Форум » Дневники персонажей » Дневник Риты Скитер (продолжение) » Ответить
Дневник Риты Скитер (продолжение)
Николай Шальнов: [quote]И они пали в его объятия, и осыпали его поцелуями, и отвели во дворец, где облекли его в дивные одежды, и возложили на его голову корону, и дали ему в руки скипетр, и он стал властелином города, который стоял на берегу реки. И он был справедлив и милосерд ко всем. Он изгнал злого Волшебника, а Лесорубу и его жене послал богатые дары, а сыновей их сделал вельможами. И он не дозволял никому обращаться жестоко с птицами и лесными зверями и всех учил добру, любви и милосердию. И он кормил голодных и сирых и одевал нагих, и в стране его всегда царили мир и благоденствие. Но правил он недолго. Слишком велики были его муки, слишком тяжкому подвергся он испытанию — и спустя три года он умер. А преемник его был тираном.[/quote] Оскар Уайльд, "Мальчик-Звезда"
Николай Шальнов: тэги: музыка, старые мастера, светлые гении Красивый концерт И. С. Баха, BWV 596
Николай Шальнов: тэги: размышления, мыслевыброс Как жаль, что всё гениально-парадоксальное так часто бывает лишено этической составляющей. Вот например, Шопенгауэр: "Прощать и забывать - значит бросать за окно сделанные драгоценные опыты". Весело, да не очень... Прогулка по кладбищу неподалёку от родового гнезда вышла смазанно - от комаров было не продохнуть, а несчастный древний памятник, заваленный обычно окурками и битым стеклом, и вовсе оказался погребённым под спиленными ветвями. Хотя во всём остальном Рита довольна - те же "вересковые пустоши", те же закаты и ясно-лунная ночь, спокойное течение помыслов и всё, чем когда-то дышала Рита - воспоминания и образы, и красота мира. Очень точная фраза внизу.
Николай Шальнов: тэги: графомания, сказки о дружбе Кризис двадцатилетия Дмитрию Д. Слово «лень» тебе привычно Как куренье перед сном, Было б странно, если б лично Тебе не было бы в лом Отправляться в магазины, Заболтавшись ни о чём, Потеряв в такси мобилу (за проезд отдав её). Было б странно, если ты бы До полуночи уснул, Не смотрел свои страшилы Про вампиров и акул, Утром встал бы на работу Или книжку прочитал, Или вдруг в одну субботу Ты без N. один гулял. Было б странно, если б «Сталкер» Был не пройден вдруг тобой, Что там «Сталкер»… Все стрелялки Перестрелены – так в бой Мчался Марс, зазря Венерой Успокоенный на миг (был б странно, если меру Знал бы бог военных лиг). Было бы странно, если б деньги Не просил ты у меня, Зная, что я сам по стенке Без бабла сползаю, мля. Так странны твои поступки, Не понять их мне… Судьба Перетёрла в своей ступке Твои юные года… Странный ты, страннее нету, Может, разве только я. Двадцать лет! И кризис этот, Друг, настиг теперь тебя.
Николай Шальнов: тэги: графомания, нарциссизм, легендариум Рита разбила свой "Цвет симбельмейна", посвящённый Толкину, на две части: "Цвет Лаурелин" и "Цвет Тельпериона" - по аналогии с Древами Валинора из "Сильмариллиона" - для того, чтобы части сборника можно было хотя бы согнуть пополам при распечатке (сборник постоянно пополняется). Неизвестно, дойдёт ли до этого когда-нибудь дело, ибо последний раз дама, которая мне всё это дело делала, обнаружила, что с трудом вспоминает технику печати и извела впустую кучу бумаги, а в издательстве за это возьмут большую деньгу, это неверняка. Врочем, Рита ни на что такое не надеется, в попытках изжить тщеславие, просто сделала это по старой привычке. Теперь в каждом томе около 20 стихотворений, может быть, легче будет обращаться с книгой, если у кого и возникнет интерес. Вот тут ссылка на скачать: http://file.qip.ru/?from=forum#/Два Древа/ (в папке "Два Древа" оба тома сборника, там же и шрифт "Aniron" (обозначен цифрами), которым напечатан весь текст. Без него будет много неровностей и потеряется эстетика). Вечная память тебе, глубокоуважаемый Профессор Толкин!
Николай Шальнов: тэги: графомания, киномания Обнаружила Рита у себя в архивах одну милоту... Старая графомания на тему "Мерлина". Очень мало она по нему писала, хотя этот фандом был у неё одним из любимых. Может быть, потому, что фильм печально закончился. Матушка, помнится, плакала (Рита-то не плакала, так как читала "Смерть Артура" и знала исход вещей, но в каноне-то Артуру было уже порядком лет, а в сериале он совсем молодым умирает, даже ещё не все подвиги рыцарей совершены!..). Как в детстве, когда она читала Рите из ирландского фольклора, где про бой Кухулина с Фердиадом: "В забавах и играх мы были рядом, пока у брода не встретил ты смерть..." - читает, а сама слезами заливается... Европейская древность прекрасна и печальна, наверное, это свойство любого возвышенного - вызывать печаль... Уроки греческого Вечерело. Над Камелотом сгущались тучи, и, по-видимому, гроза мимо проходить не собиралась. Служанка оставила окно в покоях Артура открытым, чтобы проветрить помещение, и теперь по ним гулял ветер. Занавесь, скрывающая окно, отодвинулась в сторону, и было видно, как на площади Камелота торопливо расходились по домам жители города. Воздух был свежим, наэлектризованным, и Мерлин ждал, что вот-вот, и сверкнёт молния, которых он в детстве побаивался, а теперь, втайне от Гаюса, научился вызывать сам, правда. не большие, а совсем маленькие, такие, чтобы можно было осветить книгу, когда свет зажигать было нельзя. Искрясь, точно маленькие змейки, они освещали страницы древних книг достаточным светом, чтобы можно было разучить пару-тройку новых заклинаний, соответствующих растущему могуществу волшебника. А оно ощущалось как нечто, распирающее Мерлина изнутри, как глоток чистого горного воздуха, который хотелось вдыхать снова и снова. Мерлин знал, что ему необходимо было беречь себя и свой дар, но иногда ему просто хотелось славно развлечься, сбросив с себя те путы и ограничения, которые на него налагало время и указания старого лекаря. Только Великий Дракон, казалось, был солидарен с ним: если раньше Мерлин во снах слышал его голос, призывающего его следовать своей судьбе, то теперь он смотрел на него блестящими зрачками своих огромных драконьих глаз и не говорил ничего, только выпускал из ноздрей тонкие струйки пара, от которых юному волшебнику едва удавалось уворачиваться. Хранить такую силу было очень трудно, особенно Мерлину, не обладавшему ни выдержкой, ни выносливостью чародеев древности. Он и сам не знал, откуда в нём бралась эта сила воли, эта цепкость за пространство, в котором он жил, и жизнелюбие. Возможно, как впоследствии он сам будет вспоминать, Камелот стал для него вторым домом, где он сумел, наконец-таки, обрести своих настоящих друзей, среди которых был и Артур - его судьба и вторая половинка золотой медали, первой из которых был он, Мерлин. Продолжение тут: - Эй, Мерлин, сходи-ка на кухню, возьми у Гертруды поднос с олениной, да по пути заскочи к оружейнику, забери у него мои наручи - он должен был их подправить - и начисть их как следует. - Мясо отдать оружейнику? - наивно поинтересовался волшебник. - Да нет же... Мерлин, ты точно идиот. Мясо принеси мне. А Гертруде скажи, чтобы она присыпала его специями вроде тех, какими угощала вчера Моргану. - Не думает ли мой принц, что эти специи - травы, которые Гаюс приписал госпоже для того, чтобы прогнать её кошмары? - Мерлин искренне беспокоился за принца. - Мой самый страшный кошмар - это ты, Мерлин, и если ты сейчас же не пойдёшь на кухню, то я велю поджарить тебя. Мерлину ничего не оставалось, как закрыть за собой дверь. Однако он, шутки ради, погасил факела, которыми была освещена комната Артура - ветер, который всё ещё продувал насквозь комнату наследника Камелота, был сильный, и никто не потрудился закрыть окно. Когда Гаюс покинул короля и его слугу, вручив им старинный том, Мерлин как ни в чём ни бывало принялся за уборку в кабинете лекаря: он расставлял чашки, колбы и ступки по местам, поднимал с полу упавшие книги, подмёл с пола рассыпавшийся истолчённый порошок фиолетового цвета... Артур молча наблюдал за всем этим, лихо посвистывая, и полистывая страницы древней книги. - Ну что, есть там что-нибудь интересненькое? - спросил Мерлин принца Камелота. На самом деле, ему всё было интересно, он просто хотел немного пошевелить Артура, который не всегда с пылом принимался за интеллектуальные занятия. - Для тебя - не думаю, - точно услышав едва уловимую иронию в голосе Мерлина, ответил Артур. Впрочем, он мог её и услышать, хотя Мерлин старался говорить негромко. Может, потому, что знал все оттенки его голоса, а, может, догадался о том, что имел в виду юный маг. - Наверное, Гаюс хочет испробовать наши таланты врачевателей, если уж посылает нас в далёкие путешествия, - задумчиво