Форум » Дневники персонажей » Дневник Риты Скитер (продолжение) » Ответить
Дневник Риты Скитер (продолжение)
Николай Шальнов: [quote]И они пали в его объятия, и осыпали его поцелуями, и отвели во дворец, где облекли его в дивные одежды, и возложили на его голову корону, и дали ему в руки скипетр, и он стал властелином города, который стоял на берегу реки. И он был справедлив и милосерд ко всем. Он изгнал злого Волшебника, а Лесорубу и его жене послал богатые дары, а сыновей их сделал вельможами. И он не дозволял никому обращаться жестоко с птицами и лесными зверями и всех учил добру, любви и милосердию. И он кормил голодных и сирых и одевал нагих, и в стране его всегда царили мир и благоденствие. Но правил он недолго. Слишком велики были его муки, слишком тяжкому подвергся он испытанию — и спустя три года он умер. А преемник его был тираном.[/quote] Оскар Уайльд, "Мальчик-Звезда"
Николай Шальнов: тэги: мыслевыброс, светлые гении, искусство вечно Книга, о которой Рита очень любит говорить из-за необыкновенного мастерства в деталях и энциклопедичности, поражающей воображение – «Саламбо» Гюстава Флобера ( http://lib.ru/INPROZ/FLOBER/salammbo.txt ). И Рита искренне недоумевала, почему подборку иллюстраций первых изданий «Саламбо» отказались выложить в группе «Прогулки сквозь века». Несмотря на то, что Гонкуры сказали о ней так: «Очень утомительны… эти нескончаемые описания, подробнейшее перечисление каждой приметы каждого персонажа, тщательное, детальное выписывание костюмов. От этого страдает восприятие целого. Впечатление дробится и сосредотачивается на мелочах. За одеяниями не видно человеческих лиц, пейзаж заслоняет чувства…», мне кажется, эта вещь - прекрасное пособие для изучающих древнюю историю. Надо отдать должное Флоберу, выступившему на момент написания книги первым историком-религиоведом карфагенского периода, на тот момент эта цивилизация была ещё сравнительно мало изучена. Очень хорошо о ней отозвался Гюисманс: «Вот Флобер живописует величие бескрайних просторов, яркую экзотику. На фоне неотразимых пейзажей варварского мира возникают трепетные, нежные существа, и загадочные, и высокомерные. Являются женщины - и прекрасные, и страдающие. Художник распознает в них безумие мечты и порыва, но вместе с тем приходит в отчаяние от того, сколь безнадежно пошлы наслаждения, которые сулит им будущее. Весь темперамент творца выразился в несравненных "Искушении святого Антония" и "Саламбо". Уйдя от ничтожности нашей жизни, Флобер обращается к азиатскому блеску древних времен, к их непостижимым взлетам и падениям, к их мрачному безумию, к их жестокости от скуки - тяжкой скуки, которую не в состоянии исчерпать богатство и молитвы». Помимо всего прочего, Рита нашла интересное описание жизни татаро-монголов у Соловьёва ( http://militera.lib.ru/common/solovyev1/index.html ). Интересно отметить, что Соловьёв пишет так, как излагала материал Ритина преподаватель по истории – с отсылками и чёткой научностью, в отличие от Карамзина, превратившего нашу древность в огромную лирическую поэму. Размышляя над этим, Рита полезла в биографию Соловьёва и нашла там подтверждение своим словам: «Сам С. М. Соловьев описал отношение к Карамзину таким образом: «Первый писатель эпохи, творец нового литературного языка Карамзин посвятил свою деятельность отечественной истории, и все, что мог сделать сильный талант для внешней живописи событий, все было сделано Карамзиным; мечта Ломоносова сбылась: русская история нашла своего Ливия. Что касается до основного взгляда историографа, то Карамзин был представителем екатерининского века, в который окончательно сложились его воззрения: недовольство эпохою преобразования, недовольство внешним заимствованием форм западноевропейской гражданственности, требование внутреннего нравственного совершенствования, перерождения, требование души, чувства, чувствительности...». Соловьев называл «Историю государства Российского» «величайшей поэмой», воспевающей славянское государство. Он подчеркивал, что у Карамзина вполне отразилось сознание того, что «из всех славянских народов народ русский один образовал государство, не только не утратившее своей самостоятельности, как другие, но громадное, могущественное, с решительным влиянием на исторические судьбы мира». Из "Истории России" С. Соловьёва По этим известиям наружностию своею новые завоеватели нисколько не походили на других людей: большее, чем у других племен, расстояние между глазами и щеками, выдавшиеся скулы, приплюснутый нос, маленькие глаза, небольшой рост, редкие волосы на бороде — вот отличительные черты их наружности. Жен татарин имеет столько, сколько может содержать, женятся не разбирая родства, не берут за себя только мать, дочь и сестру от одной матери; жен покупают дорогою ценою у родителей последних. Живут они в круглых юртах, сделанных из хворосту и тонких жердей, покрытых войлоком; наверху находится отверстие для освещения и выхода дыма, потому что посередине юрты всегда у них разведен огонь. Некоторые из этих юрт легко разбираются и опять складываются, некоторые же не могут разбираться и возятся на телегах как есть, и куда бы ни пошли татары, на войну или так куда-нибудь, всюду возят их за собою. Главное богатство их состоит в скоте: верблюдах, быках, овцах, козах и лошадях; у них столько скота, сколько нет во всем остальном мире. Верят в одного бога, творца всего видимого и невидимого, виновника счастия и бедствий. Но этому богу они не молятся и не чествуют его, а приносят жертвы идолам, сделанным из разных материалов наподобие людей и помещаемым против дверей юрты; под этими идолами кладут изображение сосцов, считая их охранителями стад. Боготворят также умерших ханов своих, изображениям которых приносят жертвы, и творят поклоны, смотря на юг; обожают солнце, луну, воду и землю. Продолжение тут: Держатся разных суеверных преданий, например считают грехом дотронуться ножом до огня, бичом до стрел, ловить или бить молодых птиц, переломить кость другою костью, пролить на землю молоко или другой какой-нибудь напиток и т. п. Молнию считают огненным драконом, падающим с неба и могущим оплодотворять женщин. Верят в будущую жизнь, но думают, что и по смерти будут вести такую же жизнь, как и здесь, на земле. Сильно верят гаданиям и чарам; думают, например, что огонь все очищает, и потому иностранных послов и князей с дарами их проводят сперва между двух огней, чтоб они не могли принести хану какого-нибудь зла. Нет ни одного народа в мире, который бы отличался таким послушанием и уважением к начальникам своим, как татары. Бранятся они редко между собою и никогда не дерутся; воров у них нет, и потому юрты и кибитки их не запираются; друг с другом общительны, помогают в нужде; воздержны и терпеливы: случится день, два не поесть — ничего: поют и играют, как будто бы сытно пообедали, легко переносят также холод и жар; жены их целомудренны на деле, но некоторые не воздержны на непристойные слова. Любят пить, но и в пьяном виде не бранятся и не дерутся. Описав добрые качества татар, западный путешественник минорит Иоанн Плано-Карпини переходит к дурным; прежде всего поразила его в них непомерная гордость, презрение ко всем другим народам: мы видели, говорит он, при дворе ханском великого князя русского Ярослава, сына царя грузинского и многих других владетельных особ — и ни одному из них не было воздаваемо должной почести: приставленные к ним татары, люди незначительные, всегда брали перед ними первое место. Татары сколько обходительны друг с другом, столько же раздражительны, гневливы с чужими, лживы, коварны, страшно жадны и скупы, свирепы: убить человека им ничего не стоит; наконец, очень неопрятны. По законам Чингисхана смертная казнь назначалась за 14 преступлений: за супружескую неверность, воровство, убийство и, между прочим, за то, если кто убьет животное не по принятому обычаю. Между детьми от жены и наложницы нет у них различия; однако наследником престола считался младший сын, которого мать была знатнее по происхождению своему всех других ханш; младший сын считался охранителем домашнего очага, он поддерживал семью в случае, если старшие будут убиты на войне. Мужчины ничем не занимались, кроме стрельбы, да еще немного заботились о стадах, большую же часть времени проводили на охоте и в стрельбе, потому что все они от мала до велика хорошие стрелки: дети с двух или трех лет начинают ездить верхом и стрелять в цель. Девушки и женщины ездят верхом, как мужчины, носят луки и стрелы; на женщинах лежат все хозяйственные заботы. Вообще женщины пользовались уважением, щадить их по возможности было законом; ханши имели сильное влияние на дела, им принадлежало регентство; в торжественных случаях подле хана сидела и жена его или жены, даже магометанин Узбек садился по пятницам на золотом троне окруженный справа и слева женами. Касательно военного устройства Чингисхан определил, чтоб над каждыми десятью человеками был один начальник, десятник, над десятью десятниками начальствовал сотник, над десятью сотниками — тысячник; над десятью тысячниками — особый начальник, а число войска, ему подчиненного, называлось тьмою; сторожевые отряды назывались караулами. Беглецы с поля битвы (если только бегство не было всеобщим) все умерщвлялись; если из десятка один или несколько храбро бились, а остальные не следовали их примеру, то последние умерщвлялись; если из десятка один или несколько были взяты в плен, а товарищи их не освободили, то последние также умерщвлялись. Каждый татарин должен иметь лук, колчан, наполненный стрелами, топор и веревки, для того чтоб тащить осадные машины. Богатые сверх того имеют кривые сабли, шлемы, брони и лошадей также защищенных; некоторые делают брони для себя и для лошадей из кожи, некоторые вооружаются также копьями; щиты у них хворостяные. Вступая в неприятельскую землю, татары посылают передовые отряды, которые ничего не опустошают, но стараются только убивать людей или обратить их в бегство; за ними следует целое войско, которое, наоборот, истребляет все на пути своем. Если встретится большая река, то переправляются сидя на кожаных мешках, наполненных пожитками и привязанных к лошадиным хвостам! Завидя неприятеля, передовой отряд бросает в него по три или четыре стрелы и, если замечает, что не может одолеть его в схватке, обращается в бегство, чтоб заманить преследующего неприятеля в засаду; на войне это самый хитрый народ, и не мудрено: больше сорока лет ведут они беспрестанные войны. Вожди не вступают в битву, но стоят далеко от неприятелей, окруженные детьми и женщинами на лошадях, иногда сажают на лошадей чучел, чтоб казалось больше войска. Прямо против неприятеля высылают отряды из покоренных народов, а толпы самых храбрых людей посылают направо и налево в дальнем расстоянии, чтоб после неожиданно обхватить врага. Если последний крепко бьется, то обращаются в бегство и в бегстве бьют стрелами преследующего неприятеля. Вообще они не охотники до ручных схваток, но стараются сперва перебить и переранить как можно больше людей и лошадей стрелами и потом уже схватываются с ослабленным таким образом неприятелем. При осаде крепостей разбивают стены машинами, бросая стрелы в осажденных, и не перестают бить и биться ни днем, ни ночью, чтоб не давать нисколько покоя последним, а сами отдыхают, потому что один отряд сменяет другой; бросают на крыши домов жир убитых людей и потом греческий огонь, который от того лучше горит; отводят реки от городов или, наоборот, наводняют последние, делают подкопы; наконец, огораживают свой стан, чтоб быть безопасными от стрельбы неприятелей, и долгим облежанием принуждают последних к сдаче. При этом они стараются сперва обещаниями уговорить граждан к сдаче, и когда те согласятся, то говорят им: «Выходите, чтоб, по своему обычаю, мы могли пересчитать вас», и когда все жители выйдут из города, то спрашивают, кто между ними знает какое-нибудь искусство, и тех сохраняют, остальных же убивают, кроме тех, которых выбирают в рабы, но при этом лучшие, благородные люди никогда не дождутся от них пощады. По приказанию Чингисхана не должно щадить имения и жизни врагов, потому что плод пощады — сожаление. Мир заключают они только с теми народами, которые соглашаются признать их господство, потому что Чингис-хан завещал им покорить по возможности все народы. Условия, на которых татары принимают к себе в подданство какой-нибудь народ, суть следующие: жители подчиненной страны обязаны ходить с ними на войну по первому востребованию, потом давать десятину от всего, от людей и от вещей, берут они десятого отрока и девицу, которых отводят в свои кочевья и держат в рабстве, остальных жителей перечисляют для сбора подати. Требуют также, чтоб князья подчиненных стран являлись без замедления в Орду и привозили богатые подарки хану, его женам, тысячникам, сотникам — одним словом, всем, имеющим какое-нибудь значение; некоторые из этих князей лишаются жизни в Орде; некоторые возвращаются, но оставляют в заложниках сыновей или братьев и принимают в свои земли баскаков, которым как сами князья, так и все жители обязаны повиноваться, в противном случае по донесению баскаков является толпа татар, которая истребляет ослушников, опустошает их город или страну; не только сам хан или наместник его, но всякий татарин, если случится ему приехать в подчиненную страну, ведет себя в ней как господин, требует все, чего только захочет, и получает. Во время пребывания в Орде у великого хана Плано-Карпини заметил необыкновенную терпимость последнего относительно чуждых вероисповеданий; терпимость эта была предписана законом: в самом семействе хана были христиане; на собственном иждивении содержал он христианских духовных греческого исповедания, которые открыто отправляли свое богослужение в церкви, помещавшейся перед большою его палаткою. Другой западный путешественник, минорит Рубруквис, сам был свидетелем, как перед ханом Мангу совершали службу сперва христианские несторианские духовные, потом муллы магометанские, наконец языческие жрецы. Рубруквис описывает также любопытный спор, происходивший по ханскому приказанию между проповедниками трех религий — христианской, магометанской и языческой. Рубруквис, защищавший христианство против языческого жреца, позван был после того к хану, который сказал ему: «Мы, татары, веруем во единого бога, которым живем и умираем; но как руке бог дал различные пальцы, так и людям дал различные пути к спасению: вам бог дал писание, и вы его не соблюдаете; нам дал колдунов, мы делаем то, что они нам говорят, и живем в мире». По уставу Чингисхана и Октая, подтвержденному впоследствии, служители всех религий были освобождены от платежа дани.
