чтобы потом добавить в отчет для Дамблдора. Глубоко порезал мечом палец. А то как же. Сильная царапина ржавым предметом – так и гангрену схлопотать недолго. Производственная травма. Я просто обязан был зайти в медпункт. Я и зашел. Нет, если объективно, это ведь жестокое административное нарушение – выпускать двадцатитрехлетних докторов женского пола. Ладно еще общеобразовательная школа, но Академия Авроров… Все-таки у министерства здравоохранения странное чувство романтики. Хотя лично я не против. А если еще более объективно, то она старше меня. На целых два года. Так что с моей стороны – никакого этического криминала. У нее тонкие фарфоровые пальчики. Ах, как ловко они бинтовали мою (увы!) старую, но (да, да!) еще твердую руку. Надо будет и впредь настаивать на маггловских способах лечения ран. В самом деле, я же сквибб – вдруг у меня индивидуальная непереносимость магической медицины. Я еще не готов умирать на руках у любимой женщины. Сколько еще на свете нелюбленых женщин осталось! Я впечатлен. Чего, впрочем, не скажешь о Поппи. Но ничего, не все сразу. На обратной дороге из медпункта споткнулся (черт возьми, почти буквально) о Филиуса Флитвика. Профессор попросил меня помочь с подготовкой большого зала к праздничному вечеру. Мне, как ущербному, а потому негордому человеку, была доверена работа типа подай-принеси в те моменты, когда наложение особо кружевных чар не терпело параллельного применения простых заклинаний. Черт возьми, сквиббы-гастарбайтеры, оказывается, нынче ценятся дороже услужливых эльфов-домовиков. Невольно вспомнилась задачка по арифмантике для юных аристократов: сколько эльфов-домовиков нужно, чтобы вкрутить лампочку. А я, выходит, нужен в количестве один. Чувствую, с такими темпами вскорости моим самомнением можно будет подпирать купол большого зала. Поппи, торопись меня захомутать, пока я не стал высокомерным говнюком! Это сарказм был. Едва Флитвик успел поблагодарить меня за оказанную помощь (добрейшей души стариканом оказался, кстати) и удалиться по другим своим профессорским обязанностям, как из ниоткуда явился призрак и начал активно со мной знакомиться. В итоге оказались сорванными две портьеры, заляпан сажей самый верхний витраж, обломаны двадцать свечей в подсвечниках и еще пять – на люстре, оторваны от небесного купола два волшебных облака, одно из которых впоследствии было выжато на мягкие кресла за преподавательским столом, другое – не меня самого. Призрака зовут Пивз. Век не забуду. Тем более, в свете одной милой особенности. Кто бы мог подумать, что причиненный призраками беспорядок имеет одну чудную особенность: ликвидировать магическими способами его, как правило, нельзя. И магия домовиков тоже не всегда спасает. Значит, Дамблдор, нанимая меня, преследовал не более чем шкурные интересы заполучить уборщика остатков безудержного веселья местных полоумных недомертвых. А я уж было привык тешить свое самолюбие мыслью о том, что моя скромная персона стала невинной жертвой мифических интриг того-самого-Дамблдора. Чувствую, кроме таинства употребления на завтрак кошачьей еды мне все-таки нечего будет рассказывать внукам. Хотя, внуки у меня пока еще тоже под вопросом. Последствия памятной встречи с Пивзом ликвидировал почти весь оставшийся день. За это время трижды приходил Сеймур с гренками, соком, кофе и макаронами по-флотски (и как угадал, стервец?!), слезно извинялся и отчаянно бился головой о стремянку, сетуя о том, что не может мне помочь. Последний раз он сетовал так старательно, что я не удержался и рухнул со стремянки на пол. Я никогда не устану повторять, что во всем происходящем есть плюсы. Потому что очнулся я в лазарете. А она смотрела на меня с улыбкой. Сейчас-то я понимаю, что такая улыбка больше свойственна женщине, в сотый раз объясняющей глупому чаду, что засовывать голову в камин "как папа" и говорить туда "алё" можно не во всех случаях. Влюбленные женщины так не улыбаются. Впрочем, я бы глядя на себя, вообще не улыбался. Особенно, до того, как зелье против синяков, шишек и отеков закончило свое действие. С другой стороны мы весьма мило поговорили о Гибсоне. Правда, где-то в конце задушевной беседы выяснилось, что она имела в виду средневекового поэта магической Англии, а я – американскую компанию, производящую электрогитары. И я снова не устаю повторять, что все в мире происходит к лучшему! Потому что эта милая девушка тоже интересуется музыкой. Правда, она не знает, что такое джаз и блюз, но – я-то знаю! Не без оснований полагаю, что лицо мое приобрело человеческий рельеф не столько из-за зелий, сколько из-за проявленного мисс Помфри интереса к современной музыке. К тому времени, как меня уже выпустили из лазарета, порядок в большом зале был наведен. Флитвик учтиво проконтролировал, чтобы Пивз сам прибрал за собой. Впрочем, меня профессор также учтиво предупредил о том, что подобным он занимается в последний раз, т.к. он не обязан всякий раз, когда завхоз падает с лестницы, нарушать субординацию. Эх, снобизм все же не чужд даже самым интеллигентным волшебникам. Снобизм когда-нибудь сожрет эту прекрасную страну, черт подери. Впрочем, несмотря на первый выговор, в свои комнаты я шел, не чуя дороги. Порхал по воздуху. Что, надо сказать, едва не закончилось для меня вторым сотрясением мозга за день. Чертовы летающие лестницы. Едва зацепился за пол. Зато представляю, как трещала по швам моя конспирация, пока горбатый хромой старик с юношеской легкостью подтягивался на руках, вскакивал на ноги и все той же летящей походкой скакал обходными путями. Ведь никто не видел? Надо будет поработать над самоконтролем. В ванной над зеркалом, ниже уже имеющейся надписи, дописал: "Таких не берут в космонавты". Для самоконтроля. P.S. Под вечер, когда я уже почти лег спать, ко мне постучался еще один местный призрак, Сэр Николас, и, зевая и извиняясь за ранний визит, пожаловался мне на то, что миссис Норрис съела всю призрачную еду, приготовленную к смертинам его дамы сердца. Извинился. Поздравил со смертинами. Вежливо отклонил приглашение, ссылаясь на хлопоты. В качестве моральной компенсации отдал Николасу молоко, оставленное утром в моей комнате Сеймуром. Только потом вспомнил, какую именно еду используют призраки для своих праздников. Черт, надо чаще кормить кошку. Если она начнет есть детей, к жалованью мне не прибавят.
Нарцисса Малфой: Слов у меня нет: одни смайлики!))
PostScriptum: Нарцисса Малфой о, благодарю! у меня, как всегда, слов и букв в избытке)
PostScriptum: Я родился в понедельник, поэтому всегда считал теорию о недобрых чарах, окружающих этот день недели, исключительно плодом человеческого нежелания работать. Поэтому меня нисколько не смутил и не насторожил тот факт, что началу этого учебного года суждено было случиться именно в этот день недели. Не задалось все с самого утра, когда, спросонья нашаривая ногой куда-то запропастившийся правый тапок, я случайно наступил на миссис Норрис. Окончательно пробудились мы одновременно. Причем животное так отчаянно орало свои кошачьи ругательства, топорщило шерсть и вздыбливало спину, что зашедший в этот миг Сеймур с завтраком на подносе недолго думая решил, что на меня напал боггарт и "доброго сэра Аргуса Филча" нужно безотлагательно спасать. Как оказалось, безотлагательно в самом прямом смысле этого слова: не откладывая поднос с завтраком. Как позднее выяснилось, именно с помощью подноса, точнее, его содержимого меня и спасали от примерещившегося боггарта. Сдержанно, стараясь не впадать в пылкие эпитеты, я поблагодарил Сеймура за оказанную первую помощь и отправился в ванную смывать с себя последствия спасательной операции. Конечно, эльфы безропотно отстирают с моей ночной рубахи пятна кофе и сока. Но вот овсянка в волосах