произнёс Мерлин, сам не особенно любивший отправляться куда-либо дальше леса вокруг Камелота и памятующий о тех испытаниях, которых им однажды довелось пережить с принцем Артуром, когда судьба закидывала их в самое преддверие преисподней для того, чтобы в очередной раз спасти чью-то жизнь. Артур захлопнул книгу, и ему пришлось срочно чихнуть из-за клуба пыли, которая обволокла его. - Боги... Книга-то явно не нашего века... - Гаюс не дурак. Он не стал бы предлагать нам современные побасенки о героях, - ответил Мерлин. - Он наверняка разузнал что-то стародавнее, то, на чём уже поставили крест, чтобы опробовать наши совместные силы, - маг сделал едва заметный акцент на слове "совместные". - Кажется, в предыдущие наши вылазки мне приходилось защищать тебя, - среагировал принц, но тотчас поправился. - А, прости... Ты же тоже спас мне жизнь дважды. Но я уже отплатил тебе, выручив тебя в прошлый раз у Серебряной Расселины, помнишь? Мерлин улыбнулся и кивнул головой. Да, конечно, Артуру осталось только махнуть пару раз мечом, чтобы прорваться из окружения никудышных воинов королевы Меб. То, что Мерлин своими чарами рассеял морок, посланный на них королевой-чародейкой, волшебнику пришлось утаить. Но он знал, что когда-нибудь Артур узнает об этом, непременно узнает! То-то будет смеху, ведь тогда Мерлин расплатиться за все колкости, отпущенные в его адрес! Артур был сосредоточен. Обычно он заставлял своего слугу читать вслух то, что Гаюс задавал им на вечер, и к полуночи у Мерлина, мягко сказать, отсыхал язык от труднопроизносимых слов и выражений, которых, к тому же, приходилось заучивать наизусть. Гаюс успокаивал его: - Не мучайся особенно над формальной стороной. Раньше учили думать, а не запоминать, так что если ты поймёшь суть того, что требовалось от почтенного гражданина нашего времени, всё остальное приложится. Мерлин невольно проникся уважением к тому времени, суровому и мрачному, но строгому и гораздо более нравственному и порядочному, нежели то, в которое он жил. Один Утер чего стоил, несмотря на все достижения, которыми гордился Камелот. Король был безжалостен ко всем магам, и подозрительно косился даже на заезжих шарлатанов-фокусников, не говоря уже о самых простых видах бытовой магии. Однажды Мерлину едва удалось спасти одного мальчика, в котором внезапно открылся колдовской дар. Ему пришлось срочно уехать из столицы под видом путешествия к знакомой Гаюса - известной врачевательнице Элдреде, навсегда, поскольку оставаться в Камелоте парню с необузданной магической энергией было опасно для жизни. *** - Отцом Зевса был Кронос, - продолжал свой урок греческого Мерлин. - Узнав о том, что Зевс захватит его власть, он приказал сообщить ему о рождении сына, чтобы съесть его. - Вот осёл! - сказал Артур. Мерлин рассмеялся. Да, по гречески "осёл" всё равно что урезанный "Кронос" - "onos". С тех пор, когда юный волшебник начал заниматься с Артуром древними философами, он не переставал удивляться находчивости Артура. Было забавно наблюдать за тем, как коронованный отпрыск исследует одну идею за другой, отбрасывая всё несущественное из огромных томов, которые Гаюс хранил в своей библиотеке. Они часто заканчивали свои занятия, когда за окнами уже брезжил рассвет. Гаюс улыбался, когда видел слугу и его господина посапывающими, лежащими чуть ли не друг на друге. Книги лежали раскрытыми рядом, и когда Гаюс просматривал страницы, на которых остановились его подопечные, он от души радовался прогрессу, которого достигли Артур с Мерлином, ведь он помнил наставление его учителя: "Уча других, мы учимся сами". А Мерлину сейчас как раз была большая необходимость научиться чему-то новому, ввиду возрастания его способностей, которые проявлялись всё чаще и часто без контроля со стороны юного мага, а это было очень опасно. Для того, чтобы уберечь сына Хуниты от лишних подозрений, Гаюс предложил правителю собственноручно составленное им методическое пособие, которое должно было привить королевскому отпрыску любовь к научным изысканиям и некоторые хорошие манеры, которые раньше изучались всеми членами королевской семьи, а теперь были незаслуженно забыты. Этот строгий придворный этикет иногда соблюдался Утером по прибытию особо важных гостей, и королю Камелота хотелось, чтобы Артур не ударил в грязь лицом, случись ему оказаться участником древней церемонии, а после того, как старший Пендрагон уйдёт на покой - занять место правителя. Впрочем, Артур без особого труда усваивал некоторые особо солёные шутки и острословия, на которых богата была древность, и, что не говори, Мерлин, который оказался подходящей мишенью для отработки колкостей в светском обхождении, был прекрасным учителем. Артур заинтересовался даже травами и минералами, которые Гаюс использовал в своей лечебной практике. - Вы будете прекрасным королём, если у вас есть склонность к занятиям медициной, - сказал как-то Гаюс, видя, с каким усердием Артур перетирал в ступке морозную соль, которую когда-то давно была добыта Мерлином с риском для жизни. - Великие правители древности славились тем, что умели исцелять одним своим прикосновением. - Думаю, я недостаточно хорошо знаю свойства всего, что у тебя здесь есть, - ответил Артур, оглядывая лабораторию придворного лекаря, всю уставленную склянками и колбами с различными ингредиентами. - Было бы здорово, если бы ты как-нибудь объяснил мне свойства некоторых растений, хотя бы тех, что растут в окрестностях нашего замка. Признаться честно, я не особо доверяю Мерлину: он в таких же летах, как и я. - Поверь, Артур, этот мальчик очень способный, я убедился в этом в первый же день его поступления на службу. Он видит суть вещей, а это важнее, чем просто знать наизусть состав и применение природных даров. Мерлин понимает аналогии, а эти законы приближают нас к истине, сокрытой в растениях и минералах больше, чем многолетняя практика. Вопреки расхожему представлению об умственных способностях слуг, Мерлин обладает тонким интуитивным умом, думаю, ты скоро в этом сам убедишься. Хотя на Артура это заявление Гаюса не произвело особого впечатления, он всё же стал чаще проводить свободное время на опушках и лугах, окружающих замок, и вскоре даже вылечил своего первого больного - крестьянку, заболевшую оспой. - Спасибо вам, ваше величество, я обязана вам жизнью! - кланялась женщина, покидая апартаменты Гаюса. Мерлину было приятно за Артура, сам же молодой король расплылся в улыбке, которую тщетно пытался скрыть за обычной маской суровости. - Поздравляю, юный король, - сказал Мерлин, едва лишь за крестьянкой затворилась дверь. Теперь вы можете считать себя полноправным практикантом. Скоро вам можно будет доверить самому осматривать королевских лошадей. Улыбка сползла с лица принца, и он запустил в мага связкой болотного лука. - Помолчал бы, а то заставлю тебя чистить мне мои охотничьи сапоги. Впрочем, их так и так надо почистить, примись-ка за это дело сегодня вечером, Мерлин. - Не разбейте мне тут только ничего, - увернулся от летящего лука Гаюс, вышедший из спальни со старинным томом, покрытым слоем пыли. - Поглядите-ка лучше вот сюда. Это как раз то, чем я хотел вас занять на досуге. Артур скривился. На досуге он хотел потренироваться на мечах со своими бойцами, но, по-видимому, придётся отложить это дело до завтра: отцовские указания приходилось выполнять беспрекословно. - Это что, опять показания к житейскому обхождению для наших прадедов? - спросил он у Гаюса. - Нет, это гораздо интереснее. Это сборник утраченных большинством современных лекарей рецептов, которых мой предшественник собрал, путешествуя по самым опасным и отдалённым уголкам Альбиона. Чтобы разобраться в них, в своё время мне пришлось приложить немало усилий, но вы ведь и не на такое способны, верно? - Гаюс, я не книжный червь, и не библиотекарь, зачем мне это? - заныл будущий король Камелота. - Пусть Мерлин сам разберётся, а потом мне объяснит, что к чему. Я голову себе сверну, меня воротит уже от одной только латыни... - Это не совсем то, о чём ты подумал, мой господин, - заговорщически прищурился лекарь. - Всё, что предложено здесь для изучения, когда-то составило славу не только народной медицине, но и многим известным в истории мужам, путешествующим в поисках славы и ради богоугодных дел. Они совершили немало подвигов, но многие из них не вернулись живыми... Впрочем, я не прошу вас повторять их путь, но если вы устали от однообразия камелотских будней, пара-тройка историй отсюда будет вам интересна. Думаю, Мерлин составит вам компанию, если вы вознамеритесь отправиться в небольшое путешествие по нашим провинциям...
