Форум » Дневники персонажей » Дневник Риты Скитер (продолжение) » Ответить

Дневник Риты Скитер (продолжение)

Николай Шальнов: [quote]И они пали в его объятия, и осыпали его поцелуями, и отвели во дворец, где облекли его в дивные одежды, и возложили на его голову корону, и дали ему в руки скипетр, и он стал властелином города, который стоял на берегу реки. И он был справедлив и милосерд ко всем. Он изгнал злого Волшебника, а Лесорубу и его жене послал богатые дары, а сыновей их сделал вельможами. И он не дозволял никому обращаться жестоко с птицами и лесными зверями и всех учил добру, любви и милосердию. И он кормил голодных и сирых и одевал нагих, и в стране его всегда царили мир и благоденствие. Но правил он недолго. Слишком велики были его муки, слишком тяжкому подвергся он испытанию — и спустя три года он умер. А преемник его был тираном.[/quote] Оскар Уайльд, "Мальчик-Звезда"

Ответов - 301, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 All

Николай Шальнов: тэги: графомания, пороки и добродетели, меланхолия Настроение... Странное. Под музыку попадает. Несовершенное О, грусть моя, ты без конца и края, Как свод над осенью невспаханных полей, Простёрлась ввысь, до самых сводов рая, Пустых и недоступных для очей! Печаль моя, ты - ливень, принесённый С морей скорбей и слёз людских, и боль От ран моих, тобой осолонённых, Роднит меня, - как мотылька и моль, Свивающихся в судорожной пляске, Роднит огня неровный блеск в ночи, - Со скукой бледной, что, меняя маски, Кружится рядом в пламени свечи. Как будто всё и есть, и всё же нет чего-то, На что не бросил бы утонченный порок, Меня втянувший в стылое болото, Свой надушённый ядами платок. И нет того, чего б не постыдилась Стыдливость безбоязненно совлечь С себя, как Фрина, чтобы загордилась Она и станом стройным, и красою плеч.

Николай Шальнов: тэги: графомания, киномания, сказки о жизни, моя шокирующая жизнь, светлые гении Пересмотрела Рита фильм "Беги" с Уильямом Моусли в главной роли - про паркурщиков. Ей нравится Уильям как актёр, несмотря на то, что в "Хрониках Нарнии", в первой части в особенности, она больше отождествляла себя с Эдмундом, чем с ним. Неудивительно, ведь в какой-то степени основной конфликт был замешан на Эдмунде и его нравственном начале: ему пришлось пройти через серьёзный этап становления характера. В "Беги" у главного героя три правила паркурщика и человека, который постоянно находится в движении, а, поскольку Рите нравится исследовать чьи-то жизненные кредо, она попыталась примерить их на саму себя: 1. Внимательно исследуй окружающую обстановку. Рита вечно что-то анализирует, хотя зачастую ей не хватает способности проконтролировать это и связать воедино частности. Наверное, это связано с тем, что далеко не всё можно в этой жизни поставить под контроль. 2. Следуй своим инстинктам. А вот тут как раз наоборот: она либо ставит их на службу рассудку, который порой бывает сильнее любых чувств, либо, наоборот, отдаётся чувствам до пресыщения, что приводит к неимоверной тупости "жизненного" интеллекта. Странно, но середину в данном случае всегда трудно обрести. 3. Не ввязывайся ни во что. С этим ещё сложнее: Рите трудно жить спокойно, она вечно во что-нибудь встревает, и это не всегда есть хорошо. Хотя бывает и другая крайность: Рите бывает иногда столь пофигу на себя и на других, что её часто ловят и используют. "Златовласка" продолжает своё триумфальное шествие на авансцене творческого бытия Риты. Человеческая комедия, блин... Глава 121 Вечеринка на Слизерине была для Алисы необычайным переживанием. Она впервые видела такое большое количество народа в гостиной: приглашённые были разряжены в лучшие наряды, так, что девочка даже постыдилась своего неброского платья. Не успела она как следует освоиться, как из толпы вынырнул Нотт с двумя бокалами абсента, один из которых он протянул Алисе. Она отказалась по известным причинам: все знали, что "слабоалкогольные" спиртные напитки слизеринцев валят с ног, а пунш и абсент, которые изготавливаются по старинным рецептам, уносят после первых же нескольких глотков. - Разумно, ответил Тео, ставя бокалы на столик, украшенный красивой кружевной скатертью с вышитыми на вставках атрибутами факультета. - Но я всё-таки надеюсь, что ты не уйдёшь с празднества, не отведав ничего... стоящего. - Что ты имеешь в виду под "стоящим"? - осторожно спросила Алиса. - Ну, например, некоторые вещи, которые подаются на десерт. - И что будет на десерт? - Не что, а кто, - подмигнул Нотт. - Я познакомлю тебя со своей подругой. Недавно нашёл этот неогранённый бриллиант в копях факультета, думаю, тебе придётся по вкусу общение с ней. "С чего он это взял?" - подумала Алиса, осматриваясь, как бы желая увидеть ту, что покорила сердце её бывшего воздыхателя. Нотт перехватил её взгляд: - Не ищи её, она ещё не спустилась. Не готова пока. - Понятно... - ответила Алиса, стянув с проплывающего мимо подноса кубок с тыквенным соком. - Думаю, мы найдём, чем себя развлечь, - несколько скучающе сказал Нотт, глядя на гостей, которые медленным хороводом перемещались по гостиной в поисках соблазнов. Намеренно или нет делали это они, было неясно: Алиса пока не знала всех в лицо, хотя Нотт оказался довольно словоохотливым, чего с ним обычно не случалось, и начал поимённо называть всех присутствующих, приплетая к каждому относительно субъективную характеристику. - Джойс, учится на четвёртом курсе... Все известно его пристрастие к блондинкам. Неудивительно, ведь его отец страдал той же манией, заказывает себе проституток исключительно с белым цветом волос: он большая шишка в Министерстве, поэтому ему всё сходит с рук. А это - Галатея. Несмотря на древнее имя, не отличается красотой, гордится тем, что недавно получила одобрение от геральдического общества на право иметь собственный герб. Дионея Шатле, полуфранцуженка, на неё заглядываются все факультеты, но её, кажется, не интересуют пятикурсники, а только пятикурсницы. Славная парочка вышла бы из неё с вот той кобылкой, которая потряхивает своим сивым