Николай Шальнов: тэги: старые мастера Ещё одна интересная статья - за отсутствием самой книги. Как жаль, что наша библиотека им. Крупской в Оренбурге - одна из самых технически оснащённых в России - превратилась лишь в один огромный читальный зал!.. Епископ Порфирий (Успенский) – критик афонских преданий ( http://bizantinum.livejournal.com/ ) Епископ Порфирий (Успенский) – русский востоковед, византолог и археолог, известный также как непримиримый критик недостоверных фактов, имеющих место в популярной афонской истории. Он был одним из первых русских ученых, которым удалось проникнуть в архивы афонских монастырей и ознакомиться с древними актами греческих и славянских обителей. Доктор исторических наук протоиерей Алексий Марченко анализирует использованный епископом критический метод исследования. «Без правды история есть потешная сказка, а с нею она – дельное и полезное знание». Епископ Порфирий (Успенский) Жизнь и творчество епископа Порфирия (Успенского) принадлежат той эпохе, когда в отечественной исторической науке происходит становление критического метода исследования. Рожденный на протестантском западе в эпоху либеральных реформ 60–70-х гг. ХIХ в., этот метод начинает широко применяться в церковно-исторических сочинениях русских церковных историков. Новый подход к историческому материалу отрицал принципы, присущие историкам старой формации, в которых крепко сидел «внутренний цензор», заставлявший избегать «чрезмерно смелых» обобщений, выводов и оценок. Наиболее четко новый подход к историческому исследованию был сформулирован академиком Е.Е. Голубинским: «Принимай только то, что выдерживает критику, и отвергай то, что ее не выдерживает, без всяких рассуждений о том, благоразумно это или нет». Продолжение тут: Примененный как научное новаторство Е.Е. Голубинским и доведенный со временем до совершенства А.В. Карташовым, критический метод в исследовании исторических источников был всецело усвоен епископом Порфирием (Успенским). Если первые активно применяли его в своих трудах по истории Русской Церкви, то Преосвященный Порфирий перенес его в область церковного востоковедения. Наиболее ярко критический подход к анализу исторического материала прослеживается в трудах епископа Порфирия по истории Афона. В современных епископу Порфирию многочисленных книгах и брошюрах об Афоне Святая Гора была воспета как удивительное место с абсолютным, непререкаемым ореолом святости, овеянная множеством благочестивых монастырских преданий. Эталоном такой литературы, имевшей цель привлечь внимание русского сердца к Святой Горе, воспитать любовь к афонской святыне, стали сочинения «Святогорца» – афонского иеросхимонаха Сергия (Веснина) (1814–1853). Труды «Святогорца» многократно переиздавались в России большими тиражами и имели огромную популярность. Благодаря широкой известности произведений этого автора, афонские устные предания и поверия заняли особое место в православном народном сознании, став своего рода неписаным правилом благочестивого отношения русских к Афону и его истории. Отдавая дань литературному таланту «Святогорца», Преосвященный Порфирий довольно резко указывает на научную несостоятельность и мифологичность его сочинений. Он поясняет: «Сергий был поэт, а не историк и не археолог. Речь у него чисто русская, приятная и инде увлекательная. Но в сказаниях его об Афоне много ходячих бредней местных. Посему настоящим и будущим писателям о сей горе советую не увлекаться этими сказаниями. Грешно говорить ложь и неправду о таком святом месте, каков Афон. Эта гора привлекательна только под освещением исторической правды». Епископ Порфирий стал одним из первых русских ученых, кому удалось проникнуть в архивы афонских монастырей и ознакомиться с древними актами греческих и славянских обителей: императорскими и патриаршими хрисовулами, сигиллионами, монастырскими летописями и другими «афонскими дееписаниями», отразившими реальную историю Святой Горы. Оказавшийся под рукой епископа Порфирия богатый документальный материал окончательно убедил его в необходимости вести борьбу с «благочестивой ложью», нашедшей место в популярной афонской истории. Владыка Порфирий писал: «Немало сказок написано об Афоне торопливыми посетителями этой горы, доверчиво слушавшими тамошних рассказчиков, которые верят в себя как святую истину, но никогда ничем не поверяют своих рассказов. Но ведь жаль, что такое священное место как Афон оболгано, а при такой жалости сильно хочется сказать о нем правду, ту самую правду, которая кроется в архивах афонских...». Во второй части объемного сочинения епископа Порфирия «История Афона» (Афон христианский, мирской) содержится критический разбор одиннадцати афонских преданий о начале христианства на Афоне, которые могут быть разбиты на две основные группы: первая – о посещении Святой Горы Богоматерью и апостолом Павлом; вторая – о строительстве и возобновлении афонских монастырей и храмов знаменитыми лицами. Особняком стоит предание о перемещении жителей Афона в Пелопоннес и о поселении монахов на Афоне. Предание о пришествии Богоматери на Афон широко известно православным паломникам всего мира в интерпретации преподобного Стефана святогорца. Оно утверждает, что пресвятая Дева Мария, находясь в ожидании Духа Утешителя, вместе с апостолами метала жребий, чтобы узнать какая страна достанется для проповеди Евангелия каждому ученику. Богоматери досталась Иверская земля. После Пятидесятницы она собралась идти туда, но ангел Божий сказал ей, чтобы она никуда не отлучалась из Иерусалима. «Выпавший тебе жребий (Грузия) просветится в последние дни во имя Твое, а теперь предстоит Тебе малый труд пойти в другую землю, которую укажет Тебе Бог». По просьбе Четвертодневного Лазаря Богоматерь на присланном за ней корабле отправилась вместе с апостолом Иоанном на Кипр. Внезапно подул сильный ветер и пригнал корабль в Климентову пристань Афонской Горы, которая была наполнена идолами. Там находилось известное всем грекам капище Аполлона. Внезапно афонские идолы заговорили и приказали язычникам идти на пристань и «принять Марию, Матерь великого Бога Иисуса». Удивленный народ сошел на берег моря и, взяв Марию с корабля, отнес ее на место, где проходили народные обсуждения. Там Пречистая рассказала о рождении от Нее Бога и что зовут Его Иисус. Афонцы уверовали в Него и крестились. Богоматерь поставила им наставником и учителем Климента и сказала: «Вот жребий от Сына и Бога моего». Потом благословила людей и опять сказала: «Благодать Божия пребудет на этом месте и на живущих тут с верою и страхом по заповедям Сына Моего...». Сопоставив сказание с одиннадцатью древними источниками, повествующими о Богоматери (в том числе сочинениями Евсевия, Сократа, Созомена, Евагрия, св. Андрея Критского, св. Симеона Метафраста и др.) епископ Порфирий пришел к выводу о недостоверности предания о посещении Афона Пресвятой Богородицей. «Ни в одном из них не упоминается, что Она была на Афоне, а в каждом положительно говорится, что Она по вознесении Господа жила на Сионе в доме Иоанна Богослова до самой кончины своей, и что уже после смерти Ее сей апостол отправился в Ефес...». Время появления предания епископ Порфирий определил между 1568–1659 гг. По мнению автора, вероятнее всего, его сочинили в правление турецкого султана Селима, который отнял у всех монастырей принадлежавшие им имения. «Сочинили его греческие монахи, завладевшие грузинским (Иверским) монастырем на Афоне...». В эти тяжелые для Афона годы монастыри выживали исключительно привлечением большого количества паломников. «Оное сочинение их появилось и распространилось в такое время, когда все афонские монахи волей-неволей стали прославлять свои удельные монастыри и приписывать им небывалую древность по причине соперничества друг с другом». Суждение епископа Порфирия категорично: «Богоматерь не была на Афоне и быть там не думала». Тем не менее, отметая поздние наслоения, епископ Порфирий усматривает в предании правдивый корень. По мнению автора, речь идет не о подлинном визите на гору самой Богородицы, а о первом появлении на Афоне иконы Богоматери, которую мог принести туда первый креститель афонитов иерусалимский епископ Климент. Предпринятая епископом Порфирием попытка переосмысления самого знаменитого афонского предания «о жребии Богородицы и о ее явлении на Афон» до сих пор не вмещается в сознание многочисленных почитателей Святой Горы. В связи с этим «История Афона» и ее автор не раз подвергались резкой критике представителей афонского монашества, православной общественности и церковных иерархов. В силу своей принципиальности епископ Порфирий (Успенский) разделил судьбу академика Е.Е. Голубинского, опровергавшего в своих трудах фундаментальное для русской церковной истории предание преп. Нестора летописца о посещении апостолом Андреем киевских холмов и саму идею апостольского происхождения Русской Церкви. К концу ХVII в. епископ Порфирий относит появление предания «О построении Афоно-Каракальского монастыря римским императором Антонием Каракаллою (211–217 гг. по Р.