взывает не к самым приятным ощущениям. Не говоря уже о том, что это была свежесваренная, еще горячая овсянка. Если судить по запаху, то неизвестная эльфийская женщина заботливо покрошила туда несколько долек яблока. Никогда не любил овсянку. В ванной натолкнулся на собственное, сдобренное кашей отражение. Прочитал написанное над зеркалом. Впервые задумался над тем, что было бы неплохо успевать делать примочки на лицо до того, как является эльф с завтраком. Страшно представить, что случится, не успей я вовремя. Сеймур примет меня за вора. Смерть от удара молочником в висок всегда казалась мне излишне пошлой и крайне глупой. Миссис Норрис, на долю которой достались исключительно сливки, довольно вылизывалась. Естественно, куда удобнее и мягче вылизываться на моей рабочей мантии. Вычищенной и выглаженной рабочей мантии. Лучше бы завел себе черепаху в коробочке, ей-богу. Она, по крайней мере, лысая и не орет. Снимая последний кошачий волос со своей одежды (и мстительно налепливая его обратно на шкуру развалившейся рядом кошки), я услышал хлопок и почти сразу же ощутил в воздухе чувственную смесь запахов коньяка и крепкого кофе. Удивленный, я обернулся и обнаружил за своей спиной Сеймура с маленьким аккуратным подносом, на котором, помимо виновников двух витавших в воздухе ароматов, лежала еще и пачка длинных папирос. Курить я бросил почти сразу, как только ушел из дома, т.к. понял, что в условиях бродяжничества курение – привычка не только вредная, но и весьма нерентабельная. Не успел я удивиться вслух, как домовик тут же извинился и сказал, что ошибся и что завтрак предназначается мисс Помфри. Вот так-так, милая Поппи, вот вам и средневековый поэт Гибсон. А вы полны сюрпризов… неужто Минздрав вас не предупреждал? В замке творилось некоторое подобие вялотекущей шизофрении. Эльфы с ведрами и тряпками мельтешили под ногами так, будто в какой-нибудь башне начался пожар. Изображенные на портретах знатные дамы и мужи независимо от века написания порхали от холста к холсту с совершенно неподобающим видом. С другой стороны, именно в этот день можно увидеть много диковинных даже для Хогвартса вещей. Хоть я здесь и недавно, но готов руку на отсечение дать, что вряд ли кто из гриффиндорцев мог видеть, как Полная Леди снует от рамы к раме в бигуди и наспех запахнутой меховой шубке, силясь выяснить, куда же закатилась ее любимая жемчужная сережка. Вряд ли кто из юных господ слизеринцев знает, как носится среди бела дня по подземельям Кровавый Барон, кипя от возмущения и ужаса от того, что тлен тронул его любимую манишку так некстати. Или как перед зеркалом взволнованно тренируется в снятии шляпы и почти-снятии головы сэр Николас. Хотя, пожалуй, самое забавным было заметить Пивза, старательно разминавшего мышцы лица перед предстоящим вечером. Чего только не заметишь, прохаживаясь с блокнотом по коридорам и делая последние заметки. С ума сойти, неужели все это ради горстки детей, которые появятся здесь сегодня первый раз в жизни? Как показала вторая половина дня, я весьма опрометчиво счел себя привилегированным сословием в своем спокойствии. Справившись к обеду со своими прямыми обязанностями, профессора все как один начали отправлять мне бесконечные свитки со списками предметов первой необходимости. Конечно, естественно, всенепременно, милейшие мои! Я с радостью, я с готовностью. Я даже не задамся вопросом о том, как можно было раньше не заметить и не досчитаться, например, сорока котлов на десять литров каждый, или позабыть о двадцати вязанках летучего хвороста для починки школьных метел. Я, черт вас всех дери, совершенно с вами согласен в том, что этим надо заниматься в самый, соплохвоста вам за шиворот, последний день! Ближе к вечеру, когда я уже наивно начал подумывать о том, чтобы, в конце концов, поесть (первый раз за день, между прочим!) и направился к своим катакомбам (ах, простите, начальство, апартаментам), на полдороги меня будто невзначай повстречал Дамблдор и сказал, что со мной желает поговорить директор их чудного заведения. То, что до этого я пребывал в полной уверенности в том, что директором Хогвартса является Дамблдор, сам Альбус понял даже раньше меня. Очевидно, по моему озадаченному выражению лица. Дамблдор усмехнулся и сказал, что он всего лишь помогает решать организационные вопросы и такой же подневольный человек, как и я. Подневольный человек, которого, пусть даже и на время летних каникул, но оставляют присматривать за Хогвартсом. Подневольный человек, который вдруг обещает позаботиться о непонятном оборванном мальчишке из приюта. Подневольный человек, который берет с улицы блудного аристократа, со знанием дела покрывает его имя и его истинное лицо и принимает на работу. На хрена нам враги, когда у нас есть такие друзья? И я снова почувствовал на себе это дивное ощущение того, как тебя, будто пешку, берут за голову и делают нужный ход. Так я все-таки значусь в ваших далеко идущих планах, профессор Дамблдор? Директор оказался маленьким, спокойным, совершенно лысым старичком. Во взгляде которого, тем не менее, чувствовалась скрытая сила. Из-за чего остальные справедливо полагали, что лучше ей там и оставаться. Каждое размеренное и неспешное движение Армандо Диппета говорило о том, что он здесь как дома, пусть и на работе. И что уходить отсюда он никуда не собирается. С другой стороны, не менее спокойный и рассудительный взгляд Альбуса Дамблдора, в свою очередь, будто говорил, что и сам Альбус, в свою очередь, тоже пока никуда не торопится. Кажется, директор давал мне какие-то ценные указания. Кажется, я своевременно кивал и соглашался с ним. Кажется, в этом дурдоме я стану закоренелым параноиком. Но тут что-то творится, кожей чувствую. А потом большой зал наводнился студентами. Потом была торжественная речь и процедура распределения. Честно старался запомнить имена вновь прибывших. Не запомнил ни одного. Даже из тех ребят, кого определили в Слизерин. Я и дома-то под чутким руководством родителей не очень увлекался изучением светской прессы, а потому, к их еще большему стыду, сильных мира сего не знал ни по лицам, ни по именам. Только теперь, когда замок наполнился этой оравой детей, за которыми мне поручено было присматривать, я начал осознавать то, на что не обращал пристального внимания раньше. Они все – маги. Притом что студенты последних курсов не намного младше меня самого. А я – сквибб. И что я с ними всеми буду делать? Всю оставшуюся часть торжественных мероприятий гнал от себя мысль, что я боюсь этих чертовых детей. Причем отгонял так старательно, что не сразу обратил внимание на то, что всеобщее внимание приковано к моей потрепанной небритой персоне в углу. И почему я не удивляюсь, что бурных оваций в сторону "нашего нового завхоза Аргуса Филча, который будет внимательно следить, чтобы вы добирались до своих гостиных вовремя и не плутали в коридорах", не было. А впрочем, и черт с ним. Раскланялся, покинул зал. Всю ночь болтался по замку, вылавливая нарушителей. Нарушителей не было, я же чувствовал себя идиотом. Что-то мне подсказывает, что впредь мне стоит запомнить это чувство и привыкнуть к нему. Под конец смены вылез на крепостную стену. Озеро, елки, луна. Красиво, черт возьми. Захотелось музыки. Вынул наружу гармошку. Не успел выдуть двух нот – в Запретном лесу завыли в ответ. Отлично. Решил, что если я буду продолжать в таком же духе, то моя карьера завхоза оборвется печально и преждевременно. Перебуженные посреди ночи профессора магии это вам не жильцы из соседнего гостиничного номера, вяло постукивающие табуреткой в стену. Долго плелся в свои комнаты. Ни музыки, ни сна, ни еды. Чертов понедельник. P.S. Миссис Норрис притащила мне трех задушенных крыс. Очевидно, для пожевать. Докатились.