хвостиком на затылке: зовут Кейт. Использует приворотное зелье при каждом удобном случае, поэтому половина наших стараются не иметь с ними дела: она всё равно не выдерживает и увенчивает своих кавалеров большими и ветвистыми рогами, о чём они не догадываются, пока она сама не сжалится и не скажет им об этом... Нотт, казалось, готов был продолжать этот список до бесконечности, и Алиса уже готовилась впасть в то состояние, когда мы вроде бы соблюдаем все видимые приличия, но душою и разумом находимся где-то очень далеко, но внезапно взгляд девочки упал на удивительной красоты существо, спускавшееся по лестнице, увитое побегами неизвестного растения с жемчужно-белыми цветами. Она и сама была похожа на только что распустившийся жемчужный цветок, сбрызнутый росой, и от этого кажущийся ещё более свежим и прекрасным. В белом платье, в меховой накидке, тоже белого меха, она была чудо как хороша, Алиса впервые по-настоящему осознала смысл поговорки "глаз не оторвать". Спускающаяся именно притягивала взгляды, даже гомон, царящий вокруг, понемногу сник, и несколько десятков пар глаз устремились на царственное шествие этого ангела во плоти по ступеням лестницы. Никто не шелохнулся до тех пор, пока она не миновала последнюю. Продолжение тут: Девочка - а она была ровесницей Алисы - казалось, была удивлена, что никто не веселится, как положено на празднике, равно как и не понимала того, почему все смотрят на неё. Её светлое, изящное лицо с мелкими чертами, которые всё же с удивительной соразмерностью гармонировали с формой глаз, как бы сияющих своим, неотражённым, мерцающим голубым светом, было окружено озером меха и казалось, что девушка на мгновенье вынырнула из-под полыньи, как древняя волшебница, решившая посмотреть на Артура прежде, чем передать ему заговорённый меч. Её волосы червонного золота ниспадали большими волнами на округлые плечи, слишком совершенные для девочки её возраста, мелко вздымалась грудь в так дыханию, руки плавно и осторожно сняли накидку, освободив лебедино-белую шею с невероятно нежной кожей: казалось, что она вот-вот порвётся, настолько она была схожа с выбеленным, выделанным до невероятной тонкости пергаментом. - А вот и десерт, - Нотт кивнул на девушку. - Она спустилась раньше, чем я ожидал, но зато будет слаще, когда к нему притронешься. - А кто она? - спросила Алиса, с удивлением рассматривая неземное создание. - У неё волосы очень похожи на мои, только чуть темнее. - Да, волосы у неё - наследственный дар. У всех О`Дайенов такие, - не без гордости произнёс Нотт, как если бы он сам принадлежал к этому семейству. - А как её зовут? - снова спросила Алиса, глядя на то, как нежная белая ручка потянулась за бокалом с шампанским. - Ванилла. - Интересное имя, - улыбнулась Алиса. - Как "ваниль". Впервые слышу. - У нас уже все привыкли, многие считают это остроумным и интересным. Слово "экстравагантность" на Слизерине употребляют в несколько иных случаях, если ты об этом, - увидел Нотт улыбку на губах Алисы. - Ну да, конечно... "Экстравагантность"... - ответила Алиса, а сама подумала о том, что неплохо бы и ей иметь такой же улыбчивый и милый рот, как у неизвестной слизеринки, которую она видела впервые, и которая каким-то непостижимым образом повлияла на Тео, что он едва не забыл про Алису и успел помириться с Малфоем после продолжительной вражды. Ангел по имени Ванилла, казалось, искал кого-то в толпе. Увидев Нотта, девочка проплыла к нему через толпу, не задев никого. У Алисы невольно возникла ассоциация с лебедем, который плывёт по пруду, полном кувшинок, расступащихся перед этой царственной птицей. Это была пышная чистота, та самая, которую некоторые особо утончённые персоны ищут в чувствах, распространяющая вокруг себя чувственный, пряный аромат, сбавленный корицей, которая проявлялась в череде нежных древесных нот. "Постаралась", - не без зависти подумала про себя Алиса, ловя себя на том, что она никак не может надышаться запахом, исходящем от девочки. Ванилла посмотрела на Алису своими чуть удивлёнными глазами, в которых не отражалось ничего. Казалось, они жили своей особенной, нутряной жизнью, как если бы и озёра, и небо, в них отражающиеся, были замкнуты в хрустальные алмазы, мерно мерцающие в свете свечей, парящих под потолком. - Ванилла, - протянула она руку Алисе движением, говорящим само за себя. В нём была сдержанная светская утончённость и всё богатство артистического шарма. В другом случае Алиса бы, наверное, не остановила своё внимание на этом факте и не поняла бы этих тонкостей, но это живое произведение искусства, которое чуть насмешливо и в то же время томно глядело на неё из-под опушённых ресниц, принадлежало, казалось, не этому времени, и посему каждая грань этого самородка контрастировала по блеску со всей царственностью слизеринского сборища - так изысканное обрамление оковывает редкий бриллиант. - Алиса, рада знакомству, - наконец ответила девочка, понимая, что с трудом отрывает себя от созерцания редкой красоты лица. - Я вижу, вы знакомы с Ноттом, - как ни в чём не бывало заговорила девочка, и Алиса была рада, что услышала ноты простоты в голосе этого существа, которая, казалось, одним взмахом ресниц способна была повести мелодию праздника в угодном ей самой направлении. - А вот я имела удовольствие познакомиться с ним только на прошлой неделе. - Да, Нотт мне хороший приятель, - удивилась Алиса тому, как моментально среагировала, подобрав точное определение существующим обстоятельствам: Нотт уже не был её ухажёром, и в то же время назвать его просто знакомым не поворачивался язык. - А почему я никогда не видела вас раньше? Мне кажется, вас трудно не заметить, а я вот, к сожалению, вижу вас впервые в жизни. Ванилла улыбнулась и опустила глаза. - Неудивительно, - ответила она после нескольких секунд паузы. - Я недавно в Хогвартсе, приехала недели две назад. Видите ли, я была сильно больна, до такой степени, что врачи не решались отпустить меня на самостоятельное обучение в школу, и мне пришлось заниматься дома с приглашёнными