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно, светлые гении, музыка Изумительной красоты музыка "...Расширение общих композиционных рамок при расчленении на ряд развитых, внутренне завершенных номеров очевидно уже на примере большой кантаты, возникшей в 1714 году, «Ich hatte viel Bekümmernis» («Я много страдал», № 21). Она состоит из двух частей и включает 11 номеров: вступительную Sinfonia, 4 хора, 3 арии, дуэт и 2 речитатива. Оркестр — из самых богатых (для кантат Баха): в нем партии 2 скрипок, альта, гобоя, фагота, 4 труб, 4 тромбонов, литавр, органа и basso continuo. Между тем и эта чудесная кантата не содержит последовательного противопоставления частей. Она снова ведет развитие образов и чувств от страстной скорби, одиночества, отчаяния к успокоению, радости и свету, от лирической экспрессии к победной праздничности. Только путь этот становится обширнее и сами образы углубляются в своем эмоциональном напряжении. Глубоко своеобразно инструментальное вступление к кантате: не торжественная увертюра, а скорее камерная прелюдия, медленная, небольшая, исполненная лирического вдохновения. Концертирующие гобой и скрипка ведут как бы свободный диалог, мелодия субъективно-выразительна и драматична, в характерном для Баха импровизационно-патетическом стиле. Патетика бесконечно развертывающихся сольных мелодий сдерживается мерной поступью баса. Драматический пафос все же нарастает к концу, где достигается общая мелодическая вершина вступления и обостряется гармония (ряд уменьшенных септаккордов). Начальный хор состоит из двух контрастирующих разделов. Его первый раздел (на слова «Я много страдал») выражает скорбное чувство в своеобразной, неиндивидуализированной форме: в полифоническом хоровом изложении проходит тема, отчасти родственная мелодиям речитативного склада (речитация на одном звуке) и близкая теме одной из баховских ор-ганных фуг (№541), но, в отличие от нее, в миноре. Второй, краткий раздел хора, собственно его заключение, носит совсем иной характер — оживленный, энергичный, с блестящими пассажами во всех партиях (на слова «Твои утешения укрепили мою душу»). Все это вместе — инструментальная Sinfonia и первый хор — по своей функции образует как бы большую увертюру к кантате, вводит в ее содержание. Продолжение тут: Первая ария остается в той же тональности, что и предыдущие номера (c-moll). Написанная для сопрано с солирующим гобоем, она носит по изложению мерно-прелюдийный ха-рактер и дает концентрированное воплощение одного образа, поистине трагичного. Широкая волнообразная тема развертывается в инструментальном вступлении (7 тактов), ее ведет гобой Все дальнейшее развитие подчинено ей и вытекает из нее. «Вздохи, слезы, горе, нужда» — эти слова воплощены в музыке с пронзающей сердце скорбью. По интонационному строю, в частности «говорящим» вздохам в мелодии, ария близка тому, что уже звучало в кантатах № 131 и 106. Но в ней по-новому сконцентрированы сильные и острые средства выразительности, словно в сгустке трагической экспрессии. Тра-гизм этот в высокой степени характерен для Баха и сопряжен у него с применением принципа единовременного контраста, то есть с развитием музыкальной мысли не через действенную борьбу различных контрастных образов (как у Бетховена), а с раскрытием, развертыванием одного внутренне контрастного образа. В арии «Вздохи, слезы» одни выразительные средства служат обострению эмоции, росту драматического напряжения, патетической силы, другие же одновременно сдерживают, внут-ренне тормозят развитие чувства-страсти, уравновешивая целое. В итоге возникает впечатление не безудержного бурного драматизма, не внешней смелой действенности, а особого скованного трагизма, сосредоточенного в себе и по-своему необыкновенно сильного. Наряду со многими другими шедеврами Баха (арией «Erbarme dich» из «Страстей по Матфею» или Хроматической фантазией, хором «Crucifixus» из мессы h-moll или медленными частями некоторых органных сонат) ария «Вздохи, слезы» дает свое, индивидуальное выражение принципа единовременного контраста. Силы драматического напряжения, «побуждающие», импульсивные, заключены здесь в смелом сочетании «говорящих» вздохов с инструментальной ломанностью, гибкостью мелодической линии, с ее частыми регистровыми контрастами, а также в острой гармонизации (которую Бах обозначил цифровкой с особой тщательностью), в сгущении этих выразительных средств в узких пределах (частая смена гармоний и регистров, мелкие фазы движения, насыщенность мелодии интонациями вздохов). Факторы же сдерживающие выражены последовательно мерным движением (однотипно-прелюдийным), медленным темпом, уравновешенной структурой целого, распределением кульминаций. Подобный тип внутреннего драматизма, достигающего трагических высот, был подготовлен в ариях lamento XVII века у Монтеверди и других оперных мастеров и проявился затем у Генделя. Но никто из предшественников и современников Баха не дал столь высокого выражения трагизма в музыке на основе принципа единовременного контраста. Никто даже и не приблизился к этому. Вся первая часть кантаты выдержана в миноре (c-moll — c-moll — c-moll — f-moll — c-moll) и не выходит из круга скорбных чувств. Вторая ария (Largo, для тенора со струнными и фаготом) акцентирует одну сторону образа («Ручьи горючих слез») — и соответственно весь ее интонационный строй выведен из беспрестанных «вздохов» в вокальной партии, поддержанных аккордами, и таких же интонаций у струнных инструментов. Большой заключительный хор первой части (с эпизодами соло) все еще драматичен по началу, но пытается успокоить душу и выражает надежду на просветление. Вторая часть кантаты от мольбы о помощи и призывов к душевному умиротворению (речитатив — дуэт — хор) приводит к выражению простодушной радости (курантообразная ария тенора с органом в F-dur) и благодарственных «победных» эмоций (в героическом хоре C-dur), построенном по типу французской увертюры: Grave — Allegro). Особой силой воздействия обладают у Баха и другие скорб-ные, в частности горестно-покаянные, произведения, исполнен-ные строгого, порою трагического, скованного чувства. Таковы кантаты № 13 («Мои вздохи, мои слезы»), 55 («Я несчастный человек» для тенора соло), 58 («О боже, как много сердечных мук»), 82 («С меня довольно» для баса соло). Однако все они отнюдь не пессимистичны и свидетельствуют о силе духа, о стойкости и внутреннем мужестве, побеждающих скорбь". Т. Ливанова, "История западноевропейской музыки"
Николай Шальнов: тэги: графомания Сиквел к фанфику про Мерлина Мерлин Мы так часто привыкли скрывать свой таинственный дар, Что порой забываем о том, как он теплится в нас, Забываем на время, как этот пылающий жар Растекается ночью по жилам – ведь он не угас. Утром, только лишь мы, поглощенные грудой забот, Преклоняем пред сильными мира колени свои, В недрах духа рождаем всё то, чей могучий полёт Лишь в мечтах расправляет крыла и несётся в ночи Вдаль от стен, зачарованных магией, хоть и не знал Камелот о чудесном, хранящим покои его. Жаль, что рок королевства надолго полог разверстал Над столицей, что ждёт так давно короля своего. Так печально мне знать, что великий и доблестный принц, С чьей душой я в аду - точно Данте с Вергилием – шёл, Засыпает, усталый, под отблеск неверных денниц, И не знает о том, кто опасность от мира отвёл. Нет, не надо наград мне, не надо мне славы слепой, Только бременем лести венчающей душу… Как ты, Мой король, свой венец ещё терпишь, холодный и злой, Безразличный к страданьям носящего? Так же пусты Бездны сердца к тому, что творится под бременем снов В утомлённом сознании мага, таящего власть Над стихиями, морем, землёю и волшебством языков, Что способно и время само обратить без усилия вспять. Ты не ведаешь… Жаль… Может, время ещё не пришло, Когда с магией меч твой, из камня добытый, в поход За великою славой пойдёт и стяжает добро, Явит миру в боях и величье, и нового царства исход.
Николай Шальнов: тэги: ностальжи, киномания, окно в спальню Известный кадр из "Головы в облаках". В юности стойко ассоциировался с романтикой ^^ Если бы фраза не была такой длинной, Рита сляпала бы дем: "На свете всегда будет существовать романтика для того, кто её достоин" (с) Андре Моруа.