Х.) Согласно этой легенде Антоний Каракалла, пораженный чудесами св. Параскевы, уверовал во Христа и построил для нее Каракальский монастырь на Афоне. Епископ Порфирий задался вопросом: «Как монахи каракальские ктитором своим могли назвать сего императора, идолопоклонника и противника христиан?» Его происхождение связано с той же печальной эпохой турецкого рабства, когда монастыри стали приписывать себе глубокую древность и называть своими царственными ктиторами императрицу Пульхерию, императоров Феодосия и Константина. Некоторые приписывали строительство монастыря самой Богоматери. Проблему ктиторства Каракалла епископ Порфирий решает однозначно: «Каракалл поддался общему искушению и постарался приискать себе царственного ктитора постарше других. Какой-то неграмотный каракаллиот вспомнил соименного монастырю римского императора Каракалла... и предложил своим собратьям выдавать его за создателя своей обители». По мнению епископа Порфирия, не выдерживает критики и является «небывальщиной» цикл ватопедских преданий «О построении храма на месте Ватопедо-Димитриевского скита великомучеником Димитрием Солунским», «О постройке Карейской церкви и монастырей Ватопедского и Кастомонитского при Константине Великом и о разорении их Иулианом Отступником», «О постройке Ватопедской церкви братом императора Феодосия по случаю спасения его сына от потопления», «О возобновлении Ватопеда Феодосием Великим и сыном его Аркадием», «О посещении Ватопеда дочерью царя Феодосия – Плакидией». Все они полны анахронизмов и не подтверждаются ни Византийской историей, ни памятниками афонской древности. «Не должно верить всем рассказам афонским... Ватопедские рассказы хуже складной сказки». В числе афонских преданий, отвергнутых епископом Порфирием, оказалось повествование «О переселении жителей Афона в Пелопоннес и о поселении на этой горе монахов». Предание имеет особое значение, так как претендует на статус важнейшего свидетельства о начале иноческой жизни на Святой Горе. Оно утверждает, что св. Константин Великий переселил с Афона всех жителей в Пелопоннес и отдал гору монахам. Для них он построил соборную церковь в Карее и монастыри Ватопедский и Кастомонитский. «Голословность» этого предания епископ Порфирий видит в противоречии его данным византийских историков, которые не упоминают о заселении Афона монахами при Константине. Об этом молчат царские и патриаршьи грамоты, пожалованные святогорским монастырям. Наконец, эта легенда с трудом вписывается в историю самого монашества. «Когда царствовал Константин Великий, монашество только начиналось в Египте, Палестине и Сирии, а в Риме и на всем Западе, в Константинополе, Фракии, Македонии, где и Афон, не было ни одного монастыря». В противовес преданию об «афонских деяниях Константина» епископ Порфирий выдвинул свою версию заселения Афона монахами, согласно которой мирских жителей выселил с Афона не Константин Великий (IV в.), а византийский император Константин Погонат (VII в.). «Незадолго до Шестого Вселенского собора (680 г.) опустевший Афон был отдан монахам для обитания царем Константином Погонатом, после того как в его государстве с 676 г. водворился мир. Пустынники, монастырские монахи и набожные миряне строили там себе малые обители из материалов опустевших городов и селений, учредив средоточное управление свое под названием кафедры старцев на Афонском перешейке». Гораздо больше автор «Истории Афона» доверяет афонскому преданию «О строительстве монастыря Есфигмена (421–452) царицей Пульхерией». Опираясь на данные византийских источников, свидетельствующих, что «Пульхерия построила многие церкви, богадельни, странноприимницы и монастыри и всем им по-царски дала достаточное содержание», епископ Порфирий усмотрел одну из церквей Пульхерии в древних развалинах Есфигменской обители. Эту гипотезу он мечтал проверить данными археологии. «Вероятность, надеюсь, обратится в археологическую правду, когда раскопки замечательной развалины Есфигменской выявят христианские памятники века Пульхерии – надписи, монеты, хартии. Не дождаться мне этой правды; и я пока довольствуюсь вероятностью...». Только одно афонское предание заслужило всецелое уважение и внимание столь взыскательного историка, как епископ Порфирий. Оно повествует о пребывании в г. Аполлонии (Ериссо), расположенном в верховье Афонского перешейка, апостола Павла. Когда апостол Павел проповедовал местным язычникам и учил их жить целомудренно и воздерживаться от страстей, тогда некоторые из них, бесстыдные и порочные, решили удержать его силою и осквернить идоложертвенным. Апостол укрылся в стаде волов. Но злоумышленники его обнаружили и окружили. Тогда под апостолом расселась земля, и он очутился в Кассандре (Паллини), в 50 милях от Аполлонии. На месте спасения апостола Павла, недалеко от Кутлумуша, находится небольшой водоем – расщелина, из которой вытекает вода. Монахи почитают эту воду как агиасму апостола Павла. Чтобы установить подлинность этого предания, епископ Порфирий скрупулезно исследовал описанную в нем местность и пришел к выводу о полном соответствии обстановки предания верованиям местных жителей. «Я, к сожалению, не измерил глубины водоемца, потому что не запасся ни веревкою, ни гирькою, да и воды не отведал, потому что она была очень мутна», – сокрушался епископ Порфирий. Подтверждение афонского предания об апостоле Павле Владыка усмотрел в Священной Истории. В книге Деяний апостольских (Деян.17) упоминается, что апостол Павел из Македонского города Филиппы прошел Фессалонику через Амфиполь и Аполлонию, которые находятся на афонском перешейке. В результате проведенного археологического и экзегетического анализа предания епископ Порфирий пришел к выводу: «Признаю верным ериссовское предание без мифической обстановки его, признаю, потому что оно согласно с повествованием книги Деяний апостольских и присовокупляю, что апостол Павел в Афоно-Македонской Аполлонии потерпел одно из стеснений, о коих он упомянул во Втором Послании к Коринфянам (2 Кор.7,15)». Таким образом, критика епископом Порфирием популярных афонских преданий привела его к выводу, что большинство из них являются «выдумками», не подкрепленными историческими фактами. Тем не менее Преосвященный автор «Истории Афона» бережно относится к афонской старине и не отрицает присутствие в сказаниях правдивого основания, скрытого под мусором преукрашений и анахронизмов. Его научные выводы в этом вопросе не идут далее осторожных гипотез. «Не отвергаю этих преданий, потому что они без легендарных прекрас могут подтвердиться открытиями христианских памятников и потому что за них ручается преемство жителей Афона... Не отвергаю, но в ожидании будущих открытий на Афоне пользуюсь ими как указателями исторических вероятностей... Для меня ценна их сущность, а мишурная облицовка их дешева так, что не беру ее и в придачу», – писал епископ Порфирий. Строго следуя принципу достоверности, Владыка всецело опирается на научную критику как на лучшее средство приблизиться к истине. Однако его критический метод не является разрушительным оружием основ христианской веры и мало имеет общего с позитивистскими взглядами западных богословов и церковных историков. Священное Писание и Священное Предание Церкви для епископа Порфирия – незыблемая истина, важнейший источник и критерий достоверности всех церковно-исторических повествований. Подлинность афонских преданий выясняется епископом Порфирием на основе разработанной им оригинальной системы критериев. «Афонские монахи повторяют несколько старинных преданий о начале его и показывают книги и тетради, в которых они записаны. Но достоверны ли эти предания? Подтверждаются ли непрерывною преемственностью жителей Афона и тамошними дееписаниями, как-то царскими и патриаршими грамотами, судебными делами и четь-минейными сказаниями? Не противоречат ли им? Не выдуманы ли намеренно? Не основаны ли на сновидениях, принятых за откровение свыше, что иногда бывает у монахов? Не искажены ли? Не должны ли быть понимаемы в переносном смысле? Оправдываются ли византийскими историками? Не отвергаются ли здравомыслящими и учеными афонитами как выдумки, сочиненные для корыстного поддержания Афона и для прославления некоторых монастырей... Вот вопросы, которые надобно решать при обсуждении всех тамошних преданий, решать основательно и добросовестно. Без решения их повествование... не возбудит в умных людях ни внимания, ни доверия к историку и будет причислено к разряду тех повестей, кои выдумывает fraus pia – благочестивая лож иезуита. А меня и всех нас да избавит Бог от иезуитства». Эти слова Преосвященного Порфирия являются не столько руководством к объективному исследованию источников, сколько пастырским призывом к поиску истины, следованию правде как в деле написания церковной истории, так и в жизни каждого из нас. Опыт критического анализа епископом Порфирием афонских преданий может оказаться чрезвычайно полезным в наши дни, так как грубое мифотворчество и извращение подлинного предания по-прежнему является постоянным спутником современной паломнической деятельности. Однако он не может быть универсальным средством современной церковно-исторической науки, шагнувшей далеко за черту компетентности историков сер. ХIХ века. С епископом Порфирием нельзя согласиться в утверждении, что критика есть универсальное средство обнаружения истины. Отсутствие письменных источников или формальное противоречие им не всегда означает ложность исследуемого церковного предания. Несомненно одно – епископ Порфирий (Успенский) призывает нас к уважению церковной старины и бережному сохранению церковного предания, трезвому его пониманию: «Предание достопочтенно. Но умейте понять и пересказать его».
Николай Шальнов: тэги: музыка, находки Из наследства на телефоне, доставшемся от дяди, помимо пошлых мультиков Рита обнаружила ещё вот эту песенку. Известно, что простота - синоним совершенства. Рите понравилось очень. Душевно так.
Николай Шальнов: тэги: графомания В копилку сонетов. Вообще Рита мечтает когда-нибудь набрать их 101, как у Данте Россетти, и назвать в противоположенность ему - не "Домом Жизни", а "Домом Смерти", например. Кажется Рите, что это очень поэтичное название. Весенняя любовь Твой взор таким бывает бесконечным, Так полон он значенья всех вещей И, точно песнь осенняя, он вечен – Так кажется мне. Но седой Борей Отступит пред Весной, едва минует Три месяца, казавшиеся сном, И вот уж вновь уста твои целуют Подснежника цветы, и окоём Беспечно блещет, манит меня вновь В поля, где песнь ручьёв ленивый Мне выкрасть поцелуй велит, и кровь Ланит твоих играет, и целит Любовь твоя, и голос твой звенит, И руки тянутся к надрывной мандолине.
