Форум » Дневники персонажей » Дневник Риты Скитер (продолжение) » Ответить
Дневник Риты Скитер (продолжение)
Николай Шальнов: [quote]И они пали в его объятия, и осыпали его поцелуями, и отвели во дворец, где облекли его в дивные одежды, и возложили на его голову корону, и дали ему в руки скипетр, и он стал властелином города, который стоял на берегу реки. И он был справедлив и милосерд ко всем. Он изгнал злого Волшебника, а Лесорубу и его жене послал богатые дары, а сыновей их сделал вельможами. И он не дозволял никому обращаться жестоко с птицами и лесными зверями и всех учил добру, любви и милосердию. И он кормил голодных и сирых и одевал нагих, и в стране его всегда царили мир и благоденствие. Но правил он недолго. Слишком велики были его муки, слишком тяжкому подвергся он испытанию — и спустя три года он умер. А преемник его был тираном.[/quote] Оскар Уайльд, "Мальчик-Звезда"
Николай Шальнов: тэги: демы Debes, ergo potes — «должен, значит, можешь»
Николай Шальнов: тэги: демы Как только не пригладят Хатчерсона Dicis causa — «ради формы» (из любви к форме). Рита тоже питает слабость к красоте форм, так что этому идеалу демотиватор и посвятим.
Николай Шальнов: тэги: графомания, демы Videre majus quiddam* Где искать мне упованье На далёкий, вечный рай, Где моё в любви признанье Отклик свой найдёт? Стенай Иль молчи - в холодном мире Равно встретят твой ответ, Так в разрушенной Пальмире Боги молча шлют привет: Истуканы неподвижны, Взор их холоден и пуст, Мысли вышних непостижны, И неведома им грусть О потерянной планете, О Великой Сироте - Человечестве. На свете Нет потерянней детей, Чем Адама род. Когда же Райским озарятся днём Наши земли, и со стражи Ангел с огненным мечом Навсегда уйдёт? На разум Жало этого меча Так похоже - жалит разом Каждый день и новый час. Неизбывны цепи кармы, Счастья нам отмерен срок Краткий самый, хоть и славный Этот радостный урок. А за радостью - страданье Поднимает новый бич. Отправляюсь в путь я дальний И бросаю новый клич: "Идеал из льда и стали, Наш единственный оплот, В битвах жизненных печальных Будь надёжен и суров. Будь достойным и прекрасным, Точно рок, что выпал нам, Угаси во мне все страсти, Научи меня мечтам, Дай мне твёрдость в искушеньях, Дай мне мудрость в час лихой, Пусть в тебе, как в отраженье, Я удел провижу свой. Без прикрас о самом главном Пусть он мне расскажет, Пит. Коль уж выбрал идеалом Я тебя, трибут, велит Тебе Вечность - быть им. Право, Глупо вдруг тебе линять: Облекайся в латы славы, Будь героем, брат, опять!" ________________________ *Стремясь к чему-то большему
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно, находки Эту красивую и неизвестную ранее Рите картину Климта ("Музыка") Рита обнаружила на обложке "Новой пинакотеки" - книги по истории живописи, которую наряду с её товарками - собраниями репродукций других музеев мира - продавали по невысокой цене в 50 рублей. Если учесть качество печати и издания, то цена эта смехотворна. Было бы у Риты больше денег, скупила бы всю коллекцию, очень выгодно. С искусства символизма у Риты началось знакомство с историей живописи вообще, поэтому Климт и его работы особенно дороги сердцу Риты. Красивая девушка - эта почти декадентская смесь изысканности и надломленности, фигура девушки почти повторяет по очертаниям известный S-образный изгиб тела в изображении его прерафаэлитами... И подписи к иллюстрациям просты и лаконичны, приятно было почитать, без искусствоведческих заумностей, которыми так часто пестрят академические издания. Вспомнилась "Продажная муза" Бодлера отчего-то. "Центральной темой в творчестве Климта стали женские образы и разнообразные аллегории. Авторская манера Климта весьма узнаваема. Он предпочитал вводить в картины золото, оставаясь в рамках символистской сине-коричневой гаммы и декоративных канонов модерна с преимуществом тонкой, гибкой линии. Климт преобразовал традиционные аллегории в символико-эротические панно. Смелые эксперименты с запретными аллюзиями создали скандальную славу художнику, который много работал в монументально-декоративной живописи для общественных зданий Европы. В представленной картине четыре важных композиционных и смысловых фрагмента. Фигура молодой девушки в простом чёрном платье явно отсылает к образу музы, аллегории музыки. Она держит золотую кифару - древнегреческий инструмент, традиционный символ Аполлона и Терпсихоры. Следующим важным элементом является охристый цвет глиняных идолов - сосудов для вина в виде древнегреческих богов Пана и Сфинкса. Пан считался богом плодородия и дикой природы, возможно, художник также обыгрывает образ Вакха, Диониса, помня о диониссийской культуре Фридриха Ницше. Сосуды с изображением Сфинкса хранятся во многих музеях мира, один из них стал прообразом для этого полотна. Наконец не меньшую символическую значимость несёт насыщенно синий фон картины. Это цвет ночи, которая в искусстве рубежа веков обозначала тайные, мистические стороны души и жизни человека, это время суток, когда совершаются как чудеса, так и преступления, не стоит забывать и об его откровенно эротическом смысле. Символика синего цвета разнообразна. На этой поливариативности интерпретаций традиционно держится искусство символизма, когда каждый выбирает трактовку по душе. Так, синий может быть и образом вечности, ночи, неба, божественного, мудрости, тайны, меланхолии и телесной любви. В целом картина привлекает внимание богатством декоративной трактовки и многозначности темы". Ш. Бодлер Продажная муза Любовница дворцов, о, муза горьких строк! Когда метет метель, тоскою черной вея, Когда свистит январь, с цепи спустив Борея, Для зябких ног твоих где взять хоть уголек? Когда в лучах луны дрожишь ты, плечи грея, Как для тебя достать хотя б вина глоток, - Найти лазурный мир, где в жалкий кошелек Кладет нам золото неведомая фея. Чтоб раздобыть на хлеб, урвав часы от сна, Не веруя, псалмы ты петь принуждена, Как служка маленький, размахивать кадилом, Иль акробаткой быть и, обнажась при всех, Из слез невидимых вымучивая смех, Служить забавою журнальным воротилам.