Нарцисса Малфой: PostScriptum, шибко извиняюсь, но куда вы пропали?! Мы же ждём!!!
PostScriptum: Нарцисса Малфой прошу извинить мое внезапное исчезновение. возникли некоторые затруднения с отображением бордовских форумов плюс неожиданно навалилась куча работы. как только разберусь с неполадками в сети и в работе, постараюсь вернуться в прежнее русло .)
anfisa82: PostScriptum Super!!!
Mara : PostScriptum Не смотря на то, что автор так долго отсутствовал, выражаю надежду, что все-таки он появится! Очень ждем! Ваш Филч просто великолепен!!!
PostScriptum: Вот и покатились рутинные дни. Вот и посыпались однообразные рабочие будни. Сколько их всего будет – этих песчинок, осыпающихся в прошлое? Что-то мне подсказывает, что даже давняя любовь к нумерологии и простой маггловской арифметике не поможет сосчитать наперёд. Хотя, станется, что сосчитать я и не успею. Давеча разнимал двух дерущихся первогодок-гриффиндорцев. Насилу сам жив остался. Ох, уж эти дети со своей бесконтрольной магией. Что-то я не припомню, чтобы в моём трудовом договоре был пункт, посвящённый профессиональному риску и категории вредности. Тут одним сгущённым молоком не отделаешься. Тут, как минимум, двадцать пять процентов к окладу и продлённый отпуск. С другой стороны, повод повидаться с мисс Помфри. Сегодня рукава её рабочей мантии были закатаны особенно чудно, обнажая аккуратные острые локотки. Пока Поппи выписывала одному оболтусу костерост для сломанного пальца, а второму – горькую пилюлю для справедливости (чтобы никому не было обидно), я выписывал обоим чистку старых картинных рам без применения магии (опять же, чтобы никому не было обидно) и попутно пытался выяснить причину потасовки. Причина оказалась благородной и достойной уважения: дрались молодые люди из-за дамы. Тоже первокурсницы и тоже гриффиндорки. Из сумбурных объяснений мне удалось уловить только то, что спор был о том, кому больше внимания перепадает от дамы сердца. Отсутствие дамы на месте драки и сейчас, в лазарете позволило мне сделать вывод, что этой самой даме одинаково безразличны оба влюблённых субъекта. Хоть на лицо я всех студентов пока не запомнил, но имя Минерва Макгонагалл на карандаш взял. Отчего-то внутренний голос подсказывает мне, что с этой девицей я ещё успею намаяться. Как пострадавшему при исполнении обязанностей миротворцу Поппи выдала мне двадцать волшебных горчичников для отогревания ушибленной поясницы. Если бы она своими собственными ручками ещё бы их на меня налепила… да пусть хоть все двадцать штук сразу, да будь они хоть со скипидаром! Эх… На выходных под благородным предлогом закупить наиболее ходовые ингредиенты для учебных зелий наведался в Хогсмид. Сунул нос в местные питейные заведения, наткнулся на сувенирную лавочку (на поверку оказалось, что ушлый торговец промышляет безделушками из маггловского мира, чуть припудривая их разными чарами для поддержания рабочего состояния на некоторое время). Нашёл приличный книжный магазинчик и, конечно же, наведался в выделенное мне казённое убежище. Это оказалось именно убежищем. Ни стандартной квартирой, ни тесной каморкой, ни безликой жилплощадью, а самым настоящим убежищем. Большая продолговатая комната на первом этаже постоялого двора не имела окон, но имела одну большую двустворчатую дверь, запиравшуюся снаружи на амбарный замок. Очевидно, до меня здесь жили лошади. Или, скорее, тролли. Если судить по запаху. То ли старик Дамблдор не узрел во мне любопытства, которое погонит осматривать полученную недвижимость, то ли у него престранное чувство юмора. Впрочем, как бы то ни было, у меня есть кое-какие планы на этот барак повышенной комфортности. И кое-какие соображения насчёт транспорта. Осталось только дождаться первой зарплаты. P.S. Пока я самозабвенно плескался в ванной, миссис Норрис сжевала последний волшебный горчичник, залезла в оставленный около двери пакет с ингредиентами и съела двадцать саламандровых хвостиков и полкило сушёных бобровых ушек. Скверная кошка.