Николай Шальнов: тэги: теософия, сказки о жизни, вконтактовское Интересный разговор: xxx ну так вот я вспоминаю моменты из прошлой жизни прикинь Николай Ну-ка поподробнее, пожалуйста. xxx хотя через года вспоминаю казалось бы откуда но помню все в мельчайших подробностях это так странно Николай Мне это интересно... У Ледбиттера и Безант (деятели теософического общества прошлого века) есть небольшое исследование, где они изучали 30 прошлых жизней Кришнамурти (видного религиозного деятеля Индии). Вот тут книга, если интересно: http://www.klex.ru/ Расскажи хотя бы про одну. И когда и как ты понял, что у тебя получается эта ретроспекция? <...> xxx колян там рассказывается правда и в другом видио говорили что конец близок человечества возможно погибнет ну зато все на небесах будем мгновенно но что бы туда попасть нам послание надо выполнить Николай Да успокойся ты, не погибнет человечество. Нам на то и даны многие жизни, а не одна, чтобы человек развил все божественные свойства, в нём заложенные. Чтобы он стал "совершенным, как совершенен Отец наш небесный". За одну жизнь это трудно сделать, хотя гении, экстрасенсы и некоторые другие опередившие свой век деятели наработали свои дары за прошлые жизни. Было бы по меньшей мере странно ограничивать время, отпущенное нам на эволюцию, так что не думаю, что нам стоит переживать из-за этого. Впереди вечность. Главное, не грешить и не создавать себе плохую карму, за которую придётся отдуваться в будущих жизнях, а то и в этой. xxx ты сомневаешься в экстрасенсе ты думаешь что экстрасенсы говорят то то то а не чего не происходит просто бывает так что есть темные экстрасенсы от тьмы а есть от добра от бога понимаешь не всем дар дается за просто так вот мне например дали дар я чуть не умер в детстве и у меня есть дар и у многих людей тоже есть ,но те у кого есть они тратят его за деньги а если тебе дал бог дар этот и ты должен понимать что дар этот должен быть бесплатным ты должен помогать людям понимаешь а те кто помогают платно бог их наказывает ты правильно делаешь что не осуждаешь людей это хорошо а еще нельзя завидовать нельзя ругаться матом это грех большой нельзя даже думать мыслить плохо потому что то что ты мыслишь или только что подумал уже все знает бог ! потому что мы единое целое с богом он наш создатель ) который любит нас так если он любит то и ты должен любить бога ) Неисповедимы пути Господни. В «Некоторых указаниях для каждодневного пользования» сказано, что «знание увеличивается пропорционально его употреблению», т. е. чем больше мы учим, тем больше учимся. «Если пожелаешь, чтобы поток дорого добытого знания в небесах рожденной Мудрости оставался сладкой и бегущей водой, ты не должен дать ему превратиться в стоячий пруд», - сказано в «Голосе Безмолвия». Когда Рита проводила рекомендательный обзор своей домашней библиотеки для соседа-пятидесятника, она, расхваливая на все лады «Сильмариллион», внезапно обнаружила под спудом книг в уголке потерянное его издание, которое уже и не чаяла найти. А когда ей написал другой её приятель, ей довелось удачно процитировать известную историю про Блаватскую, которую Рита рекомендовала бы к усвоению всем тем православным фанатикам, что считают проявление так называемых «сверхъестественных сил» дьявольскими дарами. В своё время Елена Петровна обладала удивительными психическими и ясновидческими способностями, приводившими в удивление и не разгаданными научным миром XIX века. Эта история – к третьему пункту-цели теософического общества. «Блаватская сохранила трогательные воспоминания о том, как в России её благословил напутственными словами на духовные поиски сам преосвященный Исидор, бывший экзарх Грузии, впоследствии митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский: "Нет силы не от Бога! Смущаться ею вам нечего, если вы не злоупотребляете особым даром, данным вам… Мало ли неизведанных сил в природе? Всех их не дано знать человеку, но узнавать их ему не воспрещено, как не воспрещено и пользоваться ими. Он преодолеет и, со временем, может употребить их на пользу всего человечества… Бог да благословит вас на все хорошее и доброе". Три основные цели Теософского общества 1. Создание ядра всемирного человеческого братства, невзирая на расу, вероисповедание, пол, касту и цвет кожи. 2. Поощрение сравнительного изучения религии, философии и науки. 3. Исследование необъясненных законов природы и сил, скрытых в человеке. Теософское общество не ограничивает деятельность своих членов рамками какой-либо фиксированной доктрины. Именно поэтому от каждого теософа не требуется отказываться от своих религиозных, научных и иных убеждений, если только они не противоречат объявленным целям Теософского общества. Продолжение тут: Одной из основных задач, стоящих перед Теософическим Обществом является — примирение всех религий, сект и наций общей системой этики, основанной на вечных истинах. Отсюда и девиз, принятый Теософическим Обществом — "Нет религии выше истины". Членом теософического общества может стать каждый, не зависимо от того какую религию он исповедывает или даже быть атеистом, главное чтобы он симпатизировал трем основным целям теософического общества и был готов выполнять по меньшей мере одну из них. Общество — филантропическая и научная организация для распространения идеи братства в практическом, а не теоретическом плане. Но для того, чтобы стать теософом необязательно вступать в общество. Стать теософом - просто. Каждый человек, обладающий склонностью к метафизике; ведущий чистую, бескорыстную жизнь и предпочитающий оказывать помощь своему ближнему, нежели получать ее самому; всегда готовый пожертвовать своим собственным удовольствием ради других; и любящий Истину, Добро и Мудрость самих по себе, а не за те выгоды, которые они могут ему принести , - теософ. Эмблема Теософического Общества состоит из нескольких символов, все из которых использовались с древнейших времён для выражения глубоких духовных и философских идей о человеке и вселенной. В различных формах они встречаются в великих мировых религиях, и на их универсальность указывает то, что их можно найти даже в культурах, сильно удалённых друг от друга. Анкх. В центре двух пересечённых треугольников расположен знак, известный как "анкх" или crux ansata, представляющий собой круг, венчающий крест тау. Анкх — это египетский символ, имеющий большую древность и означает воскресение духа из заключения в материи, торжество жизни над смертью, духа над материей, добра над злом. Эту идею воскресения можно встретить во всех великих религиях. Пересечённые треугольники (часто называемые двойным треугольником, знаком Вишну, а в иудейской религии известные как печать Соломона или звезда Давида) окружены змеёй. Эта комбинация звезды и змеи символизирует проявленную вселенную, где творчество ограничено временем и пространством. Эти треугольники, взятые в отдельности, символизируют три грани проявления, известные в различных религиях как Троица или Тримурти. Тёмный треугольник, указывающий вниз, и светлый треугольник, указывающий вверх, символизируют соответственно нисхождение божественной жизни в материю и вознесение этой жизни в дух, постоянное противостояние светлых и тёмных сил в природе и человеке. Змея. Кроме уже упомянутого значения, сама змея всегда была символом мудрости. Индусы называют мудрецов "нагами", а Христос наказывал своим ученикам быть "мудрыми как змии". Урэус (священная кобра), изображаемый на лбу египетских фараонов, означал их посвящение в тайные ритуалы, на которых приобретались знания скрытой мудрости. Змея, заглатывающая свой хвост, представляет "круг вселенной", бесконечность циклического процесса проявления. Свастика. Это ещё одна из многочисленных форм креста, огненный крест. Из концов креста, вращающегося по часовой стрелке, исходят языки пламени, представляя огромные энергии природы, непрестанно создающие и растворяющие формы, через которые происходит эволюционный процесс. Считается, что свастика, изображённая на эмблеме, символизирует процесс эволюции, а свастика, направленная в противоположную сторону — процесс инволюции. В религиях, признающих троичность божества, свастика связывается с третьим лицом троицы, создателем — с Брахмой в индуизме и со Святым Духом в христианстве. Аум или Ом. Венчает эмблему индусское священное слово, написанное санскритским письмом; эти три буквы представляют Тримурти. В целом эмблема символизирует Абсолют, Бога трансцендентного и имманентного. Бог трансцендентный, то есть пребывающий не только в мироздании, но и превыше его (священное слово Аум) осеняет цикл проявления (змею), которому даёт энергию божественная деятельность (свастика), и в этом поле проявления соединённые треугольники духа и материи заключают в себе, как в святилище, символ бессмертия (анкх) Вокруг эмблемы написан девиз Теософического Общества — "Нет религии выше истины". Истина — вот цель исканий всякого теософа, какова бы ни была его вера, и всякая великая религия в некоторой мере отражает свет единой вечной и духовной Мудрости.
Николай Шальнов: тэги: издержки профессии, люди, поттериана, окно в спальню, светлые гении Сегодня на работе Рита вспоминала одно из стихотворений Бодлера, отрывок из которого очень хорошо ложится на душу Риты. Непоправимое Возможно ль задушить, возможно ль побороть Назойливое Угрызенье, Сосущее, как червь - бесчувственную плоть, Как тля - цветущее растенье? Бессмертного врага возможно ль побороть? В напитке из какой бутыли, бочки, склянки Утопим мы - не знаю я! - Его прожорливую алчность куртизанки И трудолюбье муравья? В напитке из какой бутыли? - бочки? - склянки?<...> Вообще, когда Рита пролистывает сборник «Цветов зла», она испытывает колоссальное удовлетворение, несмотря на весь бодлеровский "ужас жизни". Истинно, он подарил миру «новый трепет», как говорил Гюго. Да и Рите, как и Бодлеру, порой ставят в вину её пессимизм, её интеллектуальность и некоторую манерность, так что Рита почитает его за духовного брата, а «Эпиграф к одной осуждённой книге» - за прямое ей послание. Вообще забавно, но когда Рита вспоминала стиль написания того анонимного собеседника, диалог с которым она приводила в предыдущем посте, она вспомнила простоватость выражений шаманки Кожетты из "Битвы экстрасенсов", которая, несмотря на это, наставляла очень правильно тех, с кем вышла шаманить на поле за деревню: «Не курите… Не материтеся»… Очень мило. Во всяком случае, Рита никого не укоряет за отсутствие грамотности на письме: сама страдала порой от такого ранее, да и вообще это неприлично. В своё время Рита была неприятно удивлена, когда читала дневник Той-Кого-Нельзя-Называть, где там ей написал не шибко грамотный, зато сердечный поклонник её творчества, написал ей признание восхищения с кучей ошибок, а та полила его грязью. Потом Рита просто раскусила её порочную натуру, и вообще… Сама такая – ненавидит её почти столь же изобильно, сколько сладкоречивости, которой претит и пустого этикета в её разговорах, хотя, конечно, понимает, что это не совсем правильно, вернее, очень даже неправильно. Сосед-пикапер приводил уже третью девушку за неделю, и это ещё цветочки. Раньше их хаживало до семи за тот же промежуток времени. O tempora, o mores! А Рита напоминает себе Черити из «Эльвиры Повелительницы Тьмы» - ту ханжу, что организовала нудное городское празднество «За мораль». Кстати, книжка есть интересная, «Мораль XXI века», её-то Рита в «Контакте» пикаперу и отправила. В последнее время эта картинка стоит у Риты на рабочем столе. Типа смысл жизни Риты – поймать, наконец-таки, свой золотой снитч. Всё символично в этом мире:
Николай Шальнов: тэги: готика Интересное исследование. Новое вино в старые мехи - Рита никак не может побороть в себе страсти коллекционировать различные монографии и интерпретации о готах и о готике. О готах, готике и больном российском обществе Недавно слово "готика" ассоциировалось лишь со средневековым архитектурным стилем с характерными стрельчатыми сводами, обилием каменной резьбы и скульптурных украшений. Красота и изысканность, возвышенность и устремленность в небо готических соборов сочетаются с капитальностью, массивностью, мрачностью как внешней, так и внутренней. И хотя готические сооружения и поныне поражают воображение, слово "готика" для большинства молодых людей в Европе уже четверть века (в России - последние несколько лет) приобрело неожиданный смысл причудливой молодежной субкультуры, а значит, образа жизни, мировоззрения, музыки, внешности и т.п. постоянно растущего сообщества так называемых "готов" - приверженцев данной субкультуры. Но кто они такие? И почему для России мода на готику является одним из признаков болезни общества, а распространение хотя часто и наигранных, но открыто декадентских настроений в молодежной среде от США до Японии вызывает параллели с происходившем в мире накануне Первой мировой войны? Продолжение тут: http://ecsocman.hse.ru/data/2010/12/13/1214862009/Levikova.pdf
Николай Шальнов: тэги: мои университеты, моя шокирующая жизнь, искусство вечно, сумасшедший дом для непослушных дев викторианской эпохи Надо отметить, что Рита сдала сессию. Это необычно, можно сказать, рекордный результат: она уже третий год подряд закрывает её на "отлично". Никогда раньше у неё так не получалось. И надо сказать, что Рита каждый день всё меньше напоминает себя саму. Библиотека Я приходил туда, как в заповедный лес: Тринадцать старых ламп, железных и овальных, Там проливали блеск мерцаний погребальных На вековую пыль забвенья и чудес. Тревоги тайные мой бедный ум гвоздили, Казалось, целый мир заснул иль опустел; Там стали креслами тринадцать мертвых тел. Тринадцать желтых лиц со стен за мной следили. Оттуда, помню, раз в оконный переплет Я видел лешего причудливый полет, Он извивался весь в усильях бесполезных: И содрогнулась мысль, почуяв тяжкий плен, - И пробили часы тринадцать раз железных Средь запустения проклятых этих стен. М. Роллина
Николай Шальнов: тэги: графомания Памяти Седрика Диггори Ангел Смерти Смерть открыла небесные взоры, Смерть туманит раздумьем чело, Смерть в душе нам выводит узоры Тайн, что видеть пока не дано. Эти линии так совершенны, Так прекрасны и стройно-странны, Что дорога-тропа к неизбежным Камням-знакам похожа на сны. Я подобное видел однажды, В одиночестве как-то бродя По лесам, утомлённый и жаждой, И желанием нового дня. Был рассвет, заалевший и строгий, Мне явивший собой идеал, Совершенный такой, одинокий, Точно статуи, что высекал Древний скульптор, сын Рима, что видел То, что камень скрывал до поры – Ангел так, в келью к гению снидя, Навевал ему дивные сны И открыл ему душу и вечность, Развернув нежно-звёздный полог, Чтоб узрел он небес бесконечность И блаженнейшей смерти порог. Кто-то скажет: мечтатель находит В железяке тычинку цветка, Но порою, бывает, нисходит К ложу грешника свет маяка Поднебесных чертогов… Надежду Нам оставил Господь на краю Тех времён, когда нежные вежды Мать людей не смыкала в раю. Смерть мудра, хоть приход неизвестен Её ангела: чашу свою, Чьё вино беспечальнее песен, Что сирены на скалах поют, Он приносит, смягчая усталость Утомительных жизни путей, И равно ему – младость иль старость Припадут в жажде вечности к ней.