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно, эстетические категории Из статьи "Символистский идеал и метод" ( http://philosophica.ru/bransky/44.htm ) "...Идеал мистического человека предполагает, что высшей формой проявления связи человека с трансцендентной реальностью, его божественной сущности является испытываемое им чувство любви (в самом возвышенном духовном смысле этого слова). Божественная сущность же любви проявляется в том, что любовь дает бессмертие. Стало быть, мистичность любви приводит к мистичности смерти: смерть становится не концом жизни, а переходом в иную, более содержательную и полную жизнь, чем та, с которой мы имеем дело в наблюдаемом мире. Образцом реализации этой идеи считается знаменитая картина одного из лидеров прерафаэлитов английского художника итальянского происхождения Г. Россетти "Беата Беатриче" (1863-1866). Героиней картины является возлюбленная художника Елизавета Сиддаль, воплощавшая в жизни его идеал мистической красавицы и служившая музой прерафаэлитов (Другой лидер прерафаэлистского движения Х. Гент воплотил её в образе Офелии в своей картине "Офелия"). На картине она представлена в образе Беатриче - возлюбленной Данте - умирающей на балконе дворца своих родителей во Флоренции 9 июня 1290 г (Это событие описано Данте в поэме "Vita nuova"). Однако картина отнюдь не сводится к простой иллюстрации дантовской поэмы. Продолжение тут: Указанный исторический эпизод использован лишь как повод, чтобы передать поток переживаний, вызванных у художника внезапной загадочной смертью Елизаветы Сиддаль в возрасте 29 лет в далеком от Италии Лондоне много веков спустя 11 февраля 1862 г. Россетти как бы подчеркивает связь времен, устанавливая мистическую зависимость столь отдаленных событий и намекая на древнюю концепцию переселения душ. Беатриче представлена в состоянии мистического транса, когда её любящая и любимая душа расстается с телом и удаляется в трансцендентный мир, обретая, тем самым, бессмертие. Вдали справа виднеется фигура самого Россетти в образе Данте; слева маячит загадочная фигура в красном одеянии с пламенеющим сердцем в руке. Это дух любви, символизирующий духовную связь Беатриче (Сиддаль) и Данте (Россетти). Загадочная птица на переднем плане с цветком мака в клюве символизирует приближающуюся смерть, момент которой отмечают солнечные часы. Этот образ играет ключевую роль для понимания смысла всей композиции. Зритель сразу обращает внимание на необычное оперение птицы и ореол около её головы. Если он вспомнит античный символ любви (голубка - символ Венеры), интерпретацию красного цвета как символа страсти (что перекликается с красным одеянием духа любви) и старинное истолкование мака в качестве символа сна, то смысл с первого взгляда весьма загадочного образа станет совершенно прозрачным: божественный посланец приносит весть о переходе души Беатриче в "далекий, торжественно-спокойный мир" (Мутер), в котором она должна обрести вечное существование. Таким образом, мы получаем символическое изображение того, как конечная земная любовь придает человеческой личности бесконечную ценность. Удивительно точным выражением эмоционального отношения к этой идее является знаменитое четверостишие Блейка: В одном мгновеньи видеть вечность Огромный мир - в зерне песка, Держать в пригоршне бесконечность И небо - в чашечке цветка. (Зрителю трудно удержаться от соответствующей ассоциации, когда его взгляд падает на изображенные на картине солнечные часы; созерцание духа любви, держащего в руке пламенеющее сердце, и цветка мака придает этой ассоциации законченный характер) Естественно ожидать, что подобно тому как идеал типического человека требовал типизации всех вещей, идеал мистического человека (с такой силой воплощенный Россетти в только что описанной картине) должен потребовать столь же решительной их мистификации. Блестящими образцами последней являются, как мы уже видели, "Козел отпущения" Гента и "Остров мертвых" Беклина. Здесь не только животные, но и растения и даже безжизненные камни приобретают особый тайный смысл, отражающий умонастроение мистического человека. Следует отметить, что символистский подход к вещам не просто отличается от реалистического подхода, но диаметрально ему противоположен. Например, для такого "реалиста", каким была афинская гетера Клепсидра, изобретенные ею водяные часы - всего лишь прибор для измерения продолжительности интимного общения и определения соответствующей платы за "труд". Напротив, с точки зрения той возвышенной философии, на которую опирались символисты, подобные часы - поэтический символ столь высокой "материи" как бренность материального бытия, которая ведет к постижению скрытой за ней трансцендентной реальности. Если типизация, так сказать "отрезвляет" мир, то мистификация в известном смысле "опьяняет" его. Итак, в конце XIX в. окончательно оформился эстетический идеал символизма, каковым стало представление о художественном произведении, соответствующем идеалу мистического человека. Специфика символистского эстетического идеала (в отличие от реалистического идеала) состоит в замене эмоционального отношения к типу эмоциональным отношением к тайне. Поэтому установка на поиск таинственного в окружающем мире - важнейшая особенность символистского идеала: "Природа привлекает их тем, что в ней есть странное... и они равнодушны ко всему обыденному в ней. В природе, как и в душевной жизни, они любят только скрытое. Из ночного мрака, из-за покрова туманов мир глядит более загадочными взорами и вглядываясь в него в эти моменты, мы угадываем в нём странные глубины. Поэтому самые изысканные и восприимчивые художники с проникновенной любовью изучают туман. Более всего их радует вечер, когда краски умирают и когда выступают прозрачные тени... и в пейзаже разлито таинственно печальное настроение" (Мутер Р. История живописи в XIX в. Т.3. С.301). За какой бы живописный жанр художники ни брались - будь то многофигурная сцена, пейзаж или портрет - они всегда "хотят вызвать впечатление чего-то неземного, предчувствие иного неведомого мира" (Там же). Эстетический идеал символизма особенно интересен в том отношении, что здесь влияние философии на художественный процесс становится гораздо очевиднее и потому легче поддается научному анализу, чем когда речь идёт об идеалах многих других художественных направлений. В связи с этим один из членов прерафаэлистского братства английский художник-символист Миллес выражал возмущение по поводу восприятия одной из лучших его картин "Осенние листья" теми зрителями, которые видели в этой картине только искусно написанную кучу опавших листьев и совершенно не улавливали тот глубокий философский подтекст, который автор вложил в этот образ: "Я всегда чувствовал себя оскорбленным, когда люди рассматривают картину как простой... эпизод, выбранный для эффекта и цвета, тогда как моим намерением было написать такую картину, которая своей торжественностью возбуждала бы самое глубокое религиозное чувство. Я выбрал тему сжигаемых листьев из множества возможных, чтобы произвести это чувство и картина была задумана и начата исключительно с этой целью" (Fleming G.H. That Never Shall Meet Again (Rossetti, Millais, Hunt). London. 1971. P.41). Из этого самоотчета следует, что хаотическое нагромождение сжигаемых листьев понадобилось художнику, чтобы создать у зрителя настроение "бренности" земного бытия и этим возбудить чувства, связанные с представлением (Обратим внимание, что эмоциональное отношение к трансцендентной о реальности и эмоциональное отношение к представлению такой реальности практически не различимы; поэтому вопрос о том, существует ли такая реальность "на самом деле" или нет, для понимания роли философии в художественном процессе совершенно не существенен) о прочной трансцедентной реальности, свободной от указанной "бренности". Анализ эстетического идеала символизма весьма поучителен и в том отношении, что он позволяет сравнить строгое теоретическое определение эстетического идеала (данное выше) с тем интуитивным представление о нем, которым художник обычно руководствуется в своей практической деятельности. Один из ведущих представителей английского символизма Берн-Джонс описывает эстетический идеал этого художественного направления следующим образом: "Я подразумеваю под картиной прекрасную романтическую мечту (т. е. некоторое наглядное представление - В.Б.) о чем-то таком, чего никогда не было и никогда не будет (принцип неправдоподобия, требуемый трансцендентной реальностью для выражения эмоционального отношений к ней - В. Б.)" (Цит. по: Fleming G.H. That Never Shall Meet Again (Rossetti, Millais, Hunt). London. 1971. P.286)".
Николай Шальнов: тэги: юмор
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно Тусклое стекло Любовь пойму ли я: ведь мне едва По первым дням, что только пролетели, Даётся угадать конец недели? Рожденье, смерть, все тусклые слова – Как окна, где бушует синева, Как двери, в шторм распахнутые: мне ли Пройти сквозь гром и ливень к высшей цели, Которой вся вселенная жива? Что я Любви? Я лишь пою унылой Ракушкой, найденной в песке морском, В ладони дивной тлею огоньком. Богиня же меня глазами милой Зовёт и первозданной лечит силой, Понятной всем, кто страждет день за днем. Д. Г. Россетти