Николай Шальнов: тэги: астрология Сколько бы Рита не изучала совместимость Дев, всё чаще она приходит к выводу, что выходить Девам лучше за Дев же и по расчёту. Как правило, люди оказываются правы в своих ожиданиях, если расчёт оказывается верен. В дружбе двух Дев при отсутствии логики начинается невообразимый кавардак, а так обычно их размеренное сосуществование напоминает двух средневековых схоластов, оттачивающих друг на друге свои аналитические способности и способности к коммуникации - разбор понятий, раскладывание всего и вся по полочкам... Если общего языка найти не получается, возникают большие проблемы, даже хуже, чем у Дев с Рыбами. Дева и Овен Союз тяжелый. Дева будет изводить жену критикой, пользоваться ее откровенностью, припоминать обиды, пытаться обуздать ее, загнать в рамки. Причина — эмоциональная скованность Девы, которая не выдерживает страстности, резкости, импульсивности Овна. Брак обычно длится недолго и расторгается по инициативе Овна, которая потом и не вспоминает о бывшем супруге. Дева и Телец Сочетание удачное. Дева и Телец — две родственные натуры, оба домоседы, хорошие семьянины, практичные, трезвые, рациональные. Однако Тельца не устраивает эмоциональная сдержанность Девы. Обиды будут накапливаться. Все зависит от того, насколько терпелив Телец. Если Дева не будет контролировать себя, женщину-Тельца не остановят ни дети, ни чувство дома, ни ответственность — она все разрушит и построит новую жизнь, но уже без Девы. Дева и Близнецы Дева и Близнецы могут вступить в брак только по молодости или при нетипичности знаков. Близнецам нужен партнер, от которого она могла бы совершать свои «заплывы» в сторону, беготню по друзьям-подругам и магазинам. Деве же нужно, чтобы жена занималась хозяйством; он не потерпит ее постоянных отлучек, начнет подозревать в изменах, критиковать. Все это будет нервировать Близнецов. Брак развалится очень быстро. Дева и Рак Это союз двух неродственных душ, и тем не менее он прочен. Рака будут раздражать критика и нападки Девы. Но она сильнее Девы, хорошо чувствует его натуру и сможет в конце концов подчинить его. Союз держится на взаимном терпении. Сексуальной совместимости нет. Дева и Лев Союз тяжелый, с разногласиями, затяжными конфликтами и беспардонными выпадами Девы в адрес своей половины. Какое-то время Львица будет терпеть, но в конечном итоге уйдет. Сексуальная совместимость неплохая. Продолжение тут: Дева и Дева Эти двое живут одними интересами, одними проблемами, одними заботами и удовлетворяют друг друга как в эмоциональном, так и в сексуальном плане. Если это две типичные Девы, то совместная жизнь сложится удачно. Дева и Весы Средний союз. Дев восхищают женщины-Весы. Весы же от Дев не в восторге. Им нравится лишь умение вести себя в обществе. Весы не любят, чтобы в их жизнь бесцеремонно вмешивались, а Дева это делать будет, что и приведет к разногласиям. Дева и Скорпион Прекрасный союз. Скорпион — единственная женщина, к которой Дева будет стремиться, потому что будет бояться ее. Их брак подобен отношениям мухи и паука: Скорпион — единственный знак, способный управлять Девой, не прикладывая к этому никаких усилий. Дева не сможет противостоять жене, и уйти от нее он тоже никогда не сможет. В сексуальном отношении они довольны друг другом. Дева и Стрелец Союз неудачен. В нем встречаются два совершенно разных человека — трезвый, практичный мужчина-Дева и энергичная идеалистка-Стрелец, которой надо много и сразу. Деву будут пугать напористость и страстность Стрельца, а также ее большие запросы. Брак разваливается потому, что потребности Стрельца наталкиваются на стойкое сопротивление Девы. Стрелец — знак щедрый, экономность ему непонятна и не свойственна. Мелкие поначалу противоречия разрастутся до невозможности жить вместе, и Стрелец, не выдержав, уйдет. Стрелец — единственный знак, к которому Дева никогда не найдет подхода. Сексуальная совместимость хорошая. Дева и Козерог Союз не очень интересный, но Деву он устроит. Сексуальной совместимости нет: Козерог кажется Деве однообразной, пресной, а он ей — бесчувственным. Каждый будет смотреть в свою сторону, но совместная жизнь протекает спокойно. Дева в этом союзе становится послушным исполнителем воли жены. Дева и Водолей Яркая странная женщина-Водолей перевернет размеренный образ жизни Девы с ног на голову. Однако брак неплохой и будет держаться. Сексуальная совместимость средняя. Дева и Рыбы Тяжелый и немыслимый для Девы союз. Холодная натура Девы не способна вникнуть в тонкости переживаний Рыбы. Рыба, в свою очередь, не понимает его позиции по многим вопросам. Ей нужна широкая спина, за которой можно спрятаться от ударов жизни. Вкусы и пристрастия Рыбы будут осуждаться Девой, и наоборот. Этих людей могут связывать только секс и дети.
Николай Шальнов: тэги: ненависть, светлые гении, охотники за сновидениями «Возвращайся к своим Джастину Тимберлейку и домашним заданиям, конформистская *опа, ты не знаешь, что такое боль», - говорил Пит, гот из Саус-Парка, Кайлу, пришедшему спасать Стэна из болота готического образа жизни. Увидела недавно Рита клип с Тимберлейком, почему-то сравнила Джастина с Егором Кридом, чем-то эти оба похожи: Это пока единственное, что Рита помимо передачи про археологические находки времён Второй Мировой выудила из долбанного ящика. Снилось ночью Рите, будто она бухает с Паркинсон и Оливером Вудом на полянке за Хогсмидом… Просыпается Рита, включает по привычке телек – и понеслось… То эти футбольные фанаты, то долбанная олимпийская комиссия в Бразилии, отставившая всех российских спортсменов из-за кого-то в команде, кто допинг принял… Так и расхочешь ехать в Бразилию – Рита всю жизнь мечтала посмотреть на бразильский карнавал… А потом удивляемся: откуда в мире столько пессимизма. Рита сама – жуткая пессимистка, но ведь поневоле стнешь ею, когда постоянно показывают всякую хрень… Нет уж, мои сны про Хогвартс гораздо лучше. Хотелось бы процитировать эту фразу Риты, одну из любимых из романа Уайльда: иногда, действительно, Рита очень хотела бы услышать по телеку, что на земле воцарился вечный мир и рай: «Кто из нас не просыпался порой до рассвета после сна без сновидений, столь сладкого, что нам становился почти желанным вечный сон смерти, или после ночи ужаса и извращенной радости, когда в клетках мозга возникают видения страшнее самой действительности, живые и яркие, как всякая фантастика, исполненные той властной силы, которая делает таким живучим готическое искусство, как будто созданное для тех, кто болен мечтательностью? Всем памятны эти пробуждения. Постепенно белые пальцы рассвета пробираются сквозь занавески, и кажется, будто занавески дрожат. Черные причудливые тени бесшумно уползли в углы комнаты и притаились там. а за окном среди листвы уже шумят птицы, на улице слышны шаги идущих на работу людей, порой вздохи и завывания ветра, который налетает с холмов и долго бродит вокруг безмолвного дома, словно боясь разбудить спящих, но все же вынужден прогнать сон из его пурпурного убежища. Одна за другой поднимаются легкие, как вуаль, завесы мрака, все вокруг медленно обретает прежние формы и краски, и на ваших глазах рассвет возвещает окружающему миру его обычный вид. Тусклые зеркала снова начинают жить своей отраженной жизнью. Потушенные свечи стоят там, где их оставили накануне, а рядом - не до конца разрезанная книга, которую вчера читали, или увядший цветок, вчера вечером на балу украшавший вашу петлицу, или письмо, которое вы боялись прочесть или перечитывали слишком часто. Ничто как будто не изменилось. Из призрачных теней ночи снова встает знакомая действительность. Надо продолжать жизнь с того, на чем она вчера остановилась, и мы с болью сознаем, что обречены непрерывно тратить силы, вертясь все в том же утомительном кругу привычных стереотипных занятий. Иногда мы в эти минуты испытываем страстное желание, открыв глаза, увидеть новый мир, преобразившийся за ночь, нам на радость, мир, в котором все приняло новые формы и оделось живыми, светлыми красками, мир, полный перемен и новых тайн, мир, где прошлому нет места или отведено место весьма скромное, и если это прошлое еще живо, то, во всяком случае, не в виде обязательств или сожалений, ибо даже в воспоминании о счастье есть своя горечь, а память о минувших наслаждениях причиняет боль» Но пока хватает только на двухминутку ненависти из Оруэлла: «Ненависть началась каких-нибудь тридцать секунд назад, а половина зрителей уже не могла сдержать яростных восклицаний. Невыносимо было видеть это самодовольное овечье лицо и за ним — устрашающую мощь евразийских войск; кроме того, при виде Голдстейна и даже при мысли о нем страх и гнев возникали рефлекторно. Ненависть к нему была постояннее, чем к Евразии и Остазии, ибо когда Океания воевала с одной из них, с другой она обыкновенно заключала мир. Но вот что удивительно: хотя Голдстейна ненавидели и презирали все, хотя каждый день, по тысяче раз на дню, его учение опровергали, громили, уничтожали, высмеивали как жалкий вздор, влияние его нисколько не убывало. Все время находились новые простофили, только и дожидавшиеся, чтобы он их совратил. Не проходило и дня без того, чтобы полиция мыслей не разоблачала шпионов и вредителей, действовавших по его указке. Он командовал огромной подпольной армией, сетью заговорщиков, стремящихся к свержению строя. Предполагалось, что она называется Братство. Поговаривали шепотом и об ужасной книге, своде всех ересей — автором ее был Голдстейн, и распространялась она нелегально. Заглавия у книги не было. В разговорах о ней упоминали — если упоминали вообще — просто как о книге. Но о таких вещах было известно только по неясным слухам. Член партии по возможности старался не говорить ни о Братстве, ни о книге. Ко второй минуте ненависть перешла в исступление. Люди вскакивали с мест и кричали во все горло, чтобы заглушить непереносимый блеющий голос Голдстейна. Маленькая женщина с рыжеватыми волосами стала пунцовой и разевала рот, как рыба на суше. Тяжелое лицо О’Брайена тоже побагровело. Он сидел