учителями. Небезынтересное удовольствие, но, знаете ли, я никогда не мыслила себя вне общества, и поэтому просто счастлива тому, что мне дозволено учиться здесь, вместе со всеми. Я всегда мечтала о друзьях, и, как видите, часть моей мечты уже осуществилась, - она улыбнулась ещё раз, посмотрев на Тео и взяв его за руку с нежностью, достойной Персефоны, смягчающей огненную натуру своего мужа, и с трогательной робостью, которую испытала, наверное, одна лишь Джульетта у тела Ромео, ещё не верящая в то, что её возлюбленный покинул её навсегда. - Да, Ванилла оказалась очень интересным собеседником, - напыжился Тео, точно пытаясь позаимствовать из блеска своей очаровательной подруги несколько лучей для себя. - Мы поняли друг друга с первого слова, а потом и слова-то стали почти не нужны. - Шутник, - Ванилла слегка ударила белоснежными перчатками, снятыми с рук, Нотта по предплечью. Обернувшись к Алисе, она добавила: - Нотт не чает во мне души, говорит, что без него он вообще бы молчал, как рыба. Видимо, мы - родственные души. Я тоже не особо словоохотлива. Да уж, эти двое однозначно подходили друг другу. Нотт залился краской неведомо почему, и в этом состоянии он выглядел чудо как умильно, как если бы естественность шла ему больше, чем все светские выкрутасы. "Подлинная человечность против лоска Слизерина", - усмехнулась про себя Алиса, почувствовав ещё один укол зависти от того, что в таком гармоничном состоянии духа, как эти двое, действительно, прекрасно дополняющих друг друга, она не находилась уже очень давно. - Я поболтаю с Забини, он давно меня ждёт, - поспешила она улизнуть из-под прожекторов внимания: заметно было, что на них троих то и дело поглядывают пары любопытных глаз, скорее всего, разделявших мнение Алисы касательно совершенства идиллии этих двоих баловней судьбы. Алиса юркнула в толпу и почувствовала себя легче. Никогда прежде несколько минут светского общения не казались ей такими трудными. Несмотря на то, что, вопреки ожиданиям Алисы, в Ванилле отсутствовали натянутость и некоторая жеманность, отличавшая многих родовитых див со Слизерина, даже напротив, естественная простота её обращения была приятна, Алисе нужно было остаться наедине с собой, а заодно и подумать, хотя бы о том, что она, собственно, здесь делает: в отблесках сияния этой царственной парочки ей казалось немного неуютно. А она дала обещание держать себя чин чинарём - со всеми положенными формальностями, которые так высоко ценили подаваны Серебряной Змеи. "Время-то ещё только семь часов, а я уже устала", - подумала она, стянув со стола кубок с тыквенным соком. Сок показался девочке холодным и очень вкусным. Тем временем на в другой стороне гостиной, откуда Алиса только что успешно улизнула, состоялся короткий, но содержательный для Нотта разговор. - Ну, как она тебе? - нетерпеливо расспрашивал Тео голубоглазую красавицу. - Что ты о ней думаешь? - Вполне себе милая особа, - ответила Ванилла. - Мне кажется, она была бы тебе неплохой компаньоншей... - В том-то и дело, что она была мне... компаньоншей, и была бы ей всегда, если бы не мои тёрки с двумя другими оболтусами... Ей это не особо-то и нравилось. Но если с одним я ухитрился-таки найти общий язык, то другой до сих пор представляет из себя препятствие, которое я никак не могу преодолеть, - в который раз повторял он известную Ванилле историю. - Сдались тебе эти препятствия, - улыбнулась Ванилла. Казалось, что улыбчивость - её привычное состояние. - Сконцентрируйся на главном. Тебе надо пленить её сердце, а не взять приступом крепость. - Это почти одно и то же, - бросил Нотт девушке, выискивая глазами Алису среди приглашённых. - Не могу даже и думать о том, что с ней сейчас трепется этот придурок... - Да, ты явно не выносишь соперничества, - как бы для себя самой отметила Ванилла. - Незавидное качество. Хотя и выдерживать его далеко не каждому дано... Знаешь, если тебе нужно моё мнение как подруги, скажу одно: она пока свежая. Такая чистая, такая скромная... Но цену себе знает. Я увидела это в её глазах. Не спрашивай, как: понимание человеческой природы в крови вейл, а тебе я открою страшную тайну: все женщины в моём роду, начиная с бабки, были вейлами. Хотя внешность у меня матери. И эта гриффиндорка похожа на меня, мне кажется, не только внешне. В ней есть те качества, которыми так гордится Слизерин, и проявляются они в ней по-разному... Это можно уловить по её манере держаться, если ты хочешь узнать о том, как я об этом догадалась, - перехватила она любопытный взгляд Нотта. - Больно много ты поняла по первым двум минутам знакомства, - несколько раздражённо проговорил Нотт, отвернувшись в сторону. - Как ты вообще можешь утверждать что-то с такой уверенностью? Мне вот кажется, что она просто большая капризуля, и парни интересуют её только с точки зрения искушённости, здесь, конечно, многие могут дать мне фору... Хотя бы тот же Малфой. И вообще она на меня никогда внимания не обратит. - Время покажет, кто из нас оказался ближе к истине, - загадочно улыбнулась Ванилла. - Не упусти своего шанса, приятель. Я пошла, подумай над моими словами! Махнув рукой даме в фиолетовом платье, которая со скучающим видом рассматривала подносы с яствами, она направилась к ней, перехватив на пути пару восхищённых взглядов и бокал с шампанским для подруги.