Николай Шальнов: тэги: размышления Что-то подсказывает Рите, что она стала ещё на несколько маленьких шагов ближе к осуществлению одного из своих идеалов - к удовлетворительному чувству хорошо выполненной работы к истинно совершенной жизни. Когда же она улыбнётся с тем же чувством, что и Коко с этого видео?.. Или это ангел мне указывал свет, невидимый для нас?... "Я вижу тогда успокоение, которое не нарушат силы земли и ада, и преисполняюсь веры в бесконечное безоблачное будущее — вечный мир, куда вступает душа, мир, где жизнь безгранична в своей длительности, и любовь в своем сострадании, и радость в своей полноте". Говорю всем Труд мой окончен… Пойму и приму. В небо не брошу прощального взгляда. Будет ли ветер, мне знать ни к чему: Моё поле сжато. Утро и день пролетели в дыму, Пришло бесконечное время заката. Спрошу: на меже я мешала кому? Кого обошла? Перед кем виновата? Серпа больше в руки я не возьму. Моё поле сжато. К. Россетти
Николай Шальнов: тэги: эстетические категории, графомания, размышления Второй непонятной эстетической аксиомой после той, о которой говорил Бэкон ("Всякая совершенная красота таит в своих пропорциях какую-то странность") для Риты является способность при написании чего-то необычного и нового переживать чувства и ощущения, которые ты раньше никогда не переживал и не ощущал. Бессильная жалость Китнисс, плачущая в рубашку Пита, и то, что автор письма увидел в горящих надеждой глазах паренька из Первого дистрикта - всё это Рита не испытывала ранее, однако при написании этой главы испытала. Необычно это и странно. Вспомнился фанфик, где Эдмунд из "Хроник Нарнии" говорит Сьюзан, что Питер взрослеет, он уже не такой, каким был прежде, и что на его рубашке всё чаще после ночных похождений остаются следы губной помады. Похожее ощущение. По-видимому, при написании чего-то человек извлекает какой-то былой опыт из себя, из глубины (de profundis). Всем, наверное, памятны подобные минуты. Вечера в дистрикте 12, глава 5 - Смотри, что я нашла, - сказала Эффи, которая засиделась за разбором документации по 57-м Играм допоздна. – Это очень интересно! - А что это? – спросила Китнисс, варившая кофе в небольшой турке: сегодня ей досталась эта честь, обычно они чередовали этот ритуал с Эффи, в зависимости от того, кто сколько времени перед этим провел ночью за исследованиями. - Это письмо победителя тех Игр, он подробно описывает там, как ему удалось выжить. - Наверное, выжил каким-то чудом, - предположила Китнисс, вспоминая, что Хеймитч рассказывал о тех Играх и вспоминая то, что ей самой удалось узнать. - Нет, ему помогли хорошие знания по выживанию, которые он почерпнул из соответствующей литературы, и вообще он был из Второго дистрикта, а там, как ты помнишь, людей готовят к играм не хуже, чем в Первом. К тому же Второй дистрикт – это дистрикт миротворцев, а миротворцев чему только не учили… Приспособлению к жизни в суровых условиях не в последнюю очередь. - Второй и Первый часто побеждали, это известный факт… Продолжение тут: - Вот и я о том же. Из письма, которого он написал родным в Третий, я узнала больше, чем из какого-либо другого источника, и, думаю, если бы он описал то, как он жил все эти три недели, на которые растянулись Игры, думаю, я стала бы специалистом по выживанию. Очень надеюсь, что мне никогда не пригодятся эти навыки, - Эффи поморщилась. - Наша страна натерпелась всласть за все эти годы, думаю, теперь, если нас поставят в условия выживания, многие сумеют показать блестящую способность справляться с перегрузками, - Китнисс разлила по чашкам ароматный кофе. Солнце поднималось всё выше. - Вот, слушай. Интересно, ты знала об этом когда-нибудь? Обычно что-то подобное рассказывают трибутам во время подготовки… - Ну, читай уже, не томи, не видишь, я уже настроилась слушать, - улыбнувшись, подбодрила подругу Китнисс. Опрашивать ветеранов Игр ей не пришлось: она исследовала в основном архивные данные и мемуаристику, так что письмо – этот живой свидетель того печального времени, – было ей интересно едва ли не больше, чем всё остальное. - Ну, слушай… Сначала прочитаю вот тут, когда он описывает Арену: «Эти заброшенные пустоши на окраине города, где располагался Рог Изобилия, показались мне жуткими, уродливыми каменными джунглями… Когда мы стартовали, я понёсся не к городу, как мне сначала хотелось сделать, чтобы затеряться там в домах, а, напротив, в сторону болот и засоленного озера, поскольку понял, что спрятаться в лесу было бы гораздо правильней, нежели подвергать себя риску в бетонных трущобах, в которых наверняка не было бы даже источника воды. Конечно, это был тоже риск, но я решился на него, пусть и в последнюю минуту…». Вот, дальше, после того, как он понимает, что остался там один: «Потом я понял, что, возможно, совершил ошибку, поскольку два дня не встречал никого из других трибутов. Я не верил в то, что, отсидевшись, можно переждать бойню, а понимал, что, затягивая соревнования, мы подвергаем себя риску более мучительной смерти, да и организаторы тоже не станут терпеть нас, если мы будем с унылыми лицами отсиживаться в тени – скучные игры ни у кого не вызывают интерес. К тому же у меня закончилась вода из фляги, что я успел выхватить почти из подноса парнишки из Восьмого, он едва не подстрелил меня из арбалета… В общем, после долгих блужданий я вышел к тому соленому озерцу, которое оказалось единственным источником хоть какой-то влаги. Мне повезло, что я нашёл на его окраинах нечто вроде городской свалки, протянувшейся, как мне показалось, от самой черты города до места, где я находился. Я обнаружил стеклянную банку, и, набрав в неё солёной воды, обвязал тонкой верёвкой из снаряжения, предварительно пропитав её горючим, которое я нашёл в канистре на той же свалке. Вообще то, что я набрёл на эти пустоши с городскими отбросами, спасло мне жизнь тогда… Так вот, я обвязал эту верёвку по уровню воды в банке, а затем поджёг верёвку. Когда верхняя часть прогрелась до такой степени, что её стало легко ровно отколоть, я развёл небольшой костерок под лотком небольшой лопаты, на которую наложил немного соли, в изобилии скопившейся на берегах озера, потом в воду в банке опустил консервную банку, которая должна была служить конденсатором влаги, а на неё поставил отколотую часть вниз горлышком, предварительно закрутив её найденной здесь же крышкой. В процессе нагревания в жестянку, плавающую на воде, по краям перевёрнутой, отколотой части банки скапливалась выпаренная вода, совершенно чистая. Так я не умер от жажды и протянул её несколько дней…». - Интересно, в жизни бы до такого не додумалась!.. – Китнисс удивилась изобретательности и находчивости паренька. - То ли ещё будет! Слушай дальше! «…Когда я понял, что я в этой канализации не один, а с одним из самых сильных противников, мне стало почти страшно… Почти, поскольку я научился почти не испытывать страх, хотя было ясно, что нервы у меня пошаливают… Пить здесь было совершенно нечего, и я ума не приложу, как Первый продержался так долго в этих подземельях, разыскивая меня. Бродя по трубам, я вышел в какую-то степь, откуда также открывался вид на город, но с другого, неведомого мною ракурса. Я долгое время не решался отойти от труб, боясь, что буду застигнут врасплох…»… - Боже, ты читаешь, а я как будто снова переживаю эти минуты… Те, что пережила когда-то сама… - Я не могу понять тебя, душка, поскольку Бог меня от этого миловал… Но мне кажется, что я понимаю его, этого паренька, и я очень не хотела бы оказаться на его месте. - Да, лучше слушать это, не проникаясь, - Китнисс налила себе ещё кофе и позвала Пита, который подстригал кусты под окном: Эффи привила ему эту привычку, хоть Питу и не очень нравилось то, что хотя бы отдалённо напоминало капитолийские традиции. Однако и он был вынужден признать через какое-то время, что это было очень красиво. - Самое интересное… Самое страшное, - поправилась Эффи, и голос у неё принял трагические интонации, - впереди. «Мне нечего было пить, кроме как воду из канализации…». - Боже! – Китнисс едва не выронила чашку. - Может, не стоит читать дальше? – осторожно спросила Эффи, не притронувшись к своей порции кофе. - Нет, нет, продолжай… - упавшим голосом сказала Китнисс, понимая, что ей для завершения порученного ей дела надо знать о том, что было, всю подноготную. И всё же ей всегда было трудно узнавать новые ужасные подробности о кошмарах ушедшей эпохи. - Ладно… «Я поймал маленького ужа… Обыкновенного ужа, который, как известно, может почистить загрязнённую естественными отходами воду, пропустив её через себя… Через час моя фляга была полна чистой водой, которая продлила мне жизнь ещё на день…». Китнисс покачала головой. В сравнении со способами выживания героев тех времён её подпиленное гнездо ос-убийц казалось и не такой уж и остроумной выходкой. Хотя и про гнездо придумала не она, а Рута. Китнисс замолчала, вспомнив про Руту. В последнее время погибшая девочка часто снилась ей во сне: Рута перебирала ей волосы, напевала что-то, кажется, ту мелодию, которой они должны были подавать друг другу сигналы… Всё это заставляло Китнисс просыпаться по утрам с чувством неизбывной горечи, а потом плакать навзрыд в рубашку Пита, который уходил на работу в расстроенных чувствах. Прошлое было живо, более того, оно было живее всего остального, и постоянно напоминало о себе. Китнисс тряхнула головой, отгоняя воспоминания. - А что с тем из Первого? Встретились ли они? - Ах, да, мне тоже было интересно, - Эффи зашелестела бумагами… - Вот, тут, в конце страницы: «…Паренька из первого я убил, перерезав ему горло бутылочной розочкой, когда тот спал… Даже Первый дистрикт может спать без задних ног, когда сильно устанет. Так и хочется порой сказать им, дорогая Джейн, «Трибуты, не теряйте бдительности!». Он часто снится мне, этот паренёк, ещё живой, с глазами, полными надежды – таким я видел его в первый раз в Капитолии…».