Николай Шальнов: тэги: авторитетные фигуры, ролевые игры Алекс Чеширский пригласил на его с Лорой Бочаровой концерт. Иногда безумно жаль, что Рита не москвичка. Так она благополучно пропустила "Хогвартские сезоны". Ах, Лора, Лора, Солнце моей юности, Вечерняя Звезда всей моей жизни и лучший профессор Снейп за всю историю ролевых игр! Дай вам Бог с Сашей вдохновения, это так важно в этом остывающем мире!..
Николай Шальнов: тэги: светлые гении, музыка, находки Открыл для себя новую исполнительницу. Песня "Back to black" очень красивая у неё. Эми Джейд Уайнхаус (англ. Amy Jade Winehouse; 14 сентября 1983, Саутгейт (англ.) русск., Лондон — 23 июля 2011, Камден, Лондон) — британская певица и автор песен, известная своим контральто-вокалом и эксцентричным исполнением смеси музыкальных жанров, включая R&B, соул и джаз, признанная критиками одной из ведущих британских исполнительниц 2000-х годов. Дважды лауреат премии Ivor Novello, её первый альбом Frank (2003) был номинирован на Mercury Prize. 14 февраля 2007 года певица получила Brit Award как «Лучшая британская исполнительница» («Best British Female Artist»). Второй альбом Back to Black принёс ей 6 номинаций «Грэмми» и победу в 5 из них (включая Record of the Year), после чего она была занесена в Книгу рекордов Гиннесса, как первая и единственная британская певица, выигравшая пять наград Грэмми. В августе 2011 года альбом «Back to Black» признан самым успешным альбомом XXI века в Великобритании. Уайнхаус внесла значительный вклад в популяризацию соул-музыки, а также британской музыки. Её запоминающийся стиль в одежде сделал её музой для модельеров, таких как Карл Лагерфельд. Уайнхаус, страдавшая от алкогольной и наркотической зависимости, долгое время находилась в центре публичных скандалов и судебных разбирательств. Скончалась 23 июля 2011 года в своём доме в Камдене от алкогольного отравления в возрасте 27 лет.
Николай Шальнов: тэги: сказки о смерти, графомания Моментально в море. Последний поцелуй Знаком любому первый поцелуй – Так наша мать, безмерная в прощенье Целует нас. Без счёту аллилуй От радости звенящий хор к преддверьям Небес несёт Хранитель наш: лучист И светел он. Второй же поцелуй – Сестры. Он тающ, тих и чист, Нежнее водопада пенных струй, Что бьётся о скалу в глуши лесной, Смывает первый грех, пока неясный Для детского сознания. Святой Есть поцелуй, по счёту третий – властной Любвью призван увенчать навек Стремленья юности. С её воспоминаньем Бредёт неторопливо человек До гроба, где, бросая взор прощальный На прожитую жизнь, он на устах Своих последний поцелуй встречает – То, возвращая бренное во прах, Царица Смерть его чело венчает Нетленной славой, чтобы дух сумел От бремени скорей освободиться… От тысяч поцелуев, коих стрел При жизни человек не уклонится, Четыре у Амура есть таких, Особыми перами оперённых, Блаженство чьё ни этот скромный стих, И ни другой, любовью окрылённых Надежд вместилище, не передаст. Хранит На небесах с их полнотою счастья Душа воспоминанье о благих Лобзаньях вечности, нам явленных в ненастье Земной глуши, и самом среди них Могучем, мудром, благостном и сильном – Его отсвет на плитах вековых Луна, гуляя по холмам могильным, Оставит, чтобы бодрствовал дух, Забыться силящийся в поцелуях грешных, Чтоб помнил он о Смерти – вечный друг Она лелеящим мечту о Неизбежном.
Николай Шальнов: тэги: находки, очумелые ручки, старые мастера, ролевые игры Рита обнаружила интересную литературу. "Исторические записки": труд историографа империи Хань Сыма Цяня. В китайской культуре играет роль примерно сопоставимую с той, которую сыграла "История" Геродота для западного мира. Капитальная работа, поражает её размах, одни таблицы чего стоят: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/I/Syma_Tsjan/index.htm Рита только раз выступала в качестве историка своей жизни, и понимает, насколько это интересно и сложно. Как-то раз написала она хронику-воспоминание о своём первом ролевом братстве: Из воспоминаний о "Турмалине" Говоря об истории Турмалина, следует отметить, что я вступил в его ряды как летописец, и некоторое время собирал многоразличные легенды и предания, которые лежали в основе этого удивительного явления в ролевой жизни моего родного города. Это было прекраснейшим временем моей юности, и я до сих пор помню то участие, которое проявили к моей деятельности три его основателя - Льют, Магнус и Блад. Первый - воплощение терпения - дал мне не только прекрасные уроки стрельбы из лука, объяснил, как следует выживать в суровых полевых условиях и что представляет из себя ролевое движение в целом, второй подробнейшим образом расписал мне историю возникновения клана, дополненные затем Льютом историей связи его с остальными ролевыми клубами Оренбурга, а Блад был большим мастером настольных ролевых игр, комната которого до сих пор является для меня предметом эстетических восторгов, а запасы ролевого снаряжения - примером того, чем могло бы стать ролевые игры, удовлетвори они полностью взыскательный вкус талантливых, разборчивых игроков. Поскольку эта задача по большей части составляет предмет многочисленных дискуссий и объектом исследований нескольких поколений ролевиков, останавливаться на ней на данный момент я не стану, сообщу лишь, что в один прекрасный день, которому предшествовали ироничные колкости в адрес движения, я, нацепив свою любимую ветровку с капюшоном, отправился в условленное место, где и встретил тех, с кем мне посчастливилось проводить долгие дни и вечера под открытым небом, под треск костра и стук мечей, слушая самые необыкновенные истории, которые тогда стали частью меня самого. Продолжение тут: Тогда мне казалось - и я никак не мог воплотить в письме то, что чувствовал - что существуют два мира: фэнтезийный мир, который получил оформление в наших собраниях, на которых, несмотря на небольшое число "отцов-основателей" и истинно преданных Турмалину людей, присутствовало довольно много народу, интересующихся ролёвками, и мир реальный, в который очень не хотелось возвращаться по вечерам, памятуя о том, что завтра в школу. Начальными комментариями и рассказами очевидцев о "сотворении мира" - так я иногда называл возникновение Турмалина - была исписана одна двенадцатилистовая тетрадь. Я с большим старанием принялся за летопись, и у меня опустились руки, когда начало её случайно полетела с моей несчастной виндой; но об этом случае я прожужжал уши всем, кто меня знает. По-видимому, шуму было много из ничего, и летопись не стоила внимания. Во всяком случае, в ней были намётки и структура, и некоторые особенно запомнившиеся мне моменты, представленные в характерной для меня описательной манере с привлечением устаревших оборотов, труднопроизносимых архаизмов и ссылок на авторитетные фигуры, коими в то время стали для меня основатели (куда уж авторитетней!). Самыми яркими событиями, которые я помню, был мой первый выезд на природу, когда я, по неведению выпив бутылку "мишек гамми" (это разбавленная водкой "Кола"), не обратив внимание на странный привкус, запил эту жидкость лимонадом, тоже разбавленным, в результате чего половину ночи бродил по полигону, глядя на звёзды, на котором несколько часов до этого собирал с Льютом валежник для костра. Потом никак не мог согреться, и лежал, кажется, спиной к Андрюхе (не помню, было ли одеяло, но если было, и если я ничего не путаю, я упорно остаток своей нетрезвой ночи перетягивал покрывало его на себя). Помню ещё, что был чей-то день рождения. Вторым выездом была ролевая по "Хроникам Амбера", где я познакомился с главой Мордора - Султаном - и его очаровательной женой Славянкой. Игра удалась: нас в первые же полчаса зарубили наёмники (кажется, это были Лотар, Репях и Андрей), и мы остаток игры бродили в виде привидений, получивших от мастера неотъемлимое право на выведение из строя представителей Хаоса истерическими воплями. Багыр прекрасно отыграл ритуал поклонения богам, а Славянка, по её рассказам, бегала по полигону, используя телефон для призыва своей игровой родни ("Корвин, вызов по карте!"). Помню, как набрёл на стоянку Хаоса, где Лях Антон наигрывал на гитаре милые мелодии, а потом мы спали, едва не положив ноги на головы друг друга, у костра, за которым до утра беседовали некоторые игроки, которым не хотелось спать. Как я не грел ноги в своих берцах, едва их не расплавив, согреться мне так и не удалось. Помню, ходили к реке за водой, чтобы варить гречку, и откопали где-то затыренную с прошлого года бутылку водки. В общем, игра, как мне показалось, была подготовлена качественно и прошла хорошо. Мастер, правда (это был БратоПётр), сбежал. А зря. Лук мы прятали, зарыв его в осенние листья. Я всё часто переживал, что его обнаружат, но, когда выбирался в одиночестве не тренировки, находил его невридимым - по-видимому, магия леса охраняла его от любопытных глаз. В Турмалине, благодаря Льюту, было введено строгое правило, которое по большей части выполнялось. Надругательство над деревьями без необходимости считалось кощунством, и некоторые сравнивали их с толкиновскими энтами, а мне часто приходила на ум сравнение Льюта с Зелёными Эльфами, охраняющими леса. Воозле костра как-то появилась автомобильная шина, которая пролежала рядом с ним до самого конца. Её историю можно разделить на два этапа: в первый на ней можно было сидеть, во второй о неё можно было только вытирать ноги. Наконечники стрел были гуманизированы пробками или ватой, переклееными скотчем, и лес обладал каким-то странным свойством лишать нас дефицитных стрел, которые вытачивались из штопиков - стрелы просто терялись, несмотря на то, что занимались мы на поляне перед опушкой. Между лесом и турмалиновским костром было естественное углубление, в котором мы однажды особо снежной зимой развели костёр. В этот ров иногда попадали стрелы, и приходлиось спускаться в него, чтобы их поднять. Впрочем, иногда в ямы сбраывались бутылки из-под портвейна, но это было нечастым явлением, в основном красота природы была незапятнана, даже бомжи, которые разок наведались в наш лагерь, оставили после себя только одно горелое бревно. Однажды мы устроили игру в снежки, построив снежную крепость на краю ямы. Было весело. Тренировки на мечах оставались в стороне: я был неопытен по сравнению с искушёнными основателями, хотя взял пару уроков у Зеалота, да бился на кулуарках с Тимом. Разок Репях притащил на тренировку лук и стрелял по старым джинсам с небольшого расстояния. Лук был настоящим, сделаннным по всем ролевым правилам, стрелы - с железными наконечниками, они летели далеко, метров на триста, если не больше. Только было очень жаль, когда на этой же тренировке этот лук нечаянно сломался пополам. На другом конце леса была маленькая крепость - остаток от ресторана, судя по всему. Но она была овеяна ореолом легенд. Мы иногда ходили посмотерть на неё, когда бегали по лесу между сосновыми стволами с луками, играя в простую боёвку. В лесу иногда можно было встретить стоянки бомжей. Однажды Льют устроил словеску, и она была замечательна. Помню, монашки забили меня тогда в бане медным тазом. Игра так понравилась мне, что на следующую сходку я предложил свою, правда, она не возымела подобного успеха. Помню, как в одну снежную ночь мы возвращались с Льютом по заснеженной дороге, было невероятно трудно: с каждым шагом ты всё больше погружался в снег. Но я говорил себе, вспоминая указания магистра нашего турмалинского Ордена, что ролевику нужна выносливость, да и цель ролевых игр отчасти состояла в развитии волевых качеств у игроков. Льют также учил нас зажигать костёр одной спичкой, чему я научился с большимтрудом. Было весело, когда однажды на сходку явлся только я да ещё Блондинка со своей подругой, и мне пришлось возвращаться домой за охапкой газет, но и это не помогло: пришлось греться пламенем от газет, костра так и не получилось. Помню посвящение, когда были возжены факелы и былазачитана нарисованная мною грамота - "Правила Турмалина". Это было уже на закате существования клуба, я уже тогда чувствовал это "в воде, в земле, в воздухе", как пресловутая Галадриэль. Льют был в своём незабвенном синем одеянии, догорал закат, и всё было очень атмосферно. Ещё помню дедушку, которому мы салютовали, когда тот проезжал мимо. Он, кажется, принимал нас за пионеров. Остальные оказавшиеся поблизости люди спешили ретироваться, завидев игроков, махающих дрынами. Да, дрыны тоже были в ходу, и я разок получил одной такой по голове. Правда, не обратил на это внимание, равно как и был горд тем, что натёр себе мозоль на пальцах от тетивы и набил синяк на руке, когда по нескольку часов кряду силился попасть в столб - единственную мишень, которая у нас на то время была. Однажды к нам заявилась целая дюжина девчонок, пожелавших обучиться искусству стрельбы. Так как больше лучников не оказалось, то учить пришлось мне, это было презабавнейшее зрелище. Некоторые схватывали азы этого непростого искусства на лету, некоторым оно давалось сложнее, но именно тогда я понял, как необходим высокий уровень мастерства