Николай Шальнов: тэги: сказки о любви, философия в будуаре Эти благовонья, клятвы, поцелуи, Суждено ль им встать из бездн, запретных нам, Как восходят солнца, скрывшись на ночь в струи, Ликом освеженным вновь светить морям? Эти благовонья, клятвы, поцелуи... Бодлер Красивое письмо. Из романа Руссо "Новая Элоиза". Примечательно, что "за первые 40 лет "Новая Элоиза" только официально переиздавалась 70 раз, - успех, какого не имело ни одно другое произведение французской литературы XVIII века". "ПИСЬМО LV К Юлии О, умрем, моя нежная подруга, умрем, любовь моего сердца! Для чего нам отныне наша постылая молодость, — ведь мы изведали все ее утехи. Объясни, если можешь, что довелось мне перечувствовать в ту непостижимую ночь, помоги мне понять то, что я испытал, или позволь расстаться с жизнью, ибо она лишилась всей той прелести, которою я наслаждался вместе с тобой. Я упивался утехами любви, а мнил, что познаю счастье. Ах, я лелеял лишь пустые мечты и грезил о каком-то суетном счастье. Плотские вожделения обольщали мою грубую душу. Только в них я искал наивысшее блаженство, но я постиг, что, лишь изведав чувственные наслаждения, я начал обретать духовные. О чудо природы! Божественная Юлия! Какое блаженство — обладать твоим сердцем, пред этим бледнеют восторги самой пылкой любви. Нет, я скорблю не оттого, что не вкушаю их! О, нет! Откажи мне, если так надобно, в упоительных ласках, за которые я отдал бы тысячекратно свою жизнь, но только дай мне вновь насладиться всем тем, что возвышеннее их в тысячу крат. Дай мне вновь насладиться тем слиянием душ, которое ты предвещала и позволила мне вкусить. Дай вновь насладиться дивной истомой, излияниями наших сердец. Дай вновь насладиться пленительным сном, в который я погрузился, припав к твоей груди, дай вновь насладиться еще более отрадным пробуждением и нашими прерывистыми вздохами, и слезами умиления, и лобзаниями, которыми мы упивались в сладостной неге, и тихими стонами, слетавшими с твоих уст, когда в тесных объятиях сердце твое льнуло к сердцу, созданному для соединения с ним. Продолжение тут: Скажи мне, Юлия, — ведь ты так чувствительна, что хорошо умеешь судить о чувствах других, — как ты думаешь, впрямь ли было любовью то, что я чувствовал прежде? Мои чувства, поверь мне, со вчерашнего дня изменились. Не пойму сам, но они не так страстны, зато нежнее, отраднее, волшебнее. Помнишь ли ты о часе, который мы провели в тихой беседе о любви нашей и о нашем смутном и страшном будущем, которое заставляло нас еще живее ощущать настоящее? Помнишь ли ты об этом, увы, быстротечном часе, овеянном легкой печалью, придавшей нашей беседе нечто столь трогательное? Я был спокоен, а ведь я был рядом с тобою. Я обожал тебя, но ничего более не желал. Я даже не представлял себе иного, высшего блаженства, — лишь бы вечно, вот так, лицо твое льнуло к моему, лишь бы чувствовать твое дыхание на своей щеке, лишь бы твоя рука обвивала мою шею. Какое умиротворение всех чувств! Какое чистое, долгое, всеобъемлющее блаженство! Завороженная душа упивалась негой, — казалось, так будет всегда, так будет вечно. Нет, не сравнить исступление страсти с этим душевным покоем. Впервые за всю свою жизнь я испытал его возле тебя. Однако суди сама о той странной перемене, которую я ощущаю: нет в моей жизни часа счастливее, и мне хотелось бы, чтоб только этот час длился вечно. Так скажи, Юлия, разве прежде я не любил тебя? Или не люблю сейчас? Не люблю? Что за сомнения! Да разве я уже не существую? Или жизнь моя не так же сосредоточилась в твоем сердце, как в моем? Чувствую, — да, я чувствую, — ты стала мне в тысячу раз дороже. В своем изнеможении я обрел новые душевные силы и полюбил тебя еще нежнее. Правда, чувства мои стали спокойнее, зато и характер их стал еще глубже и многообразнее. Ничуть не ослабнув, они умножились. Кроткое дружеское участие умеряет порывы страсти, и нет, поистине, таких душевных уз, которые не соединяли бы нас с тобою ныне. О моя нежная возлюбленная, о супруга моя, сестра, милая моя подруга! Какую ничтожную долю чувств своих выразил я, перебрав эти имена, самые любезные мужскому сердцу! Признаюсь, к великому своему стыду и унижению, я стал сомневаться: уж не возвышеннее ли твоя любовь моей любви? Да, Юлия моя, ты — властительница моей жизни, и я обожаю тебя всем своим существом, я обожаю тебя всеми фибрами души, — но у тебя душа более любящая, любовь глубже проникла в твое сердце, это видно, это чувствуется. Она и одухотворяет твою красоту, и сквозит в твоих речах, придает твоим очам трогательную нежность, звукам голоса твоего волнующую проникновенность; она и сообщает другим сердцам в твоем присутствии, неприметно для них, неуловимые движения твоего сердца. Как же далек я от этого очаровательного состояния души, когда она все наполняет собою. Я хочу насладиться любовью, а ты любишь. Я упиваюсь восторгами страсти, ты — самой страстью. Мой любовный пыл — ничто по сравнению с твоею пленительной томностью, а чувства, которыми питается сердце твое, и есть само блаженство. Не далее как вчера я вкусил это, — столь чистое, — наслаждение. Ты мне оставила частицу непостижимой прелести, живущей в твоей душе, и вместе с твоим сладостным дыханием в меня словно проникает новая душа. Так поспеши, заклинаю, завершить свое творение. Возьми у меня то, что еще осталось от моей души, и замени одной лишь своей душой. Да, прекрасный ангел мой, неземное создание, только чувства, подобные твоим, способны воздавать славу твоей красоте. Только ты одна достойна и внушать любовь, и чувствовать ее. Ах, надели меня своим сердцем, Юлия моя, чтобы я мог так любить тебя, как ты заслуживаешь!"


Николай Шальнов: тэги: мои университеты, искусство вечно Пока Рита корпит над своими проектами, придумайте-ка рифму к этому двустишию: Рита пишет свой курсач, Не курсач, а прямо... (нехороших слов не использовать!) Вот, например, задание по оформлению текста заставило Риту задуматься о том, что было бы, если бы она собрала, наконец, свою графоманскую стряпню в кучу и сделала из неё подобие сборника. Вообще Рита всегда восторгалась идеями прерафаэлитов, которые подошли к этому делу едва ли не боговдохновенно: форма, в которую они обрамляли шедевры прошлого, была более чем совершенна. Одни "Кентерберийские рассказы" в вёрстке Морриса чего стоят. А уж о диске "Искусство символизма", который запорола Ритина одноклассница, и на котором была великолепная коллекция виньеток Бёрн-Джонса к "Смерти Артура", Рита вспоминает как о потерянном рае. Некоторые работы прерафаэлитов в области печати:

Николай Шальнов: тэги: нарциссизм Помедитировав на аннотацию к "Хроникам Нарнии", Рита сподобилась на это безобразие. Типа Эдмунд случайно наткнулся на Волшебный Шкаф и вернулся в наш мир. При всём нарнийском параде, ахха.