Николай Шальнов: тэги: ролевые игры, моя шокирующая жизнь Наткнулась Рита своих записях на эту милоту. Всё-таки странная Рита была, когда по возвращению в город решила предложить местным ролевикам поставить игру по этой повести ле Гуин. И не лень же было всё это составлять, и, по ходу, Рита мало представляла себе, как всё это делается и вообще как это трудно, и что обычной малой полигонкой, по ходу дела, не обошлось бы, посему осталось это предложение без ответа. Здесь кусочек Ритиных наработок для игры, кому надо, можете использовать без ссылки =). Текст книги тут: http://e-libra.ru/read/149239-planeta-izgnaniya.html Первоисточник - "Планета Изгнания" (входит в Хайнский цикл, действие происходит в будущем), автор - Урсула Ле Гуин. Действие романа происходит на Вереле, третьей планете Этамина. Планета обращается вокруг светила за 60 земных лет, поэтому немногие из её обитателей дважды застают одно время года. На Вереле уже 600 лет существует земная колония — Космопорт, по неизвестным причинам потерявшая связь с родной планетой и Лигой миров (Межпланетной Лигой). Лига Всех Миров послала на эту планету отряд для исследования и приспособления к обычаям и нравам местных жителей. Впоследствии от Лиги не получали никаких известий, многие племена враждебно относились к колонистам, которым было всё трудней хранить и закон, и знания, которыми они с того времени обладали. В Заветах Лиги обозначен закон, называемый "культурное эмбарго", согласно которому на планетах, где селятся колонисты, запрещено "знакомить местные высокоразумные существа с какими бы то ни было религиозными или философскими доктринами, обучать их каким бы то ни было техническим нововведениям или научным положениям, прививать им иные культурные понятия и представления, а также вступать с ними в парасловесное общение, если они сами этого умения не развили. Запреты эти не могут быть нарушены до тех пор, пока Совет региона с согласья Пленума не постановил, что данная планета по степени своего развития готова к прямому контакту или ко вступлению в Лигу". Это древнее противостояние дальнерожденных альтерран, у которых из-за бесплодия их женщин остаётся всё меньше шансов на существование, и врасу, коренных племён Планеты Изгнания, продолжалось до тех пор, пока общая беда не сплотила их, хоть и ненадолго, под общими стягами. Продолжение тут: ___________ Врасу Врасу (в пер. - "туземцы") живут в шатрах во время Лета и Весны, разводят ханн, подчиняются главе рода. Из Родовых Домов состоят все особо крупные поселения врасу, вожди, да и просто мужчины со всех родов собираются на так называемый "Перестук Камней", где высказывается определённое мнение, если стук камней становится синхронным. Зиму (60 человеческих лет) зимуют в Зимнем Городе, отстроенном заранее и напоминающим подземные землянки с хранилищами и траншеями-переходами. Редкие из врасу выходят замуж или женятся на дочерях альтерранов: врождённое недоверие к дальнерожденным часто делают их агрессивно настроенными к появлению чужаков. Многие мужчины имеют по нескольку жён. Врасу не имеют представления о песнях, книгах, кораблях и прочих благах цивилизации. Представители: Вольд - глава Рода, старый вождь, самый старый среди всего поселения. Мудрый, но своенравный. Имеет несколько жён, внуков и детей. Одна из внучек - Ролери, внук - Уквет и сын - Умаксуман. Из оружия - длинное копьё, плащ из серого меха корио и толстая кожаная куртка. Общался с альтерранами, женился на одной из них - Шакатани, позднее она умерла. Новая супруга - старая Керли. Ролери - внучка Вольда от Шакатани, двоюродная сестра Джакоба Агата. Рождена во время Летнего Бесплодия, поэтому не может иметь детей. Она независима и своевольна, как и у сородичей, у неё светлая кожа и золотые глаза. Обладает редкой способностью к мысленной речи* (см. "Способности альтерран"). Влюблена в Агата. Любит гулять вдали от поселения. Умаксуман - наследный вождь после Вольда, один из его осеннерожденных сыновей, светлокожий и ясноглазый. Любит военные набеги и стычки с врагами. Уквет - внук Вольда, хотя он старше Умаксумана. По соседству с ними живут туземцы, Люди Аскатевара, как и земляне, являющиеся потомками хайнцев. Два народа практически игнорируют друг друга, однако, когда наступает очередная долгая зима, они вынуждены объединить свои силы в борьбе против чуждых кочевников — гаалей. Обычаи врасу: 1) с наступлением зимы никто не воюет и не сражается 2) вдыхает дым гезина из нашейного мешочка при встрече гостя и дают ему вдохнуть 3) при объявлении войны ритуально побивают тощую ханну камнями 4) угощение гостей 5) "Перестук камней" - Совет Старейшин (в Большом дворе Тевара) Вежливые ответы: "Я слушаю сердцем" (древний вежливый ответ-приветствие) Поговорки, фразы: "Солнце с луной сравнялось - ждать холодов недолго осталось" "Ни один воин Тевара не нарушит мира между нами, пока я жив" (Вольд) "Ни один воин Космопорта не нарушит его, пока я жив" (Джакоб) Еда: Бхана - каша Ча - жидкий травяной суп Флора: Снеговей - огромная птица, не то зверь с крыльями, совершенно белый и сверху и снизу, с короткими заостренными крючковатыми губами, которые то смыкаются, то размыкаются;, с неподвижными серебряными глазами. С пронзительным голосом, немигающими серебряными глазами и огромными крыльями в рост человека. По поверью, приносит снежные бури. Ханна - что-то вроде козы, даёт молоко и шкуры Корио - их серый мех идёт на плащи Клойсы - из их крови или желез изготовляют яд Снежный дьявол - к напоминает человека, белый и высокий, с мотающейся из стороны в сторону головой, вытянутыми вперёд короткими когтистыми передними лапами, и круглой зубастой пастью. Ноги - с плоскими и широкими ступнями. Снежные дьяволы охотятся стаями. Веспри - ... Фауна: Бродячие корни - что-то вроде нашего перекати-поле, двигаются на юг и оставляют за собой глубокие борозды Оружие: Дротикомёты, бола и ножи, луки, пращи, арбалеты Яды: "Поэтому врачи Космопорта сочли себя вправе составить несколько своих ядов, которыми все еще пользовались охотники и воины. Действовали эти яды по-разному — только оглушали или обездвиживали, убивали мгновенно или медленно. Яд в ... дротике был смертелен и за пять секунд парализовал нервные центры крупного животного — даже более крупного, чем гаальский воин. Простой и изящный механизм посылал дротик точно в цель за семьдесят шагов". ___________ Альтерраны Альтерраны ("упавшие с неба", "дальнерожденные", тоже люди) - представители колонии Альтерра, по представлениям многих врасу, владеют чародейством. Потомки первых колонистов, прилетевших на гамму Дракона (Планету Изгнания) постепенно вырождаются. В книгах и легендах сохранились предания о Лиге Всех Миров. Помнят все достижения своей (человеческой) цивилизации. Живут в Космопоре, состоящего из Площади, Тэатра, Дома Лиги, Общинного Дома, Залов Собраний и Законов, Архива, отдельных комнат. Спят на тюфяках, вместо стула обходятся плоскими подушками. Пользуются прозрачными чашками. Столетиями пытаются налаживать дружбу с племенами врасу. Зимуют в городе на Утёсах. Растят воинов, ценят силу и ловкость. Представители: Джакоб (Джейкоб) Агат - фактический лидер Совета Космопорта, альтерранец, посланный к врасу для переговоров о заключении союза Аскатевара, Алласката и Пернмека против гаалей, совершающих Откочёвку. Следуя его предложению, необходимо предупредить нападение гаалей врасплох, встретив Откочёвку на севере. Тёмный, сумрачный, угрюмый. Влюблён в Ролери <?>. Элла Пасфаль — член Совета колонистов, мудрая и остроумная старуха, владеет параречью лучше всех в городе. Сейко Эсмит — последняя представительница своей знаменитой семьи, потомков первого главы колонии. Красивая, нервная, язвительная, замкнутая женщина среднего возраста. Дэрмат — член Совета Вотток - костоправ Шевик - лучший арбалетчик Джоконеди - ... Артефакты: Церемониальная чаша Ча (для совета) Локации: Зал Собраний - заставлен длинными столами и скамейками, "потому что общая столовая помещалась теперь здесь, под золотыми часами и хрустальными шариками планет, обращающихся вокруг своих солнц" ... "Его серые стены были инкрустированы изящными золотыми мозаиками. На восточной стене стилизованное солнце окружало девять планет, а напротив, на западной стене, семь планет обращались по очень вытянутым эллиптическим орбитам вокруг своего солнца. Третья планета в обоих системах была двойной и сверкала хрусталем. Круглые циферблаты с тонкими изукрашенными стрелками над дверью и в дальнем конце зала показывали, что идет триста девяносто первый день сорок пятого лунокруга Десятого местного Года пребывания колонии на Третьей планете Гаммы Дракона. Кроме того, они сообщали, что это был сто второй день тысяча четыреста пятого года по летоисчислению Лиги Всех Миров, двенадцатое августа на родной планете". *Способности альтерран: Параречь (можно использовать простой мобильный) - люди, обладающие этим даром и умеющие им пользоваться, способны даже на расстоянии слышать чужие мысли так, что тот, кто их думает, ничего не замечает. Это подобно тому, как в толпе ощущаешь общий страх или общую радость. Это намного