в том, что ты делаешь, чтобы передавать другим своё умение. Бедный ник мой как только не перевирали. Писолетец - самое безобидное из всего, что я слышал, но это всё стёб. Ели мы зачастую сосиски, которые приносили с собой или покупали в магазине из небольшого посёлка неподалёку. На моей памяти ходили мы в магазин всего лишь раз. Было много анекдотов по Толкину. Крот разок принёс с собой блок-флейту и прекрасно играл на ней, так, что мне стало стыдно за свои потуги в этом направлении. Один раз я пытался подойти к Турмалину со стороны остановки в Мёртвом Городе, это было трудно, тем более, что между ней и местом встречи лежало заснеженное поле, изрытое котлованами, которые я называл именами гор, окружавших толкиновский Мордор (на обороте школьных тетрадей я рисовал почему-то именно их). Один раз мне было до слёз обидно, что я сбился с пути в то время, как другие весело отмечали какой-то праздник, то ли день рождения покойного Витали, то ли ещё что-то... Кстати, в моей словеске Виталя принял имя Стальной Крысы, это я точно помню. Часто мы с Лютом ходили за дровами для костра, причём Льют всегда находил сухое дерево. Я долго не мог научиться отличать сырое от сухого, для меня они все были одинаковы. Путь в Турмалин, во всяком случае, от наших домов, также лежал через поле; особенно оно было красиво осенью. Мы шли по протоптанной тропинке, на которой иногда встречали хозяев, выгуливающих собак. Когда я приходил домой, от меня всегда несло костровым дымом, и, по правде говоря, мне это нравилось. Встречая меня с луком, а иногда с забытым кем-то резиновым топором (о котором Багыр сказал, что он "бальмунговской ковки", а Мильва на "Хрониках Амбера" проворно размахивала им на страх и риск каждого, кто оказывался рядом) люди именовали меня по-разному: кто - Айвенго, кто - рыцарем без страха и упрёка, а некоторые даже просили дать подержать в руках оставшиеся в живых стрелы. Я искренне жалел, что не попал на игру Огнеславы по "Волшебнику Земноморья", кажется, она называлась "Гробницы Атуана", где описанный в этой части великой книги лабиринт был сделан из верёвочек. Очень оригинальная идея! Мне тоже удалось однажды побывать мастером, когда я рисовал на клочках бумаги руны "силы", типа чипов, и раздавал их игрокам, которые в тоге разделились наполовину, одна из которых сочла наспех выдуманный концепт игры "удачной", другая - "неудачной". Кстати, первый чип, увиденный мной, был на том самом топоре, который я описал. Однажды я опоздал на одну интереснейшую игру, не помню, правда, на какую тему её сделали, но зато успел вместе со всеми сфотографироваться. Помню, был малоприятный (во всяком случае, для меня) момент, когда возникли недовольные политикой Турмалина - это были, кажется, Андрей, Репях и иже с ними, по мне чудесные игроки. Но они ушли в лесок по ту сторону трассы, лежащей за турмалиновским лесом. Однажды к ним присоединился и я - в надежде выяснить, что же, всё-таки, произошло, и почему они отделились. Я до конца не понял, были вроде возмущения по поводу запрета на мат и на курение, но я боюсь соврать. Также были не самые приятные страницы в истории Турмалина. Связано это было с тем, что на сходку повалила огромная толпа молоденьких девочек и недалёких "неформалов", которые не знали, чем занять себя, и, сваливаясь в кучи на тренировках, ужирались до беспамятства. То, что они портили всю благодать наших тренировок, признал даже Блад. После этого Турмалин решено было перенести на другое место, и с тех пор люди собирались на Красном Казачестве, недалеко от Мордора. Старое место было забыто, и предания молчат о нём. Частыми гостями тренировок были Думсонги, клан которых мало изменялся современем, Марэ Ангмарская, у которой за плечами хлестал ветер странствий и вдохновения, Маришка (Элера и Алира как-то дополнили великолепное трио "невестушек Дракулы"), Зеалот, Лотар... Андрей, Репях, Хоббит, Огнеслава - это постоянные гости... В общем, если уж на то пошло, то нас посетили почти все неформалы Оренбурга, из тех, кого я знаю, но лишь немногие продержались до конца, остальных снесло погодой. Именно они, ветераны молодой волны ролевых игр, создали фундамент для дальнейшего развития ролевого движения (в Оренбурге, во всяком случае), и выезд на "Падение Гондолина" и некоторые другие мероприятия, на которых мне посчастливилось побывать - тому свидетельство. Как-то раз мы выехали с Льютом помедитировать на природе. Захватили с собой жаренную курицу, это было незабываемо. С Сидом Гарретом я познакомился на игре Марэ и Айсоннэ, на той самой, где мы швырялись файрболами, а Крот нашёл один из артефактов до начала игры, заглянув по дороге на полигон в скворечник. Я пришёл тогда в мантии с мехом, который очень полюбила Саша Вампирёнок, а Сид, когда мы встретились с ним в универститете, дал мне посмотреть комедию про сорокалетнего ролевика, без этого фильма я, наверное, умер бы от отчаяния. Турмалина, правда, тогда уже не существовало, и эстафету перехватил Мордор со своими посиделками и "ролевым лежанием", как выразился Султан, но память о нём жива в моём сердце и будет жить до скончанья дней моих. Огион Летописец 10. 03. 2014 Помимо всего прочего Рита-таки узнала значение первого иероглифа на картине, которую Рита сляпала в подарок тёте. Тёте надо узнать, что они значат, и Рита обратилась к соседке, практикующей языки Поднебесной и Японии, чтобы разобраться. Но так до конца и не разобралась, несмотря на то, что облазила почти все имеющиеся в интернете переводчики с функцией ручного ввода иероглифов. Верхний символ, как выяснилось, значит "жизнь".
Николай Шальнов: тэги: мыслевыброс, ролевые игры, ономатология, моя шокирующая жизнь, юмор В «Скайриме», когда загружаешь игру, в уголке во время загрузки идут разные полезные советы вроде «В Сиродииле норды отличаются особой выносливостью, поэтому против них лучше использовать обоюдоострые секиры», или «Повышая навык «Выносливость» вы увеличиваете скорость бега во время отступления», или «Говорят, что в Ваарфинделле в недавних пор обосновалось Тёмное Братство» (советы Рита высосала из пальца, поскольку настоящие не помнит). Вот как-то примерно так Рита сыплет изречениями из народной ономатологии: «Говорят, что мужчины с Именем Игорь могут сбиться с пути и ничего не добиться в жизни». «Говорят, что женщины с именем Юленька не любят простонародных развлечений, в том числе ярмарок», и т. п., и т. д. Вообще это забавно, учитывая Ритин интерес к ономатологии, но порой это напрягает, поскольку это провоцирует её на жёсткие суждения и предвзятые оценки, не подкреплённые опытом. У Флоренского-то всё более философично и объёмно, чего не встретишь в прагматическом подходе Риты к науке Имён. Красивое описание из «Елены»: «Уже при переходе от Селены к форме Ελένη, Helena, утрата начальной свистящей указывает на нисхождение имени от высшего плана тончайших энергий к более низкому, от онтологии к душевности. По Каббале, свистящее с есть наименьшее возможное звучание, minimum anolibile, которым духовная идея входит в мир словесных воплощений. Этот тончайший шорох, легчайший шелест, дуновение воздушной струи, звуковое нечто, которое мало чем отличается от ничто. И символ Софии, духовной мудрости - змия, свидетельствует о себе именно этим тончайшим из звуков. Так и духовная энергия женской природы осуществляется, входя в мир действием тончайшим, которое почти не отличается еще от чисто духовного привлечения к себе светом всепобеждающей красоты. Это и есть начальное и существеннейшее в разбираемом имени с. Духовная норма и путеводная звезда имени Елена есть Селена; но Селена слишком далека от земных условий и слишком трудна. Женщина, хотя бы и очень значительная, избежит этой трудности и откидывает в своем имени это с, хотя оно все-таки продолжает подразумеваться в имени и в какие-то редчайшие времена жизни иногда присоединяется к имени, как неизвестно откуда прозвучавшая эолова арфа. Продолжение тут: Но обычно это с утрачивается. Лингвистика показывает, как оно огрубело в густое придыхание имени Helena. Умное и умопостигаемое вхождение в мир отяжелело здесь в эмоциональное психологическое. Начальное придыхание теперь уже стало вздохом, человеческим чувством взамен божественной красоты, и тем самым звуковой вес имени переходит во вторую часть имени, равно как и внутренние свойства приурочиваются тоже к этой последней. Helena уже не светит, но окутана пышным покрывалом женского чувства, которое струится вокруг нее и колышется живою волною, несколько напоминая прежнее сияние чистой красоты. Но так было в древности. Однако разрушение действующего начала имени идет своим путем. Густое придыхание переходит в легкое, а последнее перестает произноситься. Наше церковное Елена, с йотированным E в начале, произносимое как Йэлена, еще хранит в начальной Й или j тончайший отзвук былого вздоха и указывает на область, откуда низошло к нам это имя. Иностранное, внецерковное произношение Элена отнимает от имени и этот отблеск былого, но вместе оставляет в имени натиск и притязание на тонкость, которой оно уже не имеет. Элена - это резкое и крикливо-женское имя, не нашедшее себе еще новой формы равновесия и не вошедшее в быт. Это характерно-светское имя, имя салона, не имеющее себе оправдания в духовном прошлом и не питающееся настоящим от быта, недуховное и ненародное имя. Новая форма равновесия имени найдена в уменьшительном Лена, неизмеримо простом и простеньком сравнительно со своим исходным типом, но зато подобревшим и усмиренным. Тут уже не содержится великолепной и даже премудростной хитрости, которая непосредственно, без рассудочных оглядок и намерений, естественно заткана в душевное сплетение Елены; нет тут и сознательной хитрости, способной переходить в интригу, Элены. Лена скорее проста, но не совсем без себе на уме, и хитрости ее тоже простые и очень так сказать близкие. В ней уже почти не осталось той божественной деятельной бездеятельности, которая всех побуждает самым своим существованием, не делая однако ни одного побуждающего усилия, которая всех привлекает, никого не принуждая. Мало уже в Лене и той эмоциональной атмосферы, которая охватывает и волнует окружающих, мягко проникая в их душу и уподобляя их себе. Лене приходится более действовать из себя, быть в толпе. Ее женские свойства уже не имеют значительной действенности вне ее самое и не далеко простираются за пределы собственной ее организации. Поэтому Лена уже не столько охватывает собою других, как сама легко и охотно откликается на волнения другой души. Однако и тут можно провидеть в ее отзывчивости нечто первоначальное: входя душевно во внутреннюю жизнь другого, она обратно отдает потом с избытком то, что восприняла, и углубляет и расширяет собственное его внутреннее движение. Лена не просто поможет другому, но послужит ему как бы резонансовым ящиком, вследствие чего то, может быть небольшое, на что откликнулась она, станет значительнее и полнее. Отзывчивость Лены имеет в себе женскую способность рождать, хотя в данном случае это и не есть рождение телесное. Но тем не менее ее доброта не имеет ничего общего с моральностью, а относится именно к области рождения, потому что чрез нее входят в мир и воплощаются стремления и движения, которые погибли бы бесследно, часто даже несознанные теми, в ком они происходят. Имя богини, Селена, не сопоставляется с возрастом и - вне вопроса о той или другой психологии возраста; оно блещет вечной неувядающей красотой, в которой сочетаются всевозрасты; в духовной организации Селены мыслятся собранными лучшие свойства от младенца до престарелой старости. Елена, как имя народа древнего, заставляет думать о достигнутой умудренности, хотя и сочетается с образом полноты и расцвета телесных сил. Напротив, в Лене есть какая-то недозрелость, скорее подросток, чем взрослая, в некотором роде - неизменно подросток, до самой кончины. Может быть тут много значит и возникновение имени Лена в народе молодом и недозрелом. Но во всяком случае в Лене есть много нерастраченных сил, потому - свежесть и весна, хотя и не ранняя. Наконец и Элена (и Эля) - тоже лишены возраста, в юности иссушены интересами гораздо более старшего возраста, а к старости - не понимающая своего постарения и продолжающая ощущать себя почти тою же, что и в давние годы своего вступления в жизнь. <...> Таким образом, основные черты имени Елена действительно подтверждаются буквенным анализом, согласно методам Каббалы. Если теперь обратиться к уменьшительному Лена, то ясно, каков смысл усиления в нем второго слога. С другой стороны, и первый слог LE совпадает тогда с подчеркнутым значением этого второго, утрачивая окраску силы вышней и таинственной, и приобретая облик более земной. "LE, הל. Всякое движение, направленное к элементарному существованию и делающее усилие, чтобы осуществиться и объявиться. Природная сила; прирожденное движение роста; влажный корень: все, что зеленеет, свежо, влажно, бодро; все, чем блистает юность, красота, свежесть; все, что гладко и приятно на осязание, и т. п.".