Николай Шальнов: тэги: мыслевыброс, рассказы старой балерины, моя шокирующая жизнь Рита любит, несмотря ни на что, возвращаться к тому времени, которое считают началом жизни. В частности, к отрочеству - гнезду её вдохновений и комплексов. Многое из того времени она уже озвучила под тегом "рассказы старой балерины". Мало интересного - обычное детство, и всё же необыкновенно-своеобразное, как детство любого человека на земле. Что Рита любила? Если смотреть глубже, в самом раннем детстве, то в детском саду ей нравилось бродить среди кустов жасмина, там, где дети обычно не гуляли, строить всякие пакости воспитателям и другим детям, лепить жвачки на диваны и играть в похороны. Да, Рита была весьма беспокойным ребёнком, правда, не по годам серьёзным. Больше всего на свете она мечтала смыться из детсада, да вот почему-то не сделала этого, равно как уже позднее не смылась из сумасшедшего дома для непослушных дев викторианской эпохи, а ведь ей предоставлялось немало случаев. Странно, но она каким-то образом умудрялась в невзрачных условиях гармонизировать пространство вокруг и терпеть всё, что подбрасывает ей жизнь. В этом терпении, возможно, выпестовалась её любовь к уединению и замкнутости, а также к привычке наблюдения за людьми и за природой. В школе Рита тоже слонялась одна, чуралась компаний и выбирала себе в качестве компаньонов странных и необычных личностей. Летом в деревне она дочитывала то, что из своей природной лени не успевала прочитать за четверть. Находила много интересного. Любила шляться одна по ночному городу и по деревне, по старому кладбищу с каким-нибудь романом, который никак не дочитывала за лето. Не любила рыбалку, футбол и всякие дешёвые развлечения, из-за чего бесконечно ссорилась со своими двоюродными братьями, которые, несмотря на всё это, не оставляли её в покое и всё-таки находили области применения её странным наклонностям. Но она всё равно с ними ссорилась - в особенности из-за своего склочного характера. Возвращаясь в город, она ковырялась в учебниках, точно Гермиона, пытаясь охватить весь курс за раз, но потом остывала к учёбе и снова вращалась в утомительном кругу бесконечных условностей, которыми была напичкана её школьная жизнь. Отдушиной являлся только "Орден Чёрного Дракона" - кружок любителей оккультизма и пошлых американских молодёжных комедий, уроки музыки и литературы, и театральное закулисье, где Рита среди очаровательных костюмов, декораций и великолепия стекающего грима предавалась своим странным грёзам и фантазиям и упивалась долгожданным одиночеством. Рита любила историю. Ей нравилось копаться в лаборантской своей учительницы и рассматривать разные старинные предметы, макеты и древности, а также самой сооружать всякие замки, храмы и колокольни из того, что попадалось под руку. Прошлое было для Риты милее настоящего, в котором она как ни старалась, так и не могла найти себе настоящее место. К концу школы Рита уже успела нашуметь в своём кругу готическими загонами, переходами из одного класса в другой (от скуки, конечно, не иначе), своими учебными достижениями, попойками, скандалами с учителями и всеми прелестями затянувшегося пубертатного периода. На выпускной, где Риту к большому её удивлению расхваливали на все лады (за что - для неё это до сих пор остаётся загадкой), она пришла с запозданием, поскольку идти туда вообще не хотела, да и то в вампирском наряде, и, пока другие втихую нажирались, играла похоронные марши в актовом зале, перепугав директрису муз. отделения до полусмерти - хорошенький подарочек от выпускника! Как потом выяснилось, Ритины одноклассники заказали одну проститутку на всех и развлекались с ней на даче, чем вызвали шквал негодования, слёз и всего подобного у прекрасной половины выпускающихся. Частые приступы апатии, мизантропии и депрессий, страсть к необычному самовыражению, которая редко заканчивалась для Риты чем-то положительным, увлечение мистикой, мечтательность, любовь к которой Рите привила её матушка, бесчисленные эксперименты с жизнью - всё это вкупе с любовью к литературе декаданса довершило факт становления мировоззрения Риты как типичной готки-героини своего времени. В целом, детство Риты было безоблачным, каким, наверное, и должно было бы быть любое детство. В нём были и "Гарри Поттер", и "Властелин Колец", и неудачная любовь (целых три), и стремление обрести, наконец, свободу от ограничений судьбы. То, какой костью в горле стала для Риты эта свобода - уже другая история. Странно, но Риту вдохновляли американские молодёжные комедии. Они точно заполняли собой ту пустоту, которая возникала в душе в результате добровольного затворничества. Одновременно с этим в Рите сосуществовала сущность, которая часто почти против воли Риты уводила её в леса, на пустоши, на заброшенные стройки, в такие дыры, откуда Рита чудом находила выход, - в общем, как это бывает со всеми, кому мало места в четырёх стенах. А в том времени, времени надежд и ожиданий, это казалось раем на земле, и единственное настоящее, чем жила в то время Рита, было понимание, что эту юность стоит прожить ради неё самой, хотя бы потому, что унылое безмолвие всей остальной жизни уже не наполнит душу таким необыкновенным трепетом, когда бесконечное кажется необычайно близким, а вечность расстилается перед тобой, как открытая книга, как роман длиною в жизнь. О! будь вся юность — лишь единый сон, Так, чтобы дух проснулся, пробужден Лучами Вечности, как мы — денницы, Будь этот сон — страданье без границы, — Его все ж предпочел бы, чем коснеть В реальности, тот, кто привык терпеть, Чье сердце было и пребудет страстно — Мук хаосом здесь, на земле прекрасной! Но был ли б этот, в долгой темноте Прошедший, сон похож на грезы те, Какими в детстве был я счастлив? — (Ибо Небес прекрасней ждать сны не могли бы!) При летнем солнце я тонул в мечтах О Красоте и о живых лучах; Я сердце отдал, с жаром неустанным, Моей фантазии далеким странам И существам, что сотворил я сам… Что, большее, могло предстать мечтам? То было раз, — лишь раз, — но из сознанья Не выйдет этот миг! — Очарованье Иль чья-то власть гнели меня; льдяной Во тьме дышал ли ветер надо мной, В моем уме свой облик оставляя? Луна ль звала, над сном моим пылая, Холодной слишком? — звезды ль? — только тот Миг был как ветер ночи (да пройдет!), Я счастлив был — пусть в грезах сна пустого! Я счастлив был — в мечтах! — Люблю я слово «Мечта»! В ее стоцветной ворожбе, Как в мутной, зыбкой, призрачной борьбе С реальностью видений, той, что вещий Бред создает, — прекраснейшие вещи Любви и рая есть, что мне сродни, Но чем не да́рят юношества дни! "Мечты", Э. По

Николай Шальнов: тэги: мои университеты, искусство вечно Во Франции уже давно так не мечтают, как Людовик XIV Кароль Буке Учебник "Культурология" под редакцией Г. В. Драча - единственная книга, которую Рита осилила дочитать до конца за последние полгода. За исключением "Хроник Нарнии". "Духовный кризис начала века нашёл своеобразное разрешение в эпоху регентства герцога Орлеанского, когда прежняя атмосфера ханжества и педантизма, характерная для Версальского двора, сменяется таким высвобождением чувств и страстей, что выливается зачастую в оргии, разгулы, пренебрежения приличиями. Если Людовик XIV говорил: "Государство - это я", то Людовик XV демонстрировал уже неподражаемое безразличие к судьбам страны, заявляя: "После нас - хоть потоп". Но не случайно "регентство" и последующие годы становятся в общественном сознании синонимом предельно развращённой и циничной эпохи. В предчувствии "потопа" аристократия стремилась брать от жизни всё. Любовные похождения, галантные праздники новоявленных "пастухов" и "пастушек", придворные интриги, отрицание всех ценностей, которые прежде считались незыблемыми, - характерные черты данной эпохи. Нравственность облегчается, вкусы утончаются, формы усложняются и искривляются. Отношение к миру становится всё более условным и маскарадным. Даже придворный этикет и церковная служба всё больше принимают черты пышного, эффектного театрального зрелища. В эпоху Людовика XV одежда, причёски, сама внешность человека стали больше, чем когда-либо, произведением