проще, чем слышать мысли, но все-таки есть и общее отсутствие слов. А мысленная речь и восприятие мысленной речи — это совсем другое. Нетренированный человек, если ему передать, сразу замкнет свое сознание, так и не поняв, что он слышит. Особенно если передается не то, чего он сам хочет или во что верит. Обычно те, кто не учился параобщению, обладают полнейшей защитой от него. Собственно говоря, обучение параобщению сводится главным образом к отработке способов разрушать собственную защиту. У некоторых людей есть способности проецировать этот дар на животных. Очень полезное свойство для охотников и пастухов. Дальнерожденные — очень удачливые охотники. ___________ Гааль Гааль - племя, обитающее на севере, вдали от самых дальних пределов, где живут люди, говорящие одним языком с альтерранами и врасу. Предание гласит, что их летние угодья там обширны, покрыты травой и простираются у подножья гор с реками льда на вершинах. Едва минует первая половина Осени, в их земли с самого дальнего севера, где всегда Зима, приходит холод и снежные звери, и, подобно зверям, гаали откочевывают на юг. Они несут свои шатры с собой, но не строят городов и не запасают зерна. Они проходят Предел Тевара в те дни, когда звезды Дерева восходят на закате, до того, как впервые взойдет Снежная звезда и возвестит, что Осень кончилась и началась Зима. Если гаали натыкаются на семьи, кочующие без защиты, на охотничьи пастбища, на оставленные без присмотра стада и поля, они убивают и грабят. Если они видят крепкий Зимний Город с воинами на стенах, они проходят мимо и идут все дальше и дальше на юг, пока не остановятся где-то далеко. Люди говорят, что там Зима теплее, чем тут. Так откочевывают гаали. Гаали возвращаются на север в дни таяния, когда растут молодые леса. Они не нападают на каменные города. У гаалей отсутствует представление об истории. Время - это "сегодня" и "былое время", вперёд не загядывали, не дальше следующего Времени Года. Представители: Среди гаалей появился большой человек, глава всех племен. Они называют его не то Куббан, не то Коббан. <Он объединил все племена и создал из них войско. Теперь гаали по пути на юг не крадут отбившихся ханн, они осаждают и захватывают Зимние Города во всех Пределах побережья, убивают весеннерожденных мужчин, а женщин обращают в рабство и оставляют в каждом городе своих воинов, чтобы держать его в повиновении всю Зиму> Описание гааля: "...навстречу им, вопя и размахивая боевыми топорами, бросились белолицые люди с пучками алых перьев в закрученных рогами волосах". ___________________ Отзывы о романе "Планета изгнания": >>> "Роман очень короток и динамичен: всего лишь несколько недель из жизни планеты, переломивших ход истории двух народов. Наступление великой Зимы, нашествие варваров и война, осада, предательство и Любовь. Вечная любовь, перебрасывающая хрупкие мостики понимания, совершающая то, что не смогли целые века, и открывающая новые пути и дарящая Надежду. Недаром, именно влюбленные прорывают молчание разумов, обращаясь к глубинам души и чувствам друг друга. Роман получился очень жизнеутверждающим. Не такой трагичный, как «Левая рука Тьмы» и «Слово для мира и леса одно», не такой полный грусти об упущенных возможностях, как «Планета Роканнона». Напротив, он - об открытых Возможностях: обретении нового — родины, надежды, путей развития. О преодолении различий и объединяющих всех людей тонких связях чувств и переживаний. И о побеждающей предрассудки и косные обычаи Любви, столь великой, что она делается способной изменять судьбы целых народов и планет". >>> "Шесть сотен лет адаптации — и колонисты наконец-то смогли встроиться в мир, в котором живут. Они могли сдастся, позволить себе сгинуть, не прилагать никаких усилий для выживания. Но они старательно выживали, оберегали и хранили те знания, которые некогда принесли со звёзд их предки. Это гимн цивилизации и гуманизма, убеждающий нас по человечески относится к иным культурам и народам, которые могут оказать нам в будущем поддержку".
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно, старые мастера, fashion style Помнится, именно этому "всесильному чародею французской литературы" Шарль Бодлер посвятил своё главное произведение. Теофиль Готье Мода как искусство Перевод с французского Веры Мильчиной Отчего цивилизация, которая ставит одежду чрезвычайно высоко, поскольку ее нравственные устои, а равно и особенности климата запрещают людям ходить нагими, отдает искусство одеваться на откуп портным и портнихам? В нынешнюю эпоху одежда сделалась для человека чем-то вроде кожи, с которой он ни при каких условиях не разлучается; одежда так же необходима человеку, как шерсть животному; в результате о том, как выглядит человеческое тело, никто уже не вспоминает. Всякий, кто хоть немного знаком с художниками и кому случалось бывать в их мастерских в то время, когда им позируют натурщики, испытывает при виде неведомого зверя - амфибий обоего пола, выставленных на обозрение публики, - безотчетное изумление, смешанное с легким отвращением. Экземпляр неизвестной науке породы, недавно привезенный из Центральной Австралии, вне всякого сомнения, не выглядит так неожиданно и так ново с зоологической точки зрения, как обнаженный человек; поистине, в Зоологическом саду следовало бы установить клетки для самцов и самок из породы homo, сбросивших искусственную кожу. На них смотрели бы с таким же любопытством, как на жирафу, онагра, тапира, утконоса, гориллу или двуутробку. Если бы не дошедшие до нас восхитительные античные статуи, традиция изображения человеческого тела прервалась бы навсегда. Лишь тем художникам, которые созерцают эти мраморные и бронзовые шедевры или их гипсовые копии и сравнивают их с обнаженными натурщиками, удается с трудом восстановить идеальное существо, запечатленное творцами скульптур, барельефов и полотен. Что общего между этими абстрактными фигурами и одетыми зрителями, их рассматривающими? Можно ли сказать, что это создания одной породы? Ни в коем случае. Продолжение тут: Мы будем вечно сожалеть об исчезновании обнаженной натуры , составляющей самую основу искусства: ведь человек не может вообразить себе форму более совершенную, чем форма его собственного тела, созданного по образу и подобию Божьему. Обнаженная натура, естественная в божественном климате Греции, в пору юности человечества, когда поэзия и искусства расцветали, словно цветы умственной весны, породила Фидия, Лисиппа, Клеомена, Агасия, Агесандра, Апеллеса, Зевксиса, Полигнота, как позже она же породила Микеланджело и дивных творцов эпохи Возрождения (говоря об обнаженной натуре, мы имеем в виду также и ее непременную спутницу драпировку, неотрывную от обнаженной натуры, как гармония неотрывна от мелодии); однако в эпоху Возрождения обнаженная натура сделалась не более чем условностью; в эту пору человек уже был немыслим без одежды. Скульпторы и художники жалуются на подобное состояние дел, а между тем они могли бы к собственной пользе изменить его если не полностью, то хотя бы отчасти. Современные наряды, утверждают они, мешают им создавать шедевры; послушать нынешних творцов, так в том, что они не Тицианы, не Ван Дейки и не Веласкесы, виноваты исключительно черные фраки, пальто и кринолины. Тем не менее и эти великие люди изображали своих современников в нарядах, которые так же мало обнажали тело, как и наши, и которые, порой отличаясь элегантностью, гораздо чаще выглядели уродливо или странно. Да и так ли некрасиво наше платье, как принято думать? Разве у него нет собственного значения, которое, к сожалению, плохо понимают художники, всецело проникнутые античными идеями? Своим простым покроем и нейтральным цветом оно создает выгодный фон для человеческой головы - средоточия ума и рук - орудий мысли и знаков породы; оно придает телу какую угодно форму и подсказывает жертвы, какие необходимо принести ради общего впечатления. Вообразите себе Рембрандта, пишущего портрет человека нашего времени, человека, одетого в черный фрак: он направит свет, падающий сверху, на лицо своей модели, осветит одну щеку, погрузив другую в теплый полумрак, заставит сверкать отдельные волоски усов и бороды, изобразит фрак густой и приглушенной черной краской, а белье - широкими мазками белого с соломенным оттенком, обозначит двумя-тремя блестящими точками цепочку от часов, очистит цвет лица от асфальтово-серых тонов. И как только он сделает все это, вы обнаружите, что фрак нынешнего парижанина ничуть не менее красив и характерен, чем камзол голландского бургомистра. Если же вы предпочитаете живописи рисунок, взгляните на портрет г-на Бертена работы г-на Энгра. Разве складки редингота и панталон уступают в четкости, благородстве и чистоте складкам хламиды или тоги? Разве под прозаическими одеждами тело не живет своей жизнью точно так же, как и тело статуи под драпировками? Люди нашего времени не отличаются, как правило, ни красотой, ни силой. Антиной сегодня выглядел бы смешным. Самый заурядный домкрат без труда выполняет работу Алкида. Поэтому не стоит украшать то, что не заслуживает внимания; главное - избежать