Николай Шальнов: тэги: охотники за сновидениями, вампириада, теософия Стянула Рита с полки платоновское «Государство» почитать и, кажется, увлеклась. Очень, надо сказать, интересно всё это. Вспоминаются строки из «Интервью с вампиром», которые Рита любит цитировать, пожалуй, слишком часто: «Между тем я потихоньку занимался образованием девочки, шепотом вливал в ее крохотные ушки понимание того, что наша вечная жизнь лишится всякого смысла, если мы не будем ценить величественную красоту, сотворенную руками смертных. Я пытался понять глубину ее молчаливого взгляда, когда она брала из моих рук книги, негромким голосом повторяла за мной стихи, когда легкой и уверенной рукой наигрывала на фортепиано странные песни собственного сочинения. Она часами разглядывала иллюстрации в какой-нибудь книжке или слушала отрывки, которые я ей читал вслух, и сидела так тихо и неподвижно, что меня охватывало непонятное, тревожное чувство. Я откладывал книгу в сторону и, не отрываясь, смотрел на нее, пока кукла, встрепенувшись, не возвращалась к жизни и не просила меня нежным голоском почитать еще. Вскоре я стал замечать большие странности, хотя внешне она осталась прежним пухленьким и немногословным ребенком. Часто она усаживалась на подлокотник кресла и заглядывала мне через плечо в страницы трудов Аристотеля, или Боэция, или нового романа, привезенного из Европы. Иногда она с безошибочным слухом играла на фортепиано произведение Моцарта, лишь накануне услышанное ею впервые, с пугающей сосредоточенностью подбирала в течение долгих часов сначала мелодию, а затем – аккомпанемент и, наконец, исполняла все вместе. Для меня Клодия была величайшей загадкой». Снилось что-то странное, как будто бы Рита – это Рон Уизли, приехавший вместе со своим семейством к Малфоям и вместе с Джинни Уизли катающийся на большой горке, в итоге на излёте этой горки Рита попадает в огромный лабиринт, где Джинни теряется, и оба семейства тщетно пытаются её отыскать. Полезла Рита в сонник, чтобы разобраться в этой эпопее, однако то, что она накропала на теософском сайте, несколько смутило её. Сонники, оказывается, далеко не самый точный способ интерпретации сновидений. Работа Ледбитера «Сны», наверное, наиболее полное описание механизма сновидений. xxx Е.П. Блаватская так пишет о сонниках в Приложение 1 "О снах" к Протоколам ложи Блаватской: В. Есть ли какой-нибудь способ толкования снов — например, интерпретации, данные в сонниках? О. Нет, исключая способность ясновидения и духовную интуицию интерпретирующего. Каждое из видящих сны "я" отличается от всякого другого, как различаются и наши физические тела. Если у всего во вселенной имеется семь ключей к его символизму на физическом плане, сколько же ключей у него может быть на высших планах? Так что лучше интуитивно толкуйте и более серьезную литературу читайте. Кстати, Константин здесь уже рекомендовал: >>>Константин Зайцев писал(а): Я думаю, что в теософической литературе есть две вещи, вполне охватывающие вопрос — приложение 1 "О снах" к протоколам ложи Блаватской и маленькая книжечка Ледбитера "Сны". Еще была статья "Пустые ли видения сны?" тоже у Блаватской. Есть еще статья Джаджа "Сны. Три плана человеческой жизни" Всё тут: Е. П. Блаватская, «О снах»: http://www.spsl.nsc.ru/~m1-way/epbsni.htm Е. П. Блаватская, «Пустые ли видения и сны?»: http://fanread.ru/book/1912769/ Ч. Ледбитер, «Сны»: http://www.theosophy.ru/lib/cwl-sny.htm
Николай Шальнов: тэги: музыка, находки Красивая песня
Николай Шальнов: тэги: теософия Песня из поста сверху напомнила мне отрывок из "Голоса Безмолвия". Елена Писарева, первый переводчик, писала о нём: "При передаче этой жемчужины восточной мистики меня вдохновляла не только возвышенная красота ее содержания, но и сознание, что на мою долю выпадает честь и счастье передать впервые на русском языке произведение замечательной русской женщины, которая и до сих пор остается совершенно непонятой своими соотечественниками... Предлагаемые три отрывка из "Книги Золотых Правил" обнародованы впервые Еленой Петровной Блаватской. До этого обнародования они были недоступны никому, кроме небольшого числа посвященных в Индии. По характеру этих отрывков они могли даваться для духовного руководства только ученикам (чела) восточной оккультной школы. Школы эти, благодаря определенному психологическому методу — раджа-йоге — развивали в своих учениках скрытые психические силы, которые — нормальным образом — раскроются у людей лишь через много и много поколений. Уже по одному тому, что Елена Петровна Блаватская знала эти отрывки наизусть, она была несомненно ученицей одной из таких школ Востока. В этом обстоятельстве нужно искать ключ ко многим ее свойствам, к необычайным ее знаниям и той таинственности, которую — несмотря на поразительную искренность ее характера — все же была окружена вся ее личная жизнь. Ученик оккультной школы дает обет никогда и никому не выдавать обстоятельств, связанных с его ученичеством. Если взглянуть на "Голос Безмолвия" с этой точки зрения, как на откровение, дающее непосвященным понятие о том огромном духовном труде и напряжении, через которые проходит ученик оккультной школы, творчески перерабатывая по новым линиям всю свою внутреннюю жизнь, мы найдем в этой маленькой книжке руководство неоценимой важности..." "...Обрекший себя жить на протяжении будущих кальп, не знающий благодарности и неведомый людям, как камень среди других бесчисленных камней, образующих "Стену" [109] — вот твоё будущее, если пройдешь седьмые врата. Построенная руками многих Учителей Сострадания, возведенная их муками, скрепленная их кровью, та стена защищает человечество с тех пор, как человек стал человеком, ограждая его от дальнейших и еще более тяжких страданий и скорбей. И всё же человек не видит её, не хочет признать её, и не желает внимать слову Мудрости... ведь он его не знает. Но ты, чья Душа сильна и безгрешна, ты слышал его, ты знаешь всё, и ты должен выбрать. И посему внимай еще раз. На Пути сована, о шротапатти,* ты в безопасности. Да, на той марге,** где кроме темноты ничто не встречает усталого путника, где истерзанные терниями руки источают кровь, и стопы режутся острыми неподдающимися кремнями, куда могучий соблазнитель Мара направляет свои сильнейшие орудия — там великое воздаяние обретается немедленно. __________ * Термины "сован" и "шротапатти" — синонимы. ** Марга — путь. Продолжение тут: Бесстрастно и спокойно соскользнет путник в поток, ведущий к нирване. Ибо ведомо ему, что чем более истекут кровью его стопы, тем белее будет он сам омыт. Он хорошо знает, что после семи коротких и быстротечных воплощений нирвана будет его... Таков Путь Дхьяны, прибежище йога, благословенная цель, которой жаждут шротапатти. Но не так будет, если овладеет он Путем Арьяхата.* __________ * От санскритского "архат" или "архан". Клеша [110] там разрушается навсегда, корни танхи [111] навсегда вырываются. Но... остановись, ученик... Еще одно слово. Можешь ли ты уничтожить божественное сострадание? Сострадание — не качество. Оно — Закон Законов, вечная Гармония, Я алайи; безбрежная вселенская суть, Свет пребывающей Правды, лад всех вещей, закон вечной любви. Чем более ты становишься единым с ним, растворишь свое бытие в его Бытии, чем более Душа твоя войдет в единение со всем сущим, тем полнее станешь абсолютным состраданием. [112] Такова арья марга, путь будд совершенства. К тому же, в чём смысл священных свитков, по которым ты произносишь: "Ом! Верую, что не все архаты получают сладостное воздаяние пути нирваны". "Ом! Верую, что не все будды [113] вступают в нирвана дхарму".* __________ * Приведенные две строфы взяты из Тхегпа Ченпойдо. Махаяна сутра I, IV (Обращение к Буддам Утешения). Да, на Пути Арья ты больше не шротапатти, ты — бодхисаттва. [114] Поток перейден. Воистину ты получил право на облачение дхармакайи; но самбхогакая более велик, нежели нирвани, и еще более велик нирманакая — будда Сострадания. [115] Преклони же главу свою и внимательно слушай, бодхисаттва — Сострадание говорит: "Может ли быть блаженство, пока всё, что живет, должно страдать? Согласишься ли ты спастись, слыша крик всего мира?" Теперь ты слышал сказанное. Ты достигнешь седьмого порога и пройдешь врата конечного знания, но лишь для того, чтобы повенчаться с горем — и если хочешь быть Татхагатой, следуй по стопам предшественника, оставайся бескорыстным до бесконечного конца. Ты просвещен — избери свой путь. . . . . . . . . . . . . . . Взирай на нежное сияние, заливающее восточное небо. В хвалебном гимне слились земля и небо. От четырёх проявленных сил возносятся песнопения любви — и от пылающего Огня, и от струящейся Воды, и от благовонной Земли, и от стремительного Ветра. Внимай!.. Из глубины неизмеримого вихря того золотого света, в волнах которого купается Победитель, бессловесный голос всей природы тысячью тонов возносится дабы возвестить: Радость вам, люди мьялбы [116] Путник вернулся "с того берега". Родился новый архан". [117] ______________________________________ 109. "Стена Охранителей" или "Защитная стена". Учение говорит, что соединенные усилия многих поколений йогов, святых и адептов, в особенности нирманакая, создали как бы охранную стену вокруг человечества, которая ограждает его невидимо от ещё больших зол. 110. Клеша* — любовь к мирским удовольствиям, добрым или злым. __________ * Обычно трактуется как "омрачение" — прим. ред. 111. Танха — желание жить, вызывающее новое рождение. 112. Это "сострадание" не следует рассматривать в том же свете, что и "Бога" и "божественную любовь" теистов. Сострадание означает здесь абстрактный, безличный закон, природа которого — абсолютная гармония, но который приходит в расстройство из-за раздоров, страданий и греха. 113. У северных буддистов все великие архаты, адепты и святые называются буддами. 114. По иерархии Бодхисаттва стоит ниже совершенного будды, хотя их часто смешивают в экзотеризме. Народное же представление, отличающееся нередко верной интуицией, почитает бодхисаттву — ввиду его самопожертвования — выше будды. 