выпрямившись, и его мощная грудь вздымалась и содрогалась, словно в нее бил прибой. Темноволосая девица позади Уинстона закричала: «Подлец! Подлец! Подлец!» — а потом схватила тяжелый словарь новояза и запустила им в телекран. Словарь угодил Голдстейну в нос и отлетел. Но голос был неистребим. В какой-то миг просветления Уинстон осознал, что сам кричит вместе с остальными и яростно лягает перекладину стула. Ужасным в двухминутке ненависти было не то, что ты должен разыгрывать роль, а то, что ты просто не мог остаться в стороне. Какие-нибудь тридцать секунд — и притворяться тебе уже не надо. Словно от электрического разряда, нападали на все собрание гнусные корчи страха и мстительности, исступленное желание убивать, терзать, крушить лица молотом: люди гримасничали и вопили, превращались в сумасшедших. При этом ярость была абстрактной и ненацеленной, ее можно было повернуть в любую сторону, как пламя паяльной лампы. И вдруг оказывалось, что ненависть Уинстона обращена вовсе не на Голдстейна, а наоборот, на Старшего Брата, на партию, на полицию мыслей; в такие мгновения сердцем он был с этим одиноким осмеянным еретиком, единственным хранителем здравомыслия и правды в мире лжи. А через секунду он был уже заодно с остальными, и правдой ему казалось все, что говорят о Голдстейне. Тогда тайное отвращение к Старшему Брату превращалось в обожание, и Старший Брат возносился над всеми — неуязвимый, бесстрашный защитник, скалою вставший перед азийскими ордами, а Голдстейн, несмотря на его изгойство и беспомощность, несмотря на сомнения в том, что он вообще еще жив, представлялся зловещим колдуном, способным одной только силой голоса разрушить здание цивилизации. А иногда можно было, напрягшись, сознательно обратить свою ненависть на тот или иной предмет. Каким-то бешеным усилием воли, как отрываешь голову от подушки во время кошмара, Уинстон переключил ненависть с экранного лица на темноволосую девицу позади. В воображении замелькали прекрасные отчетливые картины. Он забьет ее резиновой дубинкой. Голую привяжет к столбу, истычет стрелами, как святого Себастьяна. Изнасилует и в последних судорогах перережет глотку. И яснее, чем прежде, он понял, за что ее ненавидит. За то, что молодая, красивая и бесполая; за то, что он хочет с ней спать и никогда этого не добьется; за то, что на нежной тонкой талии, будто созданной для того, чтобы ее обнимали, — не его рука, а этот алый кушак, воинствующий символ непорочности. Ненависть кончалась в судорогах. Речь Голдстейна превратилась в натуральное блеяние, а его лицо на миг вытеснила овечья морда. Потом морда растворилась в евразийском солдате: огромный и ужасный, он шел на них, паля из автомата, грозя прорвать поверхность экрана, — так что многие отпрянули на своих стульях. Но тут же с облегчением вздохнули: фигуру врага заслонила наплывом голова Старшего Брата, черноволосая, черноусая, полная силы и таинственного спокойствия, такая огромная, что заняла почти весь экран. Что говорит Старший Брат, никто не расслышал. Всего несколько слов ободрения, вроде тех, которые произносит вождь в громе битвы, — сами по себе пускай невнятные, они вселяют уверенность одним тем, что их произнесли. Потом лицо Старшего Брата потускнело, и выступила четкая крупная надпись — три партийных лозунга: ... ВОЙНА — ЭТО МИР СВОБОДА — ЭТО РАБСТВО НЕЗНАНИЕ — СИЛА Но еще несколько мгновений лицо Старшего Брата как бы держалось на экране: так ярок был отпечаток, оставленный им в глазу, что не мог стереться сразу. Маленькая женщина с рыжеватыми волосами навалилась на спинку переднего стула. Всхлипывающим шепотом она произнесла что-то вроде: «Спаситель мой!» — и простерла руки к телекрану. Потом закрыла лицо ладонями. По-видимому, она молилась. Тут все собрание принялось медленно, мерно, низкими голосами скандировать: «ЭС-БЭ!.. ЭС-БЭ!.. ЭС-БЭ!» — снова и снова, врастяжку, с долгой паузой между «ЭС» и «БЭ», и было в этом тяжелом волнообразном звуке что-то странно первобытное — мерещился за ним топот босых ног и рокот больших барабанов. Продолжалось это с полминуты. Вообще такое нередко происходило в те мгновения, когда чувства достигали особенного накала. Отчасти это был гимн величию и мудрости Старшего Брата, но в большей степени самогипноз — люди топили свои разум в ритмическом шуме. Уинстон ощутил холод в животе. На двухминутках ненависти он не мог не отдаваться всеобщему безумию, но этот дикарский клич «ЭС-БЭ!.. ЭС-БЭ!» всегда внушал ему ужас. Конечно, он скандировал с остальными, иначе было нельзя»
Николай Шальнов: тэги: музыка, искусство вечно, старые мастера Фридрих Шиллер Лаура у клавесина Чуть коснёшься ты струны послушной — Чудо! — то, как статуя, бездушный, То бесплотный, молча я стою. Смертью, жизнью — всем ты завладела. Словно Филадельфиа, из тела Душу исторгаешь ты мою. Мир, как будто зачарован, К звукам сладостным прикован. Обрывая дней полёт, Полноту блаженства пьёт. Самый воздух, замирая, Чутко внемлет песням рая. Как меня твой дивный взор — Всё пленяет звуков хор. Вот они, как в сладострастной буре, Гимном счастью вознеслись, — Так новорождённые, в лазури, Ангелы стремятся ввысь, Так из тьмы, где Хаоса владенья, В грозовую ночь миротворенья Роем огненных шаров Извергались тысячи миров. Звуки льются, то журча украдкой, Словно ключ по гальке гладкой, То сильны, как бурный вал, Бьющий в твердь гранитных скал; Грозны, как гром, что в оркестр урагана Мощно врывается гулом органа, Смутны, как ветер весной В липовой чаще, Дышащий негой ночной, Томный, пьянящий. Горестны, как полный грустных пеней Ропот сожалений в той ночи, где тени Бродят, плача, где Коцит Волны слёз в глухую даль стремит. Дева, молви! Не сошла ль ты с неба, Вестница возвышенная Феба? Не в Элизии ль возник Твой божественный язык?
Николай Шальнов: тэги: светлые гении Старик по-своему прав. "Потребность в помощи и поддержке человек стремится утолить созданием воображаемого мира в виде тысячи суеверий, расточая на них силы и время вместо того, чтобы устранять реальные опасности и несчастья. Тщетно взывает мученик к своим богам, моля их о помощи: он безжалостно предоставлен своей судьбе. Вот почему все лучшее, благородное и мудрое с трудом пролагает себе путь. Вот почему история жизни отдельного человека - история страданий, непрерывный ряд крупных и мелких несчастий, так что в конце этой жизни умный и честный человек не захочет еще раз прожить ее и скорее предпочтет полное небытие. Не случайно Данте не смог описать небо и небесное блаженство; он столкнулся с непреодолимыми трудностями, так как "этот лучший из миров" не дает материала. Оптимизм представляется Шопенгауэру "не только абсурдным, но и поистине гнусным воззрением, горьким издевательством над неизреченными страданиями человечества" (73. С. 426). Таково радикальное отрицание счастья, представленное в первом томе главного труда Шопенгауэра "Мир как воля и представление". Как видим, Шопенгауэр не расходился с библейским представлением о мире как юдоли страстей и печалей - следствии первородного греха. В одной из ранних дневниковых записей мы встречаем горькое сомнение в том, что человечество живет в лучшем из миров; если мир прекрасен, писал он, и все страдания оправданы, кто может принять такой мир? Противостоять злу можно лишь доброй волей, но где она? Противостоять злой воле можно лишь случайно. Каков выход? Отказ от воли (см.: 134. Bd. 1. S. 96). В главном его труде тема отказа от воли, призыв к покою, аскетизму, в идеале - к нирване, доступной немногим, - звучали во весь голос. В преклонные годы, когда Шопенгауэр готовил второй том своего труда, в его взглядах ничего не изменилось; он по-прежнему призывал видеть смысл жизни не в благе и счастье, но в скорби; глубокий смысл жизни он видел в признании тщеты человеческих стремлений и ничтожности существования. Страдание открывает путь к очищению, поэтому наше спасение и освобождение больше зависит от того, что мы выстрадали, чем от того, что сделали. В старости отмирание жизни выражается в отмирании воли: самое страстное воление, причиняющее столько страданий, - половой импульс, с возрастом угасает, что приводит человека в состояние, сходное с невинностью; самые желанные блага представляются иллюзорными; себялюбие вытесняется любовью к детям; это процесс эвтаназии воли. Так естественным образом осуществляется обращение воли к очищению, искуплению жизненных страстей и страданий. Шопенгауэру видится и иной путь к спасению, реализуемый путем одного только познания и приобщения к страданиям мира. Это - узкая тропа избранных, святых и гениев. В финале процесса очищения предшествовавшие ему безнравственность и зло остаются в виде шлака и наступает успокоение". И. С. Андреева, А. В. Гулыга. "Шопенгауэр" ( http://lib.ru/FILOSOF/SHOPENGAUER/zhzl_shopengauyer.txt )
Николай Шальнов: тэги: светлые гении http://lib.ru/FILOSOF/SHOPENGAUER/zhzl_shopengauyer.txt Андреева И. С, Гулыга А. В. Шопенгауэр. - М.: Мол. гвардия, 2003. - 367[1]с: ил. - (Жизнь замечат. людей: Сер. биогр.; Вып. 846). ISBN 5-235-02551-2 Это первая в нашей стране подробная биография немецкого философа Артура Шопенгауэра, современника и соперника Гегеля, собеседника Гете, свидетеля Наполеоновских войн и революций. Судьба его учения складывалась не просто. Его не признавали при жизни, а в нашей стране в советское время его имя упоминалось лишь в негативном смысле, сопровождаемое упреками в субъективизме, пессимизме, иррационализме, волюнтаризме, реакционности, враждебности к революционным преобразованиям мира и прочих смертных грехах. Этот одинокий угрюмый человек, считавший оптимизм "гнусным воззрением", неотступно думавший о человеческом счастье и изучавший восточную философию, создал собственное учение, в котором человек и природа едины, и обогатил человечество рядом замечательных догадок, далеко опередивших его время. Биография Шопенгауэра - последняя работа, которую начал писать для "ЖЗЛ" Арсений Владимирович Гулыга (автор биографий Канта, Гегеля, Шеллинга) и которую завершила его супруга и соавтор Искра Степановна Андреева.