тяжеловесности, вульгарности, погрешностей против элегантности и скрыть тело под оболочкой, которая не выглядела бы ни слишком широкой, ни слишком узкой, которая не слишком подчеркивала бы наши формы и была бы, за исключением немногих деталей, пригодной для всех, как маскарадное домино. Долой золото, вышивки, яркие цвета, долой театральность; пусть окружающие чувствуют, что человек хорошо одет, но при этом в памяти у них не останется ни единой черты его наряда. Качество сукна, безупречность покроя, продуманность фасона и, главное, умение носить костюм - вот в чем заключается изысканность. Оттенки эти ускользают от художников, которые в большинстве своем влюблены в яркие краски, в обильно ниспадающие складки, в переливающиеся драпировки, в могучие торсы и развитые бицепсы. Они жалеют, что никому из юных модников не пришло в голову завести себе шляпу с пером или алый плащ; они удивляются упорству, с каким светские люди хранят верность своим печальным, бесцветным, однообразным одеяниям, а это все равно что спрашивать, отчего в Венеции все гондолы - черного цвета. Между тем при всем их однообразии нет ничего легче, чем отличить гондолу патриция от гондолы буржуа. Впрочем, если у художников еще есть основания протестовать против мужского платья, фасоны которого они предоставляют сочинять портным, вместо того чтобы взяться за это дело самим, то уж бранить женские наряды они не имеют ровно никакого права. Если бы художники чаще бывали в свете и согласились хотя бы на один вечер избавиться от своих профессиональных предрассудков, они увидели бы, что бальные туалеты наших дам способны удовлетворить самые взыскательные вкусы и что художник, который изобразил бы их с исторической точки зрения стильно, но точно, создал бы изумительные шедевры красоты, элегантности и колорита. Лишь тот, кто всецело пребывает во власти ложноклассического образования, способен не почувствовать прелести таких картин, как разъезд после представления в Опере или дамы в гостиной, сидящие в креслах или стоящие подле консоли или камина. Никогда еще, пожалуй, дамы не могли похвастать такими восхитительными прическами; мы видим плоды поистине сказочного мастерства: волосы завитые, уложенные, заплетенные в косы, взбитые над ушами, зачесанные назад, скрученные жгутом. Парижский гребень не уступит греческому резцу, а волосы парижанок куда покорнее, чем паросский или пентеликонский мрамор. Взгляните на эти прекрасные темные пряди, обрамляющие чистыми линиями бледное чело и схваченные, словно диадемой, витым шнурком, поддерживающим шиньон; взгляните на эту белокурую корону, которая, кажется, трепещет под любовным дуновением ветерка и окружает бело-розовое личико золотым ореолом! Оцените эти собранные на затылке узлы, локоны, витые косы, подобные рогам Амона или завиткам ионической капители! Разве сумел бы афинский скульптор или художник эпохи Возрождения расположить их с большим изяществом, выдумкой и вкусом? По нашему мнению, нет. Пока мы описали только форму, придаваемую волосам, что же будет, когда мы дойдем до прически в собственном смысле слова? Никакому искусству не достичь подобного совершенства. Цветы, в которых среди рыжих, зеленых, нежно-голубых лепестков дрожат капли росы, гибкие ветви, небрежно падающие на плечи, старинные монеты, жемчужные сетки, брильянтовые звезды, заколки с филигранью или бирюзой, золотые нити, вплетенные в волосы, невесомые и призрачные радужные перья, банты, похожие на пышные растрепанные розы, переплетения бархатных лент, легкая золотистая или серебристая газовая ткань, играющая в лучах света, кисти розовых кораллов, гроздья аметистов, ягоды рубинов, бабочки из драгоценных камней, стеклянные шары с металлическим отсветом, надкрылья жука-златки - одним словом, все, что только можно вообразить самого свежего, самого кокетливого, самого блестящего, служит украшением причесок, в которых вы не найдете ничего лишнего, ничего чрезмерного, ни вздорной тяжеловесности, ни смешной роскоши - только то, что гармонирует с формой и выражением лица; Венера Милосская, обрети она руки и одолжи ей современная дама модный корсаж, могла бы отправиться в свет, ничего не меняя в своей прическе! Какой комплимент для моды нашего времени! Но как же быть с кринолином, спросите вы? Юбки на обручах, платья на пружинах, которые время от времени приходится отдавать в починку, словно остановившиеся часы, - кому не ясно, что такой наряд уродлив, дик, отвратителен, противен искусству? Мы, однако, иного мнения: у женщин есть резоны хранить верность кринолину, невзирая на бесчисленные шутки, карикатуры, водевили и оскорбительные выходки. Женщины совершенно правы, предпочитая тем узким ножнам, в которые вдевали себя их бабушки и матери, юбки широкие, пышные, объемистые, заметные. Благодаря обилию складок, расширяющихся книзу, словно фустанелла вертящегося дервиша, талия становится изящной и тонкой; просторная юбка выгодно подчеркивает совершенства верхней части тела и придает всей фигуре пленительное сходство с пирамидой. Нагромождение богатых тканей создает своего рода пьедестал для бюста и головы, которые ныне, в эпоху, когда наготе нет места в обществе, сделались наиболее значительными частями тела... Посмей мы прибегнуть при обсуждении столь современного вопроса к мифологическому сравнению, мы сказали бы, что бальные туалеты наших дам отвечают всем требованиям олимпийского этикета. Олимпийских богов изображали с обнаженным торсом; от бедер до ступней их тела были укрыты пышными драпировками. Именно в память об этом современные дамы обнажают, выезжая в свет, шею, плечи и руки. Та же мода царствует и на острове Ява, где ко двору следует являться обнаженным до пояса. Впрочем, шутки в сторону, перестанем хвастать ученостью и скажем просто, что молодая женщина, которая, причесавшись так, как мы только что описали, облачившись в декольтированное платье без рукавов, с двойными юбками или многочисленными воланами, увлекает за собой на балу волны старинного муара, атласа или тафты, кажется нам бесконечно прекрасной и одетой как нельзя лучше; признаемся, мы решительно не видим, в чем можно ее упрекнуть. К несчастью, у нас нет современных художников; те, кто по видимости живут в наше время, на самом деле принадлежат эпохам давно прошедшим. Дурно понятая античность мешает им почувствовать сегодняшний день. Они раз и навсегда затвердили одно-единственное представление о прекрасном, и современный идеал остается для них тайной за семью печатями. Более серьезное возражение против кринолина - его несовместимость с современной архитектурой и меблировкой. В ту пору, когда женщины носили фижмы, гостиные были просторными, двери - двустворчатыми, кресла - широкими; кареты без труда вмещали даму в самой пышной юбке, а театральные ложи не напоминали, как нынче, ящики комода. Ну что ж! придется расширить наши гостиные, изменить форму мебели и экипажей, разрушить театры! Ничего другого нам не остается, ибо точно так же, как ни один художник никогда не отречется от своей манеры, женщины ни за что не откажутся от кринолинов, равно как и от рисовой пудры - другого предмета банальных нападок. С тем редким чувством гармонии, которое их отличает, женщины ощутили противоречие между бальным нарядом и естественным цветом лица. Точно так же как умелые живописцы посредством легкой лессировки добиваются гармонии между человеческим телом и драпирующими его тканями, женщины высветляют свою кожу, выглядящую на фоне муара, кружев, атласа коричневато-серой, и сообщают ей единство тона, которого лишены даже самые очаровательные лица, ибо природа окрасила их в разные цвета, чередуя белый, желтый и розовый. Нежнейшая пудра позволяет придать коже слюдяной, мраморный оттенок и скрыть тот здоровый румянец, который в наши дни выглядит совершенно неуместно, ибо предполагает превосходство физических потребностей над потребностями духовными. Возможно даже, что женщин заставляет набрасывать на шею, плечи, грудь и руки этот легкий белый покров, смягчающий теплые, бесстыдные цвета нагого тела, не что иное, как смутное дуновение стыдливости. С помощью пудры формы живого тела приближаются к формам статуи; они очищаются и одухотворяются. Еще одна важная тема - обыкновение женщин подводить глаза, также нередко порицаемое: благодаря ему ресницы удлиняются, брови выгибаются дугой, глаза загораются новым блеском; женщина, подкрашивающая глаза, подобна прославленному мастеру, наносящему на полотно последние мазки. Мода всегда права. Пусть великий художник, чей талант не уступает таланту Веронезе, изобразит лестницу Оперы или фойе Итальянского театра в тот час, когда герцогини света и полусвета ожидают свои экипажи, кутаясь в белые бурнусы, в полосатые плащи, в короткие горностаевые мантии, в шерстяные накидки на лебяжьем меху, в чудесные ткани, привезенные со всех концов света; цветы и брильянты окружают их головки блистательным ореолом, кончиками пальцев, затянутых в перчатку, каждая опирается на руку кавалера, источая все бесстыдство своей красоты, юности и богатства, - если такая картина будет написана, кто дерзнет рассуждать о бедности современного костюма!