PostScriptum: anfisa82, спасибо .) Mara , автор сам не ожидал своего возвращения, но всё-таки :D спасибо за ожидание.)
Нарцисса Малфой: Ура-ура-ура!
PostScriptum: Нашёл общий язык со старьёвщиком, что продаёт маггловские сувенирчики. Его зовут Сенектус Флетчер. Забавный малый. Пока напивались с ним в «Кабаньей голове», он всё рассказывал о том, каким чудом являются паровые двигатели и механизмы с шестерёнками. Не забывая при этом подкреплять свои слова наглядными примерами: всё чертил какие-то схемы ножом прямо на грязной столешнице, покрытой толстым слоем гари и жира. Волосы всклокоченные, усы встопорщенные, глаза горят. Крайне увлекающийся тип. Под утро, когда из трактира удалось выгнать всех, кроме нас, он настолько истерзал стол чертежами и схемами, что соскоблил с него почти всю грязь так, что теперь тот просто сиял первозданной чистотой в дымной темноте трактира. Не то что бы я очень сильно интересовался маггловской техникой. Я принимал её как состоявшийся факт, как то, чем можно время от времени пользоваться. Желательно так, чтобы об этом не прознали родители, чей пунктик о чистоте крови зачастую мешал им мыслить здраво. Особенно отцу. Но сейчас не о них. Разговор с Флетчером натолкнул меня на очевидную вещь, о которой раньше я просто не задумывался. Флетчер утверждал, что маггловские вещи, как правило, не работают в магическом поле. Но если их удаётся приспособить, то чары на них держатся гораздо дольше, чем на обычных магических предметах. В некоторых случаях это почти вечный двигатель. (На словах «вечный двигатель» голос Флетчера уже хрипел от азарта и возбуждения, а глаза горели так безумно, что я ничуть не удивился, почему ушлый бармен не кричит нам, как и прочим, что заведение закрыто и пора проваливать). То есть, мне как сквиббу это гораздо выгоднее. Если каким-то образом заколдовать маггловскую вещь, то потом не надо будет всё время выискивать предлоги, чтобы попросить других магов заклинанием привести её в действие. Помнится, мой двоюродный прадед, несмотря на обилие аристократических родственников, умудрился вырасти и прожить всю жизнь неграмотным. Правда, для этого ему постоянно приходилось притворяться близоруким и, ссылаясь на потерянные очки, просить прочитать название улицы или содержание деловых писем. Это при том, что до самого последнего дня своей ставосьмидесятилетней жизни он был зорок, как ястреб. Вряд ли я доживу до почтенных прадедовых лет. Но сейчас мне ещё и тридцати нет, а у меня уже в печёнках сидит это «ой, вы представляете, я снова забыл дома палочку, призовите мне книгу вооон с той полки». Так что так называемый волшебно-маггловский «вечный двигатель» меня очень даже заинтересовал. Когда и у меня, и у Флетчера закончились деньги и бармен с нескрываемым наслаждением, наконец, выгнал нас взашей из своего заведения, мы продолжили сомнительную научную дискуссию в лавочке старьёвщика (за кассовым аппаратом у Флетчера всегда заначена бутылка виски, пусть и дрянного, но, по его словам, даже без такого сложно перенести прорву бестолковых зевак, ошивающихся здесь каждый день). Сложив вместе свои соображения недельной давности касательно транспорта с информацией, полученной сегодня, я попросил Флетчера достать мне из маггловского мира несколько старых раздолбанных мотоциклов. Новые мне вряд ли чем помогут в магическом мире, а вот собрать из старого хлама один агрегат и заставить его работать будет и дешевле, и действеннее. Так мне, по крайней мере, показалось. Флетчер усмехнулся и сказал, что двигатели внутреннего сгорания несовместимы с магией и ничего у меня не получится. А я тоже усмехнулся, но ни чего не сказал. Правда, подумал, что у меня действительно ничего не получится. Не столько потому, что одно с другим не совместимо, сколько