искусства и одновременно - свидетельством сословной и должностной принадлежности. Изысканные туалеты знати казались вычурными и претенциозными на фоне жалкой и убогой черни. Это было время всесильной мадам де Помпадур, грешной, но обворожительной Мадам Леско, блистательного авантюриста Казановы и грустного кавалера де Грие, предпочитающего свою несчастную любовь блестящей карьере. Нетрудно увидеть, что разрешение духовного кризиса в эпоху рококо было чисто внешним: за праздниками, маскарадами, разгулом скрывались все те же опустошённость и безразличие, паралич воли к преобразованию страны. Европейский мир как бы изживал в культуре эпохи рококо свои последние сословно-патриархальные иллюзии. Но эта культура имела свои положительные стороны: она освобождала искусство от предрассудков, стереотипов, ориентировала его не на абстрактные идеалы, а на вкусы современников. Это дух скепсиса, иронии, насмешки, пропитавший эпоху рококо, породил ту блестящую лёгкость и непринуждённое остроумие, с которым идеологи Просвещения заговорили о серьёзнейших проблемах философии и морали. Это апелляция культуры рококо к интимному миру человеческих чувств, это умение превратить всё вокруг в источник удовольствия, сделать красивое - максимально удобным, полезным - вело к новым эстетическим завоеваниям, подготавливало почву для мощной демократической культуры эпохи Просвещения". Лунный свет Твоя душа, как тот заветный сад, Где сходятся изысканные маски, — Разряжены они, но грустен взгляд, Печаль в напеве лютни, в шуме пляски. Эрота мощь, безоблачные дни Они поют, в минорный лад впадая, И в счастие не веруют они, И, песню их с лучом своим свивая, Луна лесам и сны, и грёзы шлёт, Луна печальная семье пернатой, И рвётся к ней влюблённый водомёт, Нагими мраморами тесно сжатый. Поль Верлен

Николай Шальнов: тэги: графомания, сказки на ночь Из историй про Златовласку Алису Снейп Глава 124 Прошло несколько дней с тех пор, как Алиса побывала на празднестве Основателей. Всё своё свободное время она посвятила учёбе, поскольку в свете последних событий сильно отстала по некоторым предметам, в частности, по Заклинаниям. Профессор Флитвик уже неоднократно намекал ей на то, что ей пора серьёзней углубиться в те первоисточники, список которых он набросал ей на длинном свитке, заполнив его почти полностью. - Знаете, дорогая, вы у меня до недавних пор числились в лучших ученицах, - говорил он, отечески глядя на Алису. - Мне не хотелось бы, чтобы вы перестали быть примером для остальных, ведь раньше вы показывали куда более высокие результаты, чем в последнее время. Не знаю уж, что заставило вас отвлечься от такого серьёзного процесса, как образование, но скажу вам одно: никогда не упускайте времени поучиться, поскольку, возможно, у вас уже никогда больше не будет этого времени. И он многозначительно поправил своё пенсне. Алисе этот упрёк показался не вполне заслуженным. И действительно, она действовала из лучших побуждений, пытаясь вывернуть Пэнси из той заварушки, в которую та попала со всей безнадёжностью своей опрометчивой натуры. "Будь на то моя воля, - думала Алиса, возвращаясь в гостиную Гриффиндора, - я бы эти Заклинания вызубрила бы от корки до корки, как делает это Гермиона перед каждым новым учебным годом". Тем не менее ей пришлось усадить себя за конспекты и книги. Она многое почерпнула для себя, в особенности из тех разделов, в которые она прежде не углублялась, и была рада тому, что не утратила вкуса к учению. В особенности ей показался занимательным тот факт, что Пэнси, которая обычно училась через пень колоду, проявила интерес к тем же вопросам, которые Алиса рассматривала в своих работах и которые она теперь освещала профессору Заклинаний почти на каждой новой паре. Разок-другой от Паркинсон даже прилетала сова с письмом с просьбой прояснить тот или иной вопрос, чем Алиса и занимала себя на досуге не без пользы для души. Ей казалось, что если она и способна просветить кого-нибудь, кроме самой себя, то это было выше любых ожиданий, которые оправдывала её жизнь. Сотрудничество с менее развитыми существами, которое ей сулило общение с Пэнси, хоть и тешило в какой-то степени тщеславие Алисы как наставницы, накладывало на неё особую ответственность за все идеи, которые она преподносила подруге на блюдечке с голубой каёмочкой. Пэнси, хотя и впитывала недополученные знания, как губка, была не прочь отлынивать от занятий в пользу развлечений, к чему пристращала и Алису, которая к развлечениям относилась с настороженностью, особенно к тем, в каких преуспевала слизеринка. Впрочем, они обе нашли время для обсуждения одного события, которое послужило предметом пересудов многих студентов и стала предметом сплетен на несколько недель вперёд. - Сегодня приезжает мой дед, - сказал как-то Драко, прогуливаясь с Алисой по мосту через озеро. Холодный зимний ветер кусал за нос, не грел даже несколько раз обмотанный вокруг шеи шарф. - Он будет справляться о моём житье-бытье. Это его интересует всегда в первую очередь. А, учитывая его настойчивость, преподавателям просто так не отделаться. Продолжение тут: И действительно: на следующий день Алиса не раз видела пожилого волшебника, чванного видом, бродящего по школьным коридорам и то и дело останавливающего кого-нибудь из старост, разговаривая с ними в пренебрежительно-высокомерной манере, присущей тому типу аристократии, к которому относился Малфой-младший. Выпятив грудь, он чинно нёс свою алебастровую бороду, как если бы в этой бороде заключалась вся фамильная честь семьи Малфоев. Второй раз Алиса увидела его на сдвоенной со слизеринцами паре у Снейпа: тот сидел молча на задней парте, не спуская глаз с преподавателя, и иногда высказывая едкие замечания в адрес некоторых особо прытких гриффиндорцев, которые из кожи вон лезли, чтобы привлечь хоть какое-то внимание профессора зельеварения. Этот своеобразный парадокс в поведении школьников был вызван тем, что Слизерин шагал вперёд семимильными шагами, почти не оставляя Грифиндору шансов догнать его по количеству баллов, и, несмотря на то, что зелья никогда не представляли особого интереса и любви у гриффиндорцев, на какое-то время этот предмет завладел их вниманием, Алисе даже показалось, что некоторые её сверстники улучшили качество содержимого своих котлов в рекордно короткие сроки. - Ну вот, и ты хочешь сказать, что эта бурда - настоящее Лунное Зелье? - издевательски посмеялся над стараниями Парвати малфоевский пращур. - В моё время тебя заставили бы это выпить. Не знаешь, практикуется ли это похвальное занятие теперь? - обратился он к Драко, который старательно нарезал кальмаров, боясь упасть лицом в грязь перед дедом. - Ммм.. Не знаю... Бывает иногда, - ответил он, покраснев, как рак, когда цвет жидкости в котле стало внезапно не светло-синего, а грязно-розового оттенка. Алиса догадалась, что он переборщил с количеством щупалец и явно не в ту сторону мешал черпаком, но поделать ничего не могла. С дедом явно шутки были плохи. - Профессор! - гаркнул Абраксас - так звали этого человека с выразительными серыми глазами и самим воплощением бестактности. - Что у вас делает на факультете эта бестолочь? - указал он на Парвати, которая покраснела от обиды, не зная, куда ей деваться. - На вашем месте я бы давно высек её розгами и турнул вон из школы, чтобы не позориться перед Инспекцией, если она надумает к вам нагрянуть. Если надумает, конечно, поскольку судя по факту нахождения здесь таких, как эта персона, она не появлялась здесь со времён самого великого Мерлина! Хотя нет... В бытность мою студентом она бывала тут пару раз... Ко мне у неё нареканий не было никаких. Неудивительно, почему ты до сих пор не преуспел в зельеварении, Драко! Видимо, подобное окружение не обязывает к развитию здорового честолюбия. А ты и не думаешь оправдывать ожидания семьи, как я вижу! Профессор Снейп сносил выпады престарелого задиры с каменным лицом. Создавалось ощущение, что колкости Абраксаса отскакивали от него, как если бы Снейп автоматически применял к ним Отталкивающие Чары. - Как только Дамблдор позвовлил этому старому пердуну присутствовать на