115. "Буддами Сострадания" называются те бодхисаттвы, которые, достигнув степени архата (т. е. пройдя четвёртый или седьмой путь), отказываются перейти в состояние нирваны или "облечься в покровы дхармакаи и перейти на тот берег", чтобы не лишить себя возможности помогать человечеству, насколько карма позволяет такую помощь. Они предпочитают оставаться невидимо (так сказать, в духе) в мире и содействовать спасению людей, влияя на них, чтобы они следовали Доброму Закону, то есть ведя их на путь праведности. Экзотерический северный буддизм признает подобных великих святыми и возносит им молитвы, как православные и католики молятся своим святым и заступникам; с другой стороны, эзотерические учения этого не поддерживают. Мирянин-экзотерик вряд ли знает истинный смысл слова "нирманакая" — оттого и путаница и неадекватные объяснения востоковедов. Например, Шлагинтвайт считает, что нирманакая означает физическую форму, принимаемую буддами, когда они воплощаются на земле — "наименее возвышенное из их земных обременений" (см. "Буддизм в Тибете"), чем даёт совершенно ложное понимание этого предмета. В то время как истинное учение таково: Есть три тела или формы будд — 1. Нирманакая. 2. Самбхогакая. 3. Дхармакая. Первое — это та эфирная форма, которую принимают, покидая физическое тело и являясь в астральном — имея в добавление к этому знания адепта. Бодхисаттва развивает её, продвигаясь по Пути. Достигши цели и отказавшись от плодов, он остаётся на земле как адепт, а умирая, вместо того чтобы отправиться в нирвану, он остаётся в том великолепном теле, что соткал для себя, невидимый для непосвящённого человечества, чтобы наблюдать за ним и защищать его. Самбхогакая — тоже самое, но с прибавлением славы "трех совершенств", одно из которых — полное устранение всех земных забот. Дхармакая — тело совершенного будды, то есть это вовсе не тело, а идеальное дыхание — сознание, слившееся с Мировым Сознанием или душа, лишённая всяких атрибутов. Достигши дхармакайи, адепт или будда оставляет все возможные связи с землёй и мысли о ней. Таким образом, адепт, завоевавший право на блаженство нирваны, отказывается — мистически говоря — от облачения дхармакаи, чтобы быть в состоянии помогать человечеству; от самбхогакайи он сохраняет лишь совершенное знание и остается в нирманакае. Эзотерическая школа учит, что Гаутама Будда с некоторыми из своих архатов остался в состоянии нирманакая, являя собой пример величайшего отречения и самопожертвования ради человечества, и выше его никого не известно. 116. Мьялба — это наша земля, эзотерической школой верно называемая "адом", величайшим из всех адов. Эзотерическая доктрина не знает иного ада или места наказания, кроме планеты, населённой людьми, или земли. Авичи же — это состояние, а не место. 117. Означает, что родился новый Спаситель мира, который в завершении жизненного цикла поведет человечество к конечной нирване. 118. Один из вариантов формулы, которая непременно завершает всякий трактат, призыв или наставление. "Мир всем существам", "Благословение всему живущему" и т. д.
Николай Шальнов: тэги: настроение, искусство вечно Настроение Риты можно обозначить тем, чем критики обычно характеризуют "Сумеречную сагу": томление. Вспоминается почему-то сельское кладбище, по которому Рита любила бродить в одиночестве, и любимая её цитата из "Грозового перевала": "Не знаю, может быть, странность у меня такая, но я редко испытываю иное чувство, кроме счастья, когда сижу над покойником, - если только со мною не делит эту скорбную обязанность кто-нибудь из его близких, бурно убивающийся или застывший в безнадежной тоске. Я вижу тогда успокоение, которое не нарушат силы земли и ада, и преисполняюсь веры в бесконечное безоблачное будущее - вечный мир, куда вступает душа, мир, где жизнь безгранична в своей длительности, и любовь в своем сострадании, и радость в своей полноте". Служанка скромная с великою душой, Безмолвно спящая под зеленью простой, Давно цветов тебе мы принести мечтали! У бедных мертвецов, увы, свои печали, - И в дни, когда октябрь уныло шелестит Опавшею листвой над мрамором их плит, О, как завидуют они нам бесконечно, Нам, дремлющим в тепле, в уютности беспечной, В то время, как они, под гнетом черных снов, Без доброй болтовни, в стенах сырых гробов, Скелеты мерзлые, изрытые червями, Лежат... И сыплются беззвучными клоками На них снега зимы... И так года текут. И свежих им венков друзья не принесут! Холодным декабрем, во мраке ночи синей, Когда поют дрова, шипя, в моем камине, - Увидевши ее на креслах в уголку, Тайком поднявшую могильную доску И вновь пришедшую, чтоб материнским оком Взглянуть на взрослое дитя свое с упреком, - Что я отвечу ей при виде слез немых, Тихонько каплющих из глаз ее пустых? Ш. Бодлер
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно, светлые гении, эстетические категории, о ничтожестве и горестях жизни Побывала Рита на фортепианном концерте "Признательность" Шино Хидака, японки, которая отблагодарила своим искусством россиян. Россия была одной из тех стран, что помогли несколько лет назад Японии после землетрясения. Как это здорово, что не рвутся духовные связи между Россией и Страной Восходящего Солнца! Они не менее сильны, чем между Россией и Арьявартой, загадочной и волшебной Индией, между Россией и страной любви, Францией. Шопенгауэр почитал музыку превыше всех искусств. Рита согласна с ним, ибо в минуты соприкосновения с высоким искусством на некоторое время забываешь о всём безобразии и ничтожестве мира, об уродстве всеобщей ненависти… Понимается, что есть ещё в людях святые чувства, силы души и огонь вдохновения… Играла Шино Рахманинова и Прокофьева, играла произведения технически очень сложные, доступные только виртуозам. Это было волшебное погружение в музыку, в мир чувств, полутонов, идей и тонких ощущений… В тысячах отголосков чувствовалось то великое, мощное и святое, что доступно, наверное, только русскому гению. «Изгнания и укорения претерпела еси», - с иронией думает Рита про себя после очередной жизненной битвы или разочарования в существовании. Однако некоторые произведения и некоторые исполнения оставляют в душе отсвет чего-то светлого, напоминающего о горнем мире, мире надсуществования, о чём-то бесконечно прекрасном, чем одарить нас может только Смерть. «Грозовой перевал», «Над пропастью во ржи», «451 градус по Фаренгейту» - Рита цитирует их тут безостановочно: какие-то подобные возвышенные ощущения они оставили в её душе… Мгновенья чистой красоты. Шино плохо говорила по-русски, читала с бумаги. Но она говорила нам языком, понятным всем без исключения. И сказала гораздо больше этим «самым мистическим прикосновением к бытию», чем могла бы выразить речь самая богатая, содержательная и выверенная.
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно, старые мастера, эстетические категории Рита-открыла-таки новой версией "Adobe reader" книгу, которую давно хотела изучить. В своё время она оказалась для Риты большой находкой на просторах сети. Может, кому и пригодится. Знаменитое сочинение покровителя-апологета прерафаэлитов и теоретика искусства конца XIX в. Джона Рёскина. Скачать можно тут: http://nashol.com/2013011469191/lekcii-ob-iskusstve-reskin-d-2006.html Рёскин, Джон. Лекции об искусстве/ Пер. с англ. П. Когана под ред. Е. Кононенко. - М.: БСГ-ПРЕСС, 2006. - 319 с., илл. - (Ars longa) ISBN 5-93381-209-9 Имя "последнего романтика" Джона Рёскина наверное известно каждому читателю, соприкасавшемуся с литературой по истории искусства и художественной критики. В любом энциклопедическом словаре приводятся его многословные и разнообразные характеристики - "английский историк искусства и художественный критик", "идеолог романтизма", "первооткрыватель Тёрнера, теоретик прерафаэлитов", "литератор, поэт, художник", "автор работ по естествознанию и социальный реформатор", перечисляются его наиболее значительные работы ("Современные художники", "Камни Венеции" и почти обязательно - "Лекции об искусстве"). Столь же непременно замечание о "значительном влиянии" его на мировую культуру. Но обычно даже в специальной литературе Рёскина только упоминают, реже цитируют, хотя фраза "Девушка может петь о потерянной любви, скряга не может петь о потерянных деньгах" (кстати, именно из предлагаемых "Лекций"), - стала почти крылатой, но именно поэтому, наверное, часто теряет авторство. Почти две трети века Рёскин владел умами британской публики (его иногда называют "главным выразителем эстетики викторианской эпохи"). На его книгах было воспитано не одно поколение интеллектуалов "старой доброй Англии", да и не только её одной. Сборники его стихов и эссе брали в поездки по Италии. На его графике и составленных им художественных пособиях учились европейские художники конца XIX века. Его литературное наследие поставляют пятьдесят книг (некоторые им же иллюстрированы), около семисот статей, лекции... "Лекции Рёскина имели столь мало общего с традиционными университетскими курсами, что надолго задержали распространение художественного образования в университетах", - так автор "Истории истории искусства" Жермен Базен оценил педагогический опыт первого оксфордского профессора искусства. С традиционными курсами - да; сам Рёскин открыто противопоставлял программу своих лекций академический системе преподавания. И если в конце позапрошлого века нарекания вызвала программа, то сейчас можно поспорить по поводу и самого содержания "Лекций". Но чтобы спорить и критиковать, их надо знать, а для этого текст "Лекций" должен перестать быть лишь фактом историографии и библиографическим раритетом - ведь "Лекции об искусстве" были переведены на русский язык и изданы уже боле ста лет назад. А чтобы оценить всё своеобразие этой работы, необходим понять её место в творчестве Рёскина, который считал "Лекции" "самым значительным" из своих литературных трудов: слишком тесно связано содержание этих оксфордских лекций и с биографией, и с другими работами, и с "экстравагантными" взглядами их автора.
полная версия страницы