из-за того, что с магией у меня проблемы. Но попробовать-то стоило. Тогда у меня почему-то было такое чувство, будто как-то я выкручусь из этой своей магической недееспособности. Но посвящать Флетчера в свою унылую тайну я пока не стал. Просто перечислил всё, что мне нужно, и распрощался до следующих выходных. Из зеркала с утра на меня смотрело такое лицо, что мне впору было размазывать по себе не Дамблдорово старящее зелье, а какое-нибудь омолаживающее. А ещё лучше, воскрешающее, потому что выглядел я, как настоящий похмельный труп. Ни душ, ни завтрак качественно ситуацию не изменили. Кстати, Сеймур, принёсший завтрак, вежливо поинтересовался, «когда это мастер Филч успел помереть, где теперь нонче его могилка, чтобы класть цветы, и сквозь какие именно протухшие продукты я предпочту проходить по утрам». Я ему ответил, что в такие дни лучшего продукта, чем антипохмельное зелье человечество пока ещё не придумало. Поняв, что заподозрил хозяина в преждевременной смерти, Сеймур сказал, что больше так не будет, испросил разрешения прижечь себя утюгом и исчез прежде, чем я успел ответить отказом. И если утро меня щадило, то после обеда начался цирк. Грустный и печальный цирк, медленно, но верно переходящий в шизофрению. А дело было вот в чём. Помимо галерей с рыцарскими доспехами, гоблинскими гобеленами и древними вазочками в Хогвартсе есть греческая галерея, где в нишах расположены статуи легендарных магов греческой древности. А всем известно, что вместо мантий в те времена носили только виноградный листик и сандалии. Причём, чаще обходились просто волшебной палочкой. И всё бы ничего, и обходились бы ей статуи великих древнегреческих магов впредь, если бы не сфотографировался в той самой злосчастной галерее какой-то первогодок и не отослал это скучающим родителям. Те, узрев свое чадо на фоне нагих атлетов, тут же примчались вынимать его из логова разврата. Признаться, никак не возьму в толк, что с того, что статуя обнажена? Я, конечно, не расист, но всё же магглы в некоторых отношениях весьма ограниченный народец. Кто же сегодня смущается движущихся статуй? И что плохого в том, что древнегреческая статуя на заднем плане приветственно машет вам с колдографии? Да, сама колдография, действительно, сделана плохо. Я бы даже сказал скверно. Потому что вечером в галерее мало света, а у ребят не было вспышки. Но в целом… А они вот пристали: что это, мол, у вас по школе голые дядьки бегают. И никакими чарами ненахождения таких ведь не удержишь. Оставшуюся часть дня мне попеременно морочили голову то нервные родители, то переполошившиеся статуи. И если первые донимали меня расспросами о том, что сделают с последними, то последние были весьма обеспокоены тем, что раздеты не по моде (простите за неловкий каламбур). Похоже, из всего преподавательского состава нашёл ситуацию забавной только профессор Дамблдор. Но, сдаётся мне, он в состоянии найти забавным что угодно, если оно выбивается из общего графика. Такие люди даже собственную смерть планируют загодя так, чтобы она выбивалась из общего графика и казалась забавной. По крайней мере, им самим. Так вот, откровенно веселясь и приговаривая столпившимся у входа в галерею школьникам, что здесь нет ничего интересного, профессор трансфигурации трансфигурировал во всю. От классических величественных тог до не менее классических, но уже не таких величественных панталон и лосин эпохи Просвещения. Известный своими лояльными взглядами в отношении простецов, декан Гриффиндора ничуть не гнушался маггловскими нарядами. Статуи требовали зеркала, родители требовали успокоительного, дети требовали продолжения, а преподаватели – порядка. А я стоял в стороне, внимал каждому и очень хотел раздать всем по Аваде, но, увы, не имел возможности. Вечером