Николай Шальнов: тэги: графомания, волшебные сказки Персонажи "Хроник Нарнии" снятся с завидной регулярностью. Индустриальный сон То был всего индустриальный сон - Как некогда, я снова был влюблён В громады сумрачные, в каменный остов, В глазницы зданий, в костяки мостов, В извивы улиц, в гулкие тоннели, В забытые под окнами качели - Во всё, что было жизнью в те года, Что сами стали наважденьем сна. И как всё это изменилось вдруг! Я помню свой нечаянный испуг, Когда дыханьем чьим-то с высоты Всё стало воплощением мечты: Я видел Льва, создавшего миры, Что в подсознанье дремлят до поры, Когда преображенье нужно всем Заклятым мыслям, скованным льдом в плен. И видел Эдмунда, стоящего в тени, Задумчивого, скромного, вдали От пышных толп, что рады сотворенью И мира новому преображенью: Как будто яд греха ещё в крови Был у него, и, как ни говори, Что зло так быстро забывает память, Он от стыда печати лик не смог избавить.
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно Венера Урбинская На переднем плане картины в роскошных интерьерах дворца изображена лежащая молодая нагая женщина, которую отождествляют с богиней Венерой. На ней только несколько украшений — кольцо, браслет и серёжки. Открытый взгляд женщины направлен прямо на зрителя. В правой руке Венера держит цветы, её левая рука прикрывает лоно, образуя центр композиции картины. У ног Венеры спит маленькая собачка. На заднем плане картины справа изображены две служанки, занятые сундуком с нарядами. Существуют различные версии интерпретации тициановской нагой красавицы. Согласно одной из них, картина символизирует узы брака. Сундук с нарядами на заднем плане при этом рассматривается как приданое обнажённой девушки. Другие исследователи считают, что «Венера Урбинская» — портрет куртизанки, фактически предлагающей себя зрителю. Возможно, Тициан хотел рассказать в своей картине о сексуальности в браке, соединив волнующую эротику с добродетелями брака и прежде всего с верностью, которую олицетворяет изображённая на картине собачка. Однако, эстетические идеалы ренессансной картины позволяют видеть в наготе «Венеры Урбинской» и более идеальную тему. Обнаженная женщина наряду с обнаженным мужчиной приобретают в Италии XV - XVI веков значение художественной нормы. Нагота воспринимается не как изображение человека, с которого совлечена одежда. В наготе художники видят естественное состояние человека, его художественную идею. Нагота как воплощение нравственной чистоты, целомудрия, истины противополагалась художниками Возрождения одетости, как «правда обнаженная» - «правде украшенной». Возможность такого возвышенного тематического прочтения «Венеры Урбинской» создается и некоторыми особенностями её живописной композиции: «Венера как бы отделена от пространства комнаты, благодаря чему она существует в своем особом мире, где граница идеального и реального оказывается зыбкой»; «...тончайшими сочетаниями теплых и холодных оттенков в изображении тела Венеры Тициан создает ощущение постоянных переливов цвета и света, и этот мотив пульсирующего движения не просто моделирует формы тела, но открывает в нем средоточие, дыхание жизни. В то же время за Венерой поднимается черный абстрактный цвет стены, из глухого неподвижного сумрака перерастая в чистый звук напряженной, восходящей из ниоткуда в никуда вертикали. Рядом с этой черной фигурой, подобной силуэту арфы, внешне предметная глубина окна преображается в глубину беспредметную, а проявившаяся отвлеченная композиция черного и голубого открывает сознанию то, что поначалу было доступно лишь ощущению: образ трансцендентного, духовного пространства» Продолжение тут: Идеал женской красоты У Тициана женщина держит в руке розы, считавшиеся символом Венеры. Кто бы ни была женщина: Венера или donna nuda, её тело отражает идеал красоты и является эротическим символом эпохи высокого Возрождения. Высокий лоб, считавшийся символом красоты в средние века, ради которого женщины выщипывали волосы на лбу, перестал быть идеалом. Теперь волосы обрамляют лицо, смягчая его черты. Излюбленным цветом волос стал не тёмный, как у большинства итальянок от природы, а светлый. Почти у всех мифологических фигур, изображённых художниками итальянского Ренессанса, были светлые волосы. Грудь считалась красивой, если она была маленькая, круглая и упругая. Живот женщины Тициан изобразил слегка округленным. На готических полотнах животы у женщин изображали как правило более выпуклыми. В эпоху Ренессанса живописцы отказались от подобной практики и искали более натуральные формы. Тем не менее живот все равно считался центром женского тела, символом плодородия и продолжения рода. Техника В «Венере Урбинской» нашли своё полное отражение все характерные черты живописи Тициана. В частности волосы, кожа, меха, цветы, ткани и драгоценные камни переданы художником с натуральностью, близкой к оптическому обману. Этим эстетическим средством, а также сфумато, окружающем тело женщины, Тициан демонстрирует зрителю свой высокий уровень художественного мастерства. Помимо величественных полотен на религиозные темы Тициан написал большое количество портретов как исторических лиц, так и неидентифицированных персонажей. Целый ряд в творчестве Тициана составляют полупортреты неизвестных женщин, в которых Тициан символическим языком рассказывает о силе женской притягательности. Среди изображённых на портретах женщин могли быть и венецианские куртизанки, которые в XVII в. занимали высокое социальное положение.
Николай Шальнов: тэги: юмор, демы Ритин любимый новогодний дем
Николай Шальнов: тэги: находки, звезда в шоке, готика, демы В викторианскую эпоху в Англии существовала странная мода фотографировать умерших людей как живых, причём соответствующие позы им придавали с помощью специальных металлических держателей: http://vsyamagik.ru/fotografii-mertvyx-na-pamyat-strannosti-viktorianskoj-epoxi/ В копилку демов: "Hoc fac et vinces" — "делай так — и победишь"
Николай Шальнов: тэги: демы Procul negotiis — «вдали от суеты» =)
Николай Шальнов: тэги: графомания Актростих Печально вспоминаешь ты цветы, И дни зимы равняешь с днями мая. Таков черёд, увы, всей красоты: Менять виденья, не переставая. Есть радость в том, что мы весной узрим - Лелеем мы всю зиму образ этот: Ланит румянец с маком лишь сравним, А первоцвет на радость нам всё лето Разбуженный, цветёт, и цвет миндальный Как Пит, росою сбрызнут испытаний.
Николай Шальнов: тэги: юмор, киномания Ох, ржака до слёз, Рита всегда угорала над парнем, который, точно макака, выпрыгивал с места со словами "Склеиваются, склеиваются!" после того, как Вупи объясняла про музыкальные жанры, употребив это выражение.