парах? - возмущался Рон: дед Малфоя и его не обошёл вниманием, сразу признав в "рыжем несносном салаге" отпрыска Артура Уизли, а, заглянув в его котёл и разразившись деланым "фу, какая помойка!", перебрался на другую парту к очередной жертве. - Присутствие опекунов, родителей и родственников на занятиях не запрещается, - пожала плечами Гермиона, к которой одной у Абраксаса Малфоя не нашлось претензий, хотя он и сказал, что ей неплохо было бы навести порядок на голове. Гермиона ничего не ответила, хотя было видно, что в ней бушует вулкан: все знали об особенностях волос Гермионы обращаться в пучки проволочек после каждой головомойки. - Был бы у меня такой дед, давно бы подмешал ему в еду какой-нибудь пакости, вроде той, что Фред с Джорджем опробовали недавно на некоторых задаваках со Слизерина: тех начали вылезать волосы. Вот было бы здорово, если бы этот чистоплюй потерял самое драгоценное, что него имеется! Студенты между делом прозвали Абраксаса "Сивой бородой": борода была белая, пушистая, кучерявая и очень эффектно смотрящаяся, особенно в профиль, так что кое-кто уже бахвалился, что исхитрился раздобыть из неё волосок, а Колин Криви имел несчастье испросить у деда разрешение сфотографировать его, за что получил такую отповедь, что не решался высунуться из гостиной три дня кряду. Досталось, как говориться, многим. Абраксас даже осмелился пререкаться с директором касательно того, что школьникам разрешается посещать "Хогсмид": дед не постеснялся заявить при первокурсниках, что в своё время они с приятелями резвились там с танцовщицами из бродячего театра, и уснастил свою речь такими выразительными эпитетами, что дети, особенно те, которые не успели заткнуть уши, как сделало это большинство благовоспитанных когтевранцев, рассказывали потом по всему замку такие небылицы, которые моментально перенесли личность Абраксаса Малфоя в область легенд.

Николай Шальнов: тэги: находки, мои университеты Пока Рита искала толкование слова "отчётливость", наткнулась на интересную статью про французский менталитет. Нам препод по зарубежке рассказывала о своём путешествии в Париж. Интересно рассказывала, Рита вспомнила строки из "Героя нашего времени": "Меня невольно поразила способность русского человека применяться к обычаям тех народов, среди которых ему случается жить; не знаю, достойно порицания или похвалы это свойство ума, только оно доказывает неимоверную его гибкость и присутствие этого ясного здравого смысла, который прощает зло везде, где видит его необходимость или невозможность его уничтожения". Что примечательно, языком любви, вопреки представлению Риты, является вовсе не французский, а латынь. Французский менталитет Франция – это страна, имеющая разнообразные природные ресурсы и условия, благоприятные для экономического развития и жизни людей. Французы являются одной из старейших европейских наций, известных своими культурными и историческими богатствами. Предки французов были преимущественно рыжеволосые кельты с задиристым характером. Римляне именовали их галлами, что в переводе значит одновременно и «галл», и «петух». До сих пор галльский петух остается одним из национальных французских символов. Менталитет французов со временем оброс огромным количеством стереотипов. Французы склонны к опозданиям, они не очень любят работать и поэтому в любую минуту с радостью готовы сорваться с рабочего места, чтобы выпить чашечку кофе, прогуляться или же заняться любовью. После выходных, придя на работу, они долго раскачиваются. В понедельник даже многие магазины не работают до обеда. Но, с другой стороны, внутренне каждый француз весьма структурирован. Жена, любовница, их может быть несколько, но…. Всё это с четким представлением о конечных результатах и без лишних затрат. Французы являются истинными патриотами своего языка. Им очень нравится, когда иностранцы пытаются объясняться именно по-французски. Они всегда остановятся, улыбнутся и с удовольствием все объяснят. Многие, конечно, знают английский, но язык этот не любят, поэтому очень редко и неохотно говорят на нем. Даже персонал во французских гостиницах и ресторанах плохо разговаривает на иностранных языках. Это говорит о том, что Франция слишком собой горда. Продолжение тут: Французы отличаются вежливостью и умением красиво и быстро говорить. Они искусно ведут переговоры и отстаивают свои позиции. Зачастую французы великодушны и восторженны, но при этом очень хитры и расчетливы. Рационализм этой нации прекрасно иллюстрируется следующим высказыванием: для немцев и греков главное - открывать мир, для русских – чувствовать, для римлян – завоевывать мир, а для французов – мыслить. У французов внутренняя потребность в реализации себя в обществе, потому что для полноты ощущений им просто необходимо делить с окружающими идеи, чувства, мысли и эмоции. Точность и пунктуальность здесь не чтят, считается, что чем выше у человека социальный статус, тем позже ему позволяется приходить. Традиционно обед у француза наступает в 20.00, поэтому, если Вас пригласили на обед, знайте, что Вас ожидают именно в это время. По завершении обеда на десерт подают сыр, обычно сразу нескольких сортов. Запивают сыр только красным вином, и ничем другим, ни кока-колой, ни соком. Об этом стоит не забывать даже в дорогом ресторане. Французское чувство юмора, характеризующееся большой язвительностью в сравнении с английским и немецким, носит более интеллектуальный характер. В нужный момент остроумный комментарий может разрядить даже самую тяжелую конфликтную ситуацию, поэтому французы очень редко устраивают скандалы и драки. Они всегда и во всем аккуратны, но это не означает, что у них размеренный и спокойный характер. Под внешним лоском скрываются пылкие сердца, временами французы способны на дерзкие и необдуманные, но крайне эмоциональные поступки. Соблазнить женщину для настоящего француза считается приятной честью. Более того, если мужчина пригласил женщину к себе в гости, то она может быть уверена, что француз предпримет всё, чтобы обольстить. Иная ситуация считается просто ненормальной. Одна из ярких особенностей национального характера французов – их удивительная тяга к различным экспериментам. Им безумно нравится фантазировать, выдумывать нововведения, даже если при этом требуется разрушить что-то устоявшееся. Французов больше интересует процесс изменения, путешествие в неизведанное, ну, а к чему это приведет, это неважно. Главное для них – никогда ни в чем не отставать, соответствуя последним требованиям моды, причем модной должна быть как одежда, так и технические изобретения, фильмы и языковые выражения. Их манит бешеный ритм жизни. Несмотря на привязанность к городской жизни, многие чувствуют глубокую и неразрывную связь с землёй, многие из них в душе истинные крестьяне. Сельская жизнь у них романтизируется, за каждый участок земли француз станет драться до последнего, чтобы увеличить количество своей земельной площади. Ум вызывает у французов восхищение и истинное преклонение. Больше всего они уважают в человеке сочетание одновременно и ума, и чувств. Французам не нравится сидеть дома, потому что в доме они чувствуют себя узниками. Они просто созданы для различных мероприятий, торжеств, где можно блеснуть не только элегантным нарядом, но и интеллектом, проявив свое красноречие. Французы обожают выставлять себя напоказ, не только в офисах, но и в кафе, залах ожидания аэропорта. Но при этом они очень правильные, стараются, чтобы все нормы, правила и предписания были соблюдены. Несмотря на то, что они чтут свято Конституцию, Право и Закон, им свойственно преувеличивать важность чего-либо, не воспринимая вещи слишком серьезно. Стремление к изысканности внешних форм, живой ум, склонность к изумительно изящным новинкам и экспериментам сделали французов своеобразным эталоном стиля и вкуса, законодателями в различных сферах европейской моды. Характерное чувство вкуса проявляется и в кулинарном искусстве, когда совсем небольшие порции, а зачастую и крошечные кусочки пищи долго сервируются, раскладываются по картонным коробочкам и перевязываются ленточкой – лишь бы всё выглядело красиво.