состоялся внеочередной педсовет, посвящённый сегодняшним событиям. К слову сказать, горгульи тоже теперь были приодеты во фраки. Война за нравственность – страшное дело. Директор Диппет был уставшим, профессора раздражёнными. Дамблдор, как всегда, весел. Он принёс с собой пакет мармеладных лимонных долек и норовил угостить каждого, кто печально выглядит. По его словам, сладости имели волшебный позитивный эффект, были изобретены совсем недавно и, в отличие от прочих, были лучше уже только потому, что их не тестировали на животных. Дамблдор заядлый гуманист. Что-то, однако, есть в его гуманизме такое удивительное, что заставляет тебя чувствовать злость и вину одновременно. И от этого делать вид, что ты рад и тебе и без лимонных долек хорошо. То есть, с одной стороны господа профессора были несколько обижены тем фактом, что вместо животных мармеладные дольки будут испытывать на них. А с другой стороны они чувствовали себя неловко рядом с громадным рыжим детиной с окладистой бородой, который, казалось бы, ну никак не мог быть профессором трансфигурации и заместителем директора. А ведь был. Несмотря на пакет лимонных долек, протягиваемый всем и каждому. Таким образом, через десять минут после появления Дамблдора усталых гримас на лицах остальных преподавателей как будто и вовсе не было. Надо отметить, это не стоило хитрецу ни одной лимонной дольки. Всё совещание я просидел на галёрке. Рядом со мной на старом диванчике соседствовал профессор Бинс. Если верить расписанию, он читает студентам лекции по истории магического мира. Что ж, вполне возможно. Он выглядит достаточно древним, чтобы поверить, будто все его лекции основаны на личных воспоминаниях и будто он самолично знавал самого Годрика Гриффиндора в пятилетнем возрасте, раскачивающимся на деревянной лошадке и стукающим деревянной сабелькой по лбу всякого взрослого, рискнувшего в умилении наклониться к карапузу. Хорошо мы, наверное, смотримся с Бинсом. Двое старых крокодилов. Впрочем, был ещё директор Диппет. Но он не был третьим на стареньком диванчике, а сидел за директорским столом и вёл совещание. А это в корне меняет дело. Вернулся в свои комнаты совершенно разбитым и почти за полночь. Сеймур осторожно поинтересовался, приносить ли мне завтра с утра антипохмельное зелье. Я в ответ поинтересовался, что у него с рукой. Он тут же спрятал забинтованную конечность за спину и сказал, что порезался, когда брился. В самом деле, утюги иногда бывают жуть, какие острые. Надо что-то делать с этими ребятами. P.S. Долго не мог найти миссис Норрис. Когда нашёл, понял, почему пряталась кошка. Трансфигурированная в кринолин и в причёску в виде каравеллы шерсть выглядела крайне глупо и не хотела возвращаться в исходное состояние. Бедная кошка нервничала и вылизывалась всю ночь, пытаясь стереть с себя следы войны за нравственность. Очень смешно, Альбус.
PostScriptum: Нарцисса Малфой, что ура? где ура? в атаку? :D
Andgey: PostScriptum , я так понимаю, что это "ура" Нарциссы Малфой связано с продолжением Вашего дневника после длительного перерыва
Миара: Замечательно!!! Браво!!! Автор, вы просто гений! Мне еще никогда не было так интересно читать фанфик-дневник :)
PostScriptum: Миара, вот ведь, кажый раз, как уже почти решу бросить всё ко всем чертям, найдутся люди, которые растормошат во мне сомнения)
Дюйма: PostScriptum Не бросайте чертям, пожалейте зверюшек лучше нам новый кусочек отдайте))
Миара: PostScriptum,да ведь так и надо! Я каждый раз надеюсь увидеть продолжение! Ну оооочень интересно. Ну пожаааалуйста, напишите :))))
PostScriptum: Дюйма, Миара, каюсь-каюсь, мне ужасно неловко из-за собственной безответственности. как только расправлюсь со страшными сессиями - вернусь на круги своя, чесслово!
полная версия страницы