Николай Шальнов: тэги: находки, искусство вечно Интересная статья о романе Гессе "Демиан", в котором Рита усмотрела корень образности одного из своих любимых фильмов - "Читая мысли". Довольно занимательно. Демиана в конце книги было жалко прям как Дамблдора, когда его убили. http://cyberleninka.ru/article/n/motiv-igry-s-demonom-v-romane-g-gesse-demian - "Мотив игры с демоном в романе Г. Гессе "Демиан". "Демиан" Г. Гессе История Эмиля Роман Гессе "Демиан" - это история взросления и духовных поисков главного героя. Эмиль Синклер - молодой человек, который пытается разобраться в собственных психологических проблемах, причем подходит к этому вопросу с философской точки зрения. Многие критики сравнивают роман с одним из самых известных произведений Гете - "Страданиями юного Вертера". Детство и юность молодого Эмиля подробно описываются в произведении Гессе "Демиан". Сюжет повествует об исканиях главного героя. Еще в десятилетнем возрасте ребенок наблюдает за саморефлексией взрослых. С каждым шагом он чувствует уверенность в себе, характер его все больше крепнет. Два мира С раннего детства Эмиль чувствует, что живет в двух мирах. Один - понятный, теплый и ясный, в котором ценятся мужская сила и женская красота. Второй - темный, запретный и злой, но при этом интересный и притягательный. В начале повествования он знакомится со старшим мальчиком Францем Кромером, хулиганом и мошенником. Чтобы завоевать его доверие и стать своим в этой компании, Эмиль выдумывает историю о том, что с друзьями недавно ограбил яблочный сад, унеся два мешка отменных фруктов. Однако ложь не приносит желаемого результата. Кромер начинает шантажировать Эмиля и требовать ему заплатить, чтобы он не передал эту историю хозяину сада, который уже давно ищет воров и даже назначил награду в две марки. Эмиль разбивает собственную копилку и относит все деньги, что у него были, все свои сбережения, но там не набирается и одной марки. Франц отказывается принять гроши и требует только полной суммы. Гессе одробно описывает страдания Эмиля. Краткое содержание повествует, что Эмиль видит единственный выход - украсть эти деньги у своих родителей. Он похищает деньги и чувствует, как все сильнее погружается в темный мир. Его мучают кошмары и тревоги, он становится все более замкнутым и закрытым. Продолжение тут: Каин Олицетворением второго, запретного мира является новый ученик школы Эмиля, его имя вносит в заголовок Гессе - Демиан. Книга рассказывает, что его появление вызывает огромный интерес у всех одноклассников. Он им кажется умным, зрелым, более взрослым, чем сверстники. Во время прогулки Демиан рассказывает Эмилю собственную интерпретацию библейской легенды о Каине и Авеле. Интересный взгяд на эту историю предлагает в своем произведении Герман Гессе. Цитаты, которые после выхода романа разошлись по любителям литературы, утверждали, что Каин - благородный человек, а Авель - трус. По словам Демиана, начало всей истории положила печать, которая была на Каине. Невидимая, но все люди вокруг ощущали, что он сильнее, увереннее, отважнее их. Объяснить это они могли, только выдумав историю с его братом. Во время второй встрече Дамиан пробует на Эмиле свое искусство чтения мыслей. Он догадывается, что Синклер находится под влиянием Франца, однако ему удается убедить, что эти проблемы ничтожны. Эмиль впадает в эйфорию, но он не в состоянии чувствовать благодарность к Демиану. Вместо этого он впадает в очередную депрессию, замыкаясь в мире родительского дома и все больше отдаляясь от школьных друзей. Переходный возраст Гессе в своём романе описывает сложные переживания подростка. Главные герои впадают в период полового созревания. Эмиль чувствует, что в нем происходят перемены, но он относит их к темному и злому миру. Свои желания и позывы подавлять становится все сложнее. На этой уже почве дружба с Демианом укрепляется. Эмиль видит в нем родственную душу. Особенно Синклеру импонирует возможность Демиана контролировать людей и подчинять их своей воле. У него собственный особый взгляд на религию. По его мнению, библейский Бог - несовершенный и недалекий персонаж, потому что он олицетворяет только добрую половину этого мира. В то время как вторую, злую половину, олицетворяет дьявол. Эмилю близка эта точка зрения, так как он сам чувствует противоречия между мирами, осознавая теперь, что это не его личный конфликт, а проблема всего человечества. К этим мыслям подводит читателя и Гессе. "Демиан", содержание которого отражает взгляды самого автора, утверждает, что каждый должен самостоятельно решить, что ему позволено, а что запрещено. Жить по своим правилам, а не оглядываться на чужие, не взирать даже на заповеди. Беатриче В 16-летнем возрасте Эмиль переходит на учебу в школу-интернат. С новым товарищем, Альфонсом Беком, самым старшим среди его одноклассников, он впервые для себя познает еще один грех - пьянство. При этом Синклер продолжает испытывать двойственные чувства. С одной стороны он понимает, что все сильнее погружается в темный мир, с другой - жаждет светлой и чистой любви. Переломным моментом в этом конфликте становится встреча с молодой женщиной Беатриче. Правда, образ ее является вымышленным. Даже не читая Данте, Эмиль узнает ее по репродукции английской картины, которую всегда носил с собой. Он начинает посвящать своему идеалу множество рисунков. И тут снова происходит удивительное в романе. Содержание этих полотен указывает на то, что черты Беатриче схожи с внешностью Демиана. Это подтверждает, что он испытывает глубокую тоску по своему другу. Птица выбирается из гнезда Вскоре Эмиль обнаруживает в своих вещах маленький клочок бумаги, на котором были непонятные с первого взгляда слова о том, что птица выбирается из яйца, которое является миром. И если человек хочет родиться, то должен разрушить этот мир и отпустить птицу к Богу - Абраксасу. Это таинственное божество Эмилю неизвестно, однако, уже на следующем уроке он узнает, что это персонаж, который объединяет в себе божественное и дьявольское начала. Интерес к таинственному божеству мгновенно пробуждается, но все поиски в библиотеке оказываются тщетными. Ситуация меняется, когда Эмиль встречает органиста Писториуса, который также поклоняется этому божеству. Он убеждает Синклера полагаться только на собственное мнение, самому решать, что можно в этом мире, а что запрещено. Писториус также сомневается в христианской вере. Начало конца После окончания школы-интерната Эмиль поступает в университет. Учебы его разочаровывает, он не находит в ней утешения, которого давно искал в знаниях. Зато он знакомится с матерью Демиана, которую все называют госпожой Евою Таким образом, госпожа Ева, Демиан и Синклер образуют гармоничное сообщество, которое чувствует себя соединенным законами Каина. Вместе они готовы к любым неприятностям и перипетиям. Эмиль Синклер суммирует все свои знания, чтобы привлечь Еву, в которую влюбился, к себе, но в это время в мире начинаются коренные преобразования. Первая мировая война... Мир, всем кажется, вот-вот рухнет. Друзья отдельно друг от друга отправляются на войну. В последний раз Эмиль и Демиан встречаются в военном госпитале. Демиан передает ему прощальный поцелуй от матери, а наутро исчезает. Однако для Эмиля все уже и так изменилось. Теперь Демиан становится его частью и он, наконец, готов сделать выбор и пойти по собственному пути. Структура и отзывы Роман состоит из введения и восьми глав, каждая из которых снабжена заголовком. Предисловие призвано заставить поверить читателя в то, что Эмиль - реально существующий человек, один из нас. Повествование ведется от первого лица, что еще раз доказывает, что произведение во многом автобиографично. Роман "Демиан" отзывы положительные получал как у современников, так и у нынешних читателей. Классик немецкой литературы Томас Манн, в частности, писал, что это произведение оказало на него незабываемое электризующее воздействие.
Николай Шальнов: тэги: киберпанк Советы Тимофея Баженова касательно выживания в условиях заброшенной урбанизированной зоны и похожие исследования заброшек. Эх, история ролевых игр, сталкерства и диггерства в Оренбурге, жди меня! Когда-нибудь я тебя допишу!.. Сталкеру А тот, кого учителем считаю, сталкер тот, На первый мой объект меня приведший, До сей поры, как тот Учёный Кот, Руины мрачные хранит своей неспешной Елейной песней. Захвати, герой, Йод, бинт, фонарь - всё то, что надо будет Маститому ведущему: с собой Авторитетно выводил он в люди Нас, юных сталкеров. Учил не ждать он нас, А добывать подарки с вечной Зоны, Его мне не забыть - так не угас В сердцах Зов Припяти: и плач её, и стоны.
полная версия страницы