Николай Шальнов: тэги: мои университеты, поттериана На днюху одногруппницы замутила Рита такую фигню вот. Любимый актёр и персонаж моего твёрдого духом редактора. Вы, конечно, его узнали. Внизу пришпандорила девиз Малфоев: "Милосердие всегда побеждает". Хороший девиз.

Николай Шальнов: тэги: листы старого дневника, сказки о дружбе, мои университеты, сумасшедший дом для непослушных дев викторианской эпохи В последнее время Рита всё чаще возвращается к воспоминаниям своего шестнадцати - девятнадцатилетия. Собственно, не так-то уж и стара Рита, но 23 - это всё-таки не мало. "Нет рассудительных людей в семнадцать лет", - это Рембо. "А я иду такая вся в Дольче & Габбана" - это Верка Сердючка. Несмотря на то, что Рите разрешили не посещать пары истории и философии, она на них всё-таки ходит: это увлекательнейшее занятие. В частности, последняя пара, где рассматривалось известное стодневное правление Наполеона, навела Риту на некоторые размышления. В своё время тема личности в истории очень трогала и волновала её, равно как и жизнь и судьба этого удивительного человека. Рита пересмотрела все фильмы, посвящённые Наполеону, срок, который она мотала в сумасшедшем доме для непослушных дев викторианской эпохи, она часто сравнивала со ссылкой французского императора на остров Святой Елены - после всех славных подвигов её разгульной молодости. Интересные параллели можно провести сквозь время: мы трижды спасали Европу - один раз от монголов, когда те засматривались на неё после покорения Руси и дошли почти до границ Италии, второй раз мы выпихнули Наполеона из России, потом победили Гитлера. А неблагодарный Старый Свет переписывает учебники в лучших традициях постсоветского периода и называет Россию агрессором и фашистским государством. Странно, хотя этим уже никого не удивишь. И всё же некоторые персоналии овеяны ореолом какого-то трагического величия. Рита, которую весьма привлекает роскошь, драгоценности, яркий блеск, помпезность и зрелища, часто медитирует на "Посвящение императора Наполеона" Давида, и это наполняет её душу каким-то особым светом. Над могилой Бонапарта, как мне кажется, действительно, "горит луч бессмертия", наверное, он тем и велик, что указал русскому народу его "высокий жребий". А вчера Рита обнаружила в архивах письмо друга. От этого письма веяло весенней свежестью, как в те дни, когда мы впервые узнали друг о друге: оба читали Верлена, оба увлекались историей Третьего Рейха, строили грандиозные планы и оба благополучно покинули декадентский сайт, который, как Рита и предсказывала, исчез со страниц Рунета со всем его содержимым. А жаль. "Знаешь, пусть ты и говоришь, что людей нельзя сравнивать, но всё равно ведь в глубине души ты считаешь себя ниже тебя. У нас была слишком разная жизнь, если бы я оказался в тех обстоятельствах, в которых оказался ты, а ты – в моих, то, возможно, всё было бы по-другому. Я тоже понял многое, многое, чего не понял ты. Это не попытка обидеть, я правда так считаю. У меня очень большие планы на будущее, я должен сделать очень многое, я боюсь погрязнуть в обыденности, как это случилось с Локвудом, Хитклифом, Скворцовым Хиндли. Не хочу умереть так, как умер Эрншо. Я хочу изменить мир. Стать Великим ради того, чтобы изменить этот мир. Я всю жизнь верил, что смогу, но потом я разуверился в себе. Пойми, одного стремления мало, нужен талант, сила, воля, умение убеждать. Есть вещи, которые даются «от бога» - а я не чувствую их в себе. Я не смог стать лучшим. Я не наделён каким-то настоящими талантами, я средненький, мне свойственны слабости. Я считаю, что слабые не должны жить, что жить должны лишь сильные, слабые отравляют мир самим своим существованием, и сомневаюсь, не должен ли я сам умереть, чтобы очистить мир от себя? Мне сложно судить о себе, мне важно твоё мнение, больше ведь меня никто не знает до конца, да и не доверяю я больше никому. Как уже писал, у меня есть планы на будущее, но для этого… После того, как меня отчислили с нашего идиотского факультета, мне нужно поступить в медицинский и стать там одним из лучших. Мне нужно произвести там очень хорошее впечатление. А потом уже начать вербовать сторонников. Потом отслужить в армии после медицинского, мне нужно научиться хотя бы навыкам владения оружием и умению управлять. Потом по возвращении начать свою борьбу, так же, как Гитлер. Не хочу заглядывать, как там всё будет, но мне есть, за что бороться. Я хочу изменить мир, изменить к лучшему для всех. И у меня даже есть понимание, как это сделать. Но хватит ли у меня силы, ума, таланта? Поэтому я так настойчиво добиваюсь твоего ответа. Мне нужно