Николай Шальнов: тэги: светлые гении Библиотека Шопенгауэра. "Шопенгауэр, как и многие другие философы, много времени проводил за чтением книг: «Не будь на свете книг, я давно пришёл бы в отчаяние…». В его библиотеке было 1375 книг. Однако Шопенгауэр весьма критически относился к чтению — в своём произведении «Parerga und Paralipomena» он писал, что чрезмерное чтение не только бесполезно, так как читатель в процессе чтения заимствует чужие мысли и хуже их усваивает, чем если бы додумался до них сам, но и вредно для разума, поскольку ослабляет его и приучает черпать идеи из внешних источников, а не из собственной головы. Шопенгауэр с презрением относился к «философам» и «учёным», деятельность которых в основном состоит из цитирования и исследования книг (чем, например, известна схоластическая философия) — он выступает за самостоятельное мышление. Из книг у Шопенгауэра наибольшей любовью пользовались Упанишады в переводе с санскрита на латынь. ( https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A8%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%BD%D0%B3%D0%B0%D1%83%D1%8D%D1%80,_%D0%90%D1%80%D1%82%D1%83%D1%80 )
Николай Шальнов: тэги: мыслевыброс, размышления Помимо поголовного переезда в обе столицы, Ритины знакомые имеют удивительную тенденцию рано рожать. Рита с интересом расспрашивает их об этом. Одна при родах звала полицию, другой говорит, что это не сравнимое ни с чем чувство (не рожать, конечно, а смотреть в глаза новорождённого). Думает иногда Рита: а каково это вообще, что это за неясное, странное и далёкое от мира Риты, привыкшей плескаться лишь в океанах творчества, ощущение? Впрочем, даже если ей это и не дано будет узнать об этом, она не будет разочарована. Экстаз творчества не сравним ни с чем другим. Подобное, наверное, испытал Данте, созерцая Бога, и получивший мощный импульс жить и работать по-другому, сотворив лучшее из того, что он мог вообще сотворить. Лучшим выражением этого состояния, наверное, послужит "Сотворение Адама" Микеланджелло, та часть фрески, где Господь дарит Адаму импульс жизни. Может быть, и прав был лорд Веруламский в свох размышлениях касательно значимости побуждения: "Несомненно, что самые лучшие начинания, принесшие наибольшую пользу обществу, исходили от неженатых и бездетных людей"... [состоящими в брачном союзе лишь со своей публикой, которой они подарили и все свои чувства, и всё своё наследие].
Николай Шальнов: тэги: светлые гении, мыслевыброс Примечательно, что Шопенгауэр почти вплотную приблизился к некоторым оккультным принципам, правда, не в полной мере - ввиду особенностей эпохи и неполноты явленного тогда миру оккультного знания - их обрисовал. Красной нитью через "Голос безмолвия" - мистический трактат, обнародованный Блаватской, и её же "Свет на пути" проходит мысль об уничтожении желания жить и отречении адепта от нирваны для того, чтобы стать "абсолютным состраданием" для смертных: http://www.theosophy.ru/lib/golos.htm "Человеческой деятельностью руководят три главных мотива: злоба, эгоизм и сострадание. Из них только последний есть мотив моральный. Представим себе двух молодых людей A и B, из которых каждый хочет и может безнаказанно убить соперника в любви, но затем оба отказываются от убийства; A мотивирует свой отказ предписаниями этики Канта, Фихте, Хатчесона, Адама Смита, Спинозы, B же просто тем, что пожалел противника. По мнению Шопенгауэра, более нравственными и чистыми были побуждения В. Признание сострадания единственным мотивом моральной деятельности Шопенгауэр обосновывает психологически и метафизически. Раз счастье — химера, то и эгоизм, как стремление к призрачному благу, сопряжённое с утверждением воли к жизни, не может быть моральным двигателем. Раз мир во зле лежит, и человеческая жизнь преисполнена страданий, остаётся лишь стремиться к облегчению этих страданий путём сострадания. Но и с метафизической точки зрения сострадание есть единственный моральный мотив поведения. В деятельном сострадании, приводящем нас к самоотречению, к забвению о себе и своём благополучии во имя чужого блага, мы как бы снимаем эмпирические границы между своим и чужим «я». Глядя на другого, мы как бы говорим: «Ведь это ты же сам». В акте сострадания мы мистическим образом прозреваем в единую сущность мира, в одну волю, лежащую в основе призрачной множественности сознаний. По поводу первого соображения Шопенгауэра следует заметить, что, говоря о сострадании как моральном принципе, он отвергает сорадование как психологическую невозможность: если радость иллюзорна, естественно, что и сорадование немыслимо. Поэтому, говоря о деятельной любви, Шопенгауэр всегда разумеет любовь в односторонней форме сострадания, между тем как фактически это гораздо более сложное явление. С указанием на сострадание как на путь к отрицанию воли к жизни Шопенгауэр соединяет проповедь аскезы. Аскеза, то есть пренебрежение всем, привязывающим нас к плотскому, земному, приводит человека к святости. Христианство постольку истинно, поскольку оно есть учение об отречении от мира. Протестантизм — «выродившееся христианство», это «религия любящих комфорт женатых и просвещённых лютеранских пасторов». Святость подготовляет нас к полному уничтожению в виде плотской индивидуальности. По мнению Шопенгауэра, однако, простое самоубийство ещё не есть истинное моральное отрицание воли к жизни. Очень часто, наоборот, самоубийство бывает конвульсивным выражением жадного, но не удовлетворённого утверждения воли к жизни. В этом смысле оно недостаточно для подготовки нас к блаженству погружения в небытие. Конечный пункт системы Шопенгауэра — учение о Нирване — небытии воли, отрёкшейся от жизни. Это небытие не есть голое отрицание бытия, это — какое-то «claire-obscure» между бытием и небытием. Возвратившаяся в своё лоно воля — это «царство благодати». В нём, сверх того, Шопенгауэр считает не невозможным сохранить и тень индивидуальной воли, какой-то суррогат бессмертия не сознания индивидуума, но его потенции, его умопостигаемого характера, как некоторого оттенка в единой воле. Отсюда видно, что введение единой воли, как вещи в себе, с логической необходимостью порождает в системе Шопенгауэра цепь противоречий. Иррационализм проходит по всем разделам философии Шопенгауэра от метафизики до философии религии. В этом смысле весьма характерно его заявление, что ему симпатичнее в религии «супернатуралисты», чем «рационалисты» — эти «честные люди», но «плоские ребята»
Николай Шальнов: тэги: графомания Ещё одна вариация на "Мерлина" Песенка Мерлина Из дальних мест явился ты Со славой на щите. Вновь то, чем полны мои сны, Таить в печали мне. И ты, что время вновь убьёшь От скуки, весельчак, Знай, что мне трудно прятать ложь, Что я-то не простак. Встречать предславьем по ночам Твой подвиг, господин, Придётся мне, и банный чан, Налить, и кубок вин Подать я должен первым. Тот, Кто ждал тебя домой, Молил печаль твоих невзгод У судеб, мой герой, Забрать себе, как может тот, Чей рок похож на мой. И девы замка Камелот Сравнятся ли со мной В терпении? Скажи-ка, друг, Иль брат, иль… Как назвать Того, с кем парками я вдруг Сплетён навек? Как знать, Кто может так любить тебя, Как я, и сотня слуг Так славить могут ль короля? Да что там слуги! Мук Таких бы тот не стал терпеть, Кто вынужден тебя От бедствий охранять и впредь - Твой ангел. Он, как я, Хранит тебя огнём молитв И тайной волшебства, Две стороны медали слив В одну – так та листва, Сияет в парке под луной: Её особый свет Заметен только в час ночной, Когда людей уж нет. Пусть Камелот спокойно спит, Как ты, Артур, сейчас, А я начищу сапоги В глухой полночный час.
Николай Шальнов: тэги: сказки о дружбе Вытащил-таки Риту Седрик Диггори (сосед-пикапер) на стадион, сбылась мечта идиотки... Или двух идиотов... В общем, Рите до Седрика в спортивном отношении далеко как до Китая. Что же, есть, с чего брать пример. Довольно забавный Рита провела анализ соотношений десятых домов в наталках обоих. Это очень весело, особенно в интерпретации Авессалома Подводного. Вот здесь немного о десятом доме. Десятый дом - эта та часть моей внешней жизни, которая проявляется для меня очень отчетливо, часто даже слишком отчетливо - обстоятельства могут оказаться сложнее, чем мне кажется. Вообще десятый дом управляет моментами практических решений, внешнего выбора - но фоном к нему всегда ощущается четвертый дом жизненных позиций и фундаментальных установок, которые, конечно же, оказывают существенное влияние на мой выбор. Говоря более абстрактно, десятый дом символизирует любую иерархию, в которой я нахожусь; чаще всего астрологи говорят о служебной иерархии, но здесь также актуализируются отношения практического духовного учительства, в котором учитель интересуется конкретными обстоятельствами жизни ученика и вмешивается в его жизненные выборы. Продолжение тут: Синастрические планеты десятого дома ориентируют меня на практическое и серьезное восприятие партнера, часто в роли начальника, от которого я должен получить каверзное задание, или же подчиненного, которому я должен дать поручение, но в чьих исполнительных способностях я сомневаюсь. Однако подобное ролевое распределение не обязательно; вполне может случиться, что само по себе присутствие партнера в моей жизни поставит меня перед вполне конкретным и практическим выбором, который скорее всего имеет также и духовный смысл, но какой именно, я могу понять много позже. Атмосфера десятого дома суховата (Луна в заточении) и особенной интимностью не отличается. Здесь у меня могут проявляться обостренное чувство долга и многочисленные зажимы и комплексы, связанные с неудачами в социальном и профессиональном продвижении, а также нерешенными духовными проблемами, коренящимися в несоответствии моего практического поведения моим главным жизненным принципам. Все это может не иметь никакого отношения к партнеру, и, тем не менее, сознательно или подсознательно на него проецироваться, как будто он является непосредственным источником всех моих несчастий и фрустраций. Проработка здесь трудна, в частности, может потребовать извлечения на свет Божий моих вытесненных глубоко в подсознание фундаментальных жизненных принципов и сверки их с реальной этикой моего поведения. Главным результатом проработки будет умение воспринимать партнера как практического духовного учителя, а иногда - как ученика, которому мне, как ни странно, есть что сказать. Если у меня сильный десятый дом, я не обязательно стану министром - может быть, просто директором крупного завода, домохозяйкой или карточной гадалкой. Но если даже у меня десятый дом слаб, синастрические планеты партнера вполне могут поставить меня в одну из этих ролей, и придется соответствовать! Названия аспектов десятого дома покажут, в каком образе подсознательно представляется мне партнер, когда дает советы в трудных для меня ситуациях выбора.
Николай Шальнов: тэги: графомания, мыслевыброс Создание "Златовласки" развлекает Риту тем, что она может подметить то, что в детстве ей очень хотелось развить. В этом большое преимущество фанфикшна. Всякие мелочи, к которым чувствительно пространство Хогвартса, обретают в ней если не совершенное (о, далеко не совершенное) воплощение в развёртывании, то, по крайней мере, очертания. У Флоренского писано, что предел мечтаний в области мысли у Николая - "французская отчётливость", и Рита долго думала, что же это за зверь и с чем его едят. Ну, понятно, что "отчётливость" - это высшая степень ясности, другие синонимы - "внятность, резкость, приметность, понятность, точность, выразительность, вразумительность, отчетистость, доходчивость, ясность, членораздельность, общепонятность, чеканность, четкость, отчеканенность, удобоваримость, явственность, лапидарность, толковость, рельефность, доступность, определенность, разборчивость, раздельность, явность". Но что есть "французская отчётливость"? Может быть, к этому определению приближены размышления Гумилева о влиянии на Бодлера некоторых мэтров, научивших его "особенностям англосаксонского воображения" ("Между этими двумя влияниями — французским, полным ясности чистоты линий и латинской гармонии...") или выкладки Поля Валери о поэзии Франции: "Французские поэты, вообще говоря, мало известны и мало ценимы за рубежом. Нам охотнее отводят преимущества прозы; но могущество поэтическое признают за нами скупо и трудно. Порядок и своего рода суровость, царящие в нашем языке с XVII века, наша своеобразная акцентуация, наша неукоснительная просодия, наш вкус к упрощению и непосредственной ясности, наша боязнь преувеличений и странностей, некое целомудрие выразительности и отвлеченная направленность нашего ума создали у нас поэзию, довольно непохожую на то, что есть у других наций, и чаще всего для них неуловимую. Лафонтен кажется иностранцам бесцветным. Расин для них недоступен. Гармонии его слишком тонки, его рисунок слишком чист, его речь слишком блистательна и слишком нюансирована, чтобы дать себя ощутить тем, у кого нет интимного и подлинного знания нашего языка". Жил бы Флоренский, спросил бы его. Из главы 139 ...Её раздумья прервал дикий вопль, а после этого их обоих окатило затхлой ледяной водой. Кто-то с диким хохотом промчался над их головами и исчез в темноте внизу. Демиан, казалось, изрядно трухнул. Он уже собирался броситься наутёк вниз по лестнице, но Алиса удержала его. - Тише ты! Будет только больше шума. Это Пивз. Вот тебе первая и самая запоминающаяся достопримечательность Хогвартса. Привидение-пугало, привидение-шут и самое кошмарное создание, которое только могла сотворить природа. - Это точно, - досадливо поморщился Демиан, счищая палочкой с одежды налипшую тину. - Где только воду-то такую нашёл… В какой-нибудь затхлой лужице близ Озера, наверное, - Алиса осушила их обоих заклинанием. - А я читал, что в Большом Озере вода кристально чистая, - сказал Демиан. Продолжение тут: - Ну, может, раньше так оно и было, - ответила Алиса. – Сейчас всё по-другому… Ну, вообще-то то, что ты говоришь – правда… Пивз, по ходу, не поленился залететь подальше в Запретный Лес, где Озеро превращается в болото. Хватило ведь терпения оттуда нести эти помои… Говорят, туда как-то забрёл один ученик и утонул. Теперь туда запрещено ходить, так как ученик не исчез, а остался жить в виде привидения, и теперь заманивает туда живущих. Кстати, тебе говорили, что в Запретный Лес ходить нельзя? Даже подходить к нему не советую. - Говорили что-то, - отозвался парень. – Но почему – так и не объяснили. - С какого-то времени там чёрт знает что творится. Лучше не суйся, это я тебе как опытный человек говорю. - А что, ты там бывала? – воодушевился Демиан. - Даже не думай! – сурово осадила его Алиса. – Там погибнуть можно. Мои друзья тебе расскажут, если хочешь, расспроси их, только чтобы никто не слышал посторонний. Мне даже вспоминать об этом страшно. - Тебе – страшно? – шармбатонец, казалось, искренне удивился. – А мне показалось, что ты ничего не боишься. - Ничего не боятся только сумасшедшие и святые, - ответила Алиса. - Ну, знаешь… Я вот мало чего боюсь. - Надеюсь, после наших экскурсий копилка твоих страхов не пополнится. - Ты интригуешь. Мне уже интересно… Страх – это слабость. А разве может быть в мире что-то хуже слабости? - Ты говоришь как Сам-Знаешь-Кто, - Алиса внезапно разозлилась, и причины этого раздражения оказались для неё непонятными. Немного успокоившись, она добавила: - Не хотела бы я, чтобы ты так думал. В мире есть множество других сил, о которых мы и не ведаем. А те, о которых мы знаем – сострадание и любовь, милосердие и справедливость – вот то, на чём держится наш мир. - Слизеринцы считают по-другому, - гнул своё Демиан. - Больше слушай… Хотя, знаешь, не буду навязывать тебе своего мнения. Жизнь, как правило, всё расставляет по своим местам, - Алиса чувствовала себя Гермионой, сочиняющей очередной назидательный пассаж в сочинении по истории магии для Рона. Подруга делала это обычно с большим пылом, чтобы оно сошло за творческую работу парня, искренне пытающегося понять мировой исторический процесс и оставить свой след в истории магии. Тем временем лестница завершила свой бег, и друзья оказались на большой площадке для занятий Астрономией. Большие астролябии и телескопы поблёскивали в ночном свете, огромная луна заливала всё вокруг ледяным мерцанием. Сотни звёзд высыпали на небо, и Алисе нравилось сознавать, как нравилось ей и бывать здесь, что отсюда звёзды хоть ненамного, но ближе. У Демиана вырвался возглас восхищения. Он замер на минуту, рассматривая великолепную панораму Млечного Пути, протянувшегося у них над головами. - Вот так, стажёр, - усмехнулась Алиса. – Знай наших. Долго эту башню возводили, дольше других. А то, что ты здесь обнаружишь, может быть использовано для написания любой диссертации по Астрономии, Астрологии и другим смежным дисциплинам. Некоторые особо упорные волшебники жили здесь, не покидая площадку, многими месяцами, вооружившись только приборами и перьями, и совершали удивительные открытия… Я вижу, тебе понравилось, - она улыбнулась. - Ещё бы! С ума сойти! Не мешают никакие земные огни… Это волшебно… От рассмотрения звёздного неба Демиан перешёл к изучению старинных приборов. Его изумлению и восторгу не было предела. Как выяснилось, он состоял во французском обществе магов-любителей Астрономии, и теперь, казалось, возможностей для насыщения своей любознательности у него было вдосталь. Он ходил между столами и партами, перебирал инструменты, которые в беспорядке были разложены между огромными картами звёздного неба и свитками с бесконечными описаниями движения планет, и вслух рассуждал о чём-то, что было далеким от Алисы, но она была рада, что сумела доставить парню такое удовольствие. «Чем богаты, тем и рады», - думала она про себя, поймав себя на мысли, что было бы неплохо верить в человечка на луне, как в детстве, которое не знало треволнений и страхов, накопившихся у Алисы за последнее время немало.
Николай Шальнов: тэги: астрология Одна из самых интересных статей про знак Весы. Предатели и эстеты, они всё-таки зачем-то нужны. Человек Весов Представляя воздух в зоне оформления, Весы хорошо осознают свою стихию и на мелочи размениваться не станут. В отличие от Близнецов, они не станут знакомить кого угодно с кем попало и передавать информацию, не определив своего отношения к ней. Для Весов характерна несколько отстраненная холодноватая красота и эстетически-равновесный взгляд, подход ко всем вопросам, а особенно к социальным Близнецы гораздо демократичнее. Яркий пример Весов - это эстет-интеллигент из высших кругов общества, сторонник концепции "искусства для искусства" и точки зрения, что каждый специальный слой потребляет (и производит) свою культуру, недоступную и ненужную остальным. Разумеется, оставаясь кардинальным знаком воздуха, Весы (если захотят и сочтут необходимым) легко могут перейти в чужой социальный слой и прекрасно воспринять все там происходящее, но они сами и окружающие все время будут ощущать чужеродность Весов. Весам чрезвычайно свойственен интеллектуальный и эстетический снобизм (глубокое его основание имеется - близость к Абсолюту, - но вряд ли Весы формулируют это именно таким способом), который является для них эффективным средством защиты от ощущения своей поверхности. Дело в том, что Весам не дано того непосредственного (сущностного) ощущения жизни, которое есть у женских знаков (особенно у знаков Земли); Весы рассчитаны на исключительно тонкое восприятие мира, и если они этой тонкости не проявляют, они начинают ощущать себя плоскими, вторичными и неоригинальными. Там, где толстокожий Телец давно уже (существенное для себя) понял, Весы должны еще долго настраиваться, колебаться, смотреть и оценивать с разных сторон, пока не ощутят определенной тонкой гармонии данной ситуации (которая среднему Тельцу может быть совершенно недоступной, и только тогда они почувствуют себя уверенно на месте. Если же этого не произойдет, Весы вынуждены на что-то ориентироваться в своих оценках (чаще всего это общественное подсознание их социального слоя, выраженное устами достаточно авторитетного для данных видов лица) и становятся вторичными Весами, чье личное чувство красоты, справедливости и гармонии заменено общественным. Продолжение тут: Весы - наиболее тонкий прибор из всех знаков Зодиака и должны эксплуатироваться только в определенных условиях; иначе говоря, гири не должны быть слишком тяжелыми, чтобы не погнулась стрелка, а иногда желателен даже стеклянный колпак. Эти условия в первую очередь относятся к тому социальному слою, в котором находятся Весы: и ели он чужероден, Весы могут сломаться. Зато если Весы на месте, они становятся в обществе главным авторитетом, судьей и законодателем мод. Весы - знак равновесия и мудрости; их основное кармическое назначение заключается в том, чтобы нести во все ситуации, в которые они попадают, красоту и гармонию; однако это следует правильно понимать. Во-первых, каждая ситуация с самой высшей точки зрения уже гармонична, но это обычно недоступно участникам, которые думают иначе. Во-вторых, каждая ситуация имеет некоторое внутреннее содержание и внутреннюю логику развития, которые Весам следует понять до того, как у них сработает их чувство равновесия и гармонии. Именно это внутреннее содержание ситуации должно быть воспринято тонкими Весами, после чего они увидят ее истинную (на уровне участников) дисгармонию ее тонкой балансировки и гармонизации. Обычный путь воздействия Весов - через умственную деятельность или перестройку структуры. На первый взгляд кажется очень странным, что Весы это мужской и к тому же кардинальный знак. Эти характеристики в Весах проявляются в том, что они склонны (и должны) постоянно проявлять инициативу и воздействовать активно на все ситуации, в которых оказываются; трудность здесь заключается в том, что перед тем, как воздействовать, им нужно включиться в ситуацию и тщательно все оценить и взвесить. Управление Венеры дает Весам прекрасные способности восприятия социума и эстетической оценки реальности. Эстетические критерии Весы берут непосредственно из того эгрегора, которому служат; средние Весы воплощают в себе эстетику своего круга. Эстетика для Весов означает несравненно больше, чем для прочих зодиакальных знаков, она в значительной мере определяет их этику, т.е. Весы считают хорошим и правильным то, что им кажется красивым, и плохим и безнравственным то, что им представляется уродливым. Венера в некоторой мере компенсирует холодность Весов их способностью ко вниманию и красотой выражения (а часто и красотой внешней); типичные Весы средней октавы представлены изысканно-красивой и внешне блестящей воспитанно-приветливой, но внутренне холодной и равнодушной хозяйкой модного салона, для которой человек ценен в той мере, в какой он будет украшением ее дома (но эту величину она знает очень точно, несмотря на скачки моды). Управление Венеры дает Весам большую реальную власть, которая часто недооценивается - власть красоты и равновесия, удерживающего структуру. Трудно отказать, когда вас просит красивая женщина (или мужчина). Но еще труднее идти против общественного мнения, выражаемого вроде бы ненавязчивыми словами "так не принято", "так не поступают". Однако эти выражения символизируют определенное статическое состояние, с трудом достигнутое данным обществом или социальным кругом в процессе его создания (оформления эгрегора) и очень устойчивое - здесь равновесие Весов следует представлять не в виде неустойчивых аптекарских чашечек, а в виде шарика в нижней точке глубокой лунки: стоит его чуть сдвинуть в сторону, он тут же возвращается обратно. Когда Весы настроены на это равновесие, они становятся уже совсем другими: грубыми, мощными и тяжелыми, но тем не менее достаточно тонко отслеживающими существенные для общества моменты - и только их. Такова машина правосудия, и даже цензура, бдительно следящая за соотношением горя и радости в лирических стихах поэтов, живущих в эпоху процветания данного общества. Власть развитых Весов заключается в том, что они смогут сбалансировать самую трудную, напряженную и противоречивую ситуацию, пользуясь очень глубоким и точным ее восприятием (которым они во многом обязаны Венере) и легкими воздействиями, выполненными с венерианской границей и непринужденностью; точно исполненная венерианская улыбка может сделать больше, чем кажется вообще мыслимым более прямолинейным планетам и знакам. Заточение Марса дает Венере внутреннюю энергию и активность, но одновременно ставит проблему адекватного выражения этих стремлений. Трудность заключается в том, что Марс дает Весам очень острое чувство несправедливости, которое требует немедленного выражения; однако для того, чтобы восстановить справедливость и создать гармонию, требуется сначала очень тонко ощутить ситуацию (что всегда требует времени и сил), и лишь после этого искать адекватных и часто довольно деликатных способов влияния на нее; и то, и другое трудом дается нетерпеливому и прямолинейному Марсу. Поэтому при плохой проработке Весы приобретают негибкость и агрессивность, и вместо того, чтобы восстановить равновесие, его грубо нарушают, и через некоторое время по закону отражения получают возвратный удар, и возникает ситуация еще более дисгармоничная, чем исходная. В то же время следует помнить, что Весы - воздушный знак, и здесь марсианская грубость и агрессия наносят скорее ментально-коммуникативный характер; Весы не станут прибегать к кулакам, а их ругань будет несколько абстрактной. Кульминирующий Сатурн символизирует стержень развитых Весов, который придает им устойчивость и одновременно мудрость в решении проблемы достижения гармонии в конкретных ситуациях. Сатурн буквально материализует слишком воздушные Весы, обращая их к более практическому взгляду на вещи и сокращая размах их колебаний в идеальных ментальных областях, к чему они в своей высшей октаве очень склонны. Непроработанные Весы могут вызвать сильное раздражение, уходя от решения конкретной проблемы путем рассмотрения ее с бесконечного числа различных точек зрения, никак не связанных с существом дела. Проработанный Сатурн дает Весам мудрость царя Соломона и его методы решения тяжб, иногда слишком все-таки мудрые в ущерб Марсу, который при проявлении Сатурна может уйти в окончательное заточение; только в высшей октаве Весов достигается полное согласованное развитие принципов этих планет; это истинные дипломаты, юристы и законодатели-практики, тонко чувствующие свой народ и его способ интерпретации системы законов, судов и тюрем. Падение Солнца дает Весам низшей октавы (правильную) крайнюю неуверенность в себе и сильную ориентацию на общественное мнение своего круга, которое (часто искренне) выдается за свое. Убеждения и инициативы неустойчивы, личная воля слаба, но легко настраивается на коллектив, и тогда уж человека трудно переключить и переубедить, а главное - это бессмысленное занятие, поскольку низшие Весы своего личностного мнения и воли все-таки не имеют. Однако при проработке (в данном случае это трудно) Весы начинают понимать, что слабость личной воли означает для них просто необходимость (и сравнительную легкость) тщательной настройки на свой кармический эгрегор (а не на ситуацию или социальный слой, как у низших и средних Весов), который (насколько возможно) точно скажет, что и как в данной ситуации нужно делать и где границы свободы воли. Здесь так же, как в Овне, проработка символического Солнца означает осознание личной воли как способности чистого внимания, а свободы как свободы выбора направления этого внимания; падение Солнца делает эту задачу для Весов более легкой, чем для Овна, где Солнце кульминирует. Ситуация Весов часто имеет в качестве ключевого слова "справедливость" или ее поиски. Это часто суд, семейный совет, анализ результатов расследования. Для ситуации Весов характерно отвлечение от эмоций, многосторонность рассмотрения, разнообразие критериев выбора и оценки. Эстетический вариант ситуации Весов это, например, состояние художника, уточняющего решение картины путем поиска равновесия расположенных на ней форм и красок. Ситуация Весов в действительности возникает довольно часто, но в силу своей тонкости по большей части не осознается ее участниками как нечто обособленное, т.е. отдельное событие. Иными словами, оценка ситуации и ее решение сточки зрения эстетики и гармонии весьма распространены, но с трудом формализуются и потому редко осознаются. В то же время возможность оценки ситуации по количественным показателям (скажем, средний прирост веса пионера в лагере за месяц) редка, но отчетлива для сознания, и потому заслоняет предыдущий тип; она относится скорее к Меркурию и Деве. Низшая октава ситуации Весов представлена предвзятым судом в тоталитарном государстве; ее высшая октава сознанию человека практически недоступна, поскольку относится к закону кармы, чьи проявления мы видим лишь на несовершенных моделях. Здесь следует понимать, что высшая справедливость и высший суд осуществляются постоянно, но для того, чтобы увидеть, нужно иметь широкое сознание и освободиться от эгоистического и личностного взгляда на мир. Высшая октава ситуации Весов это мир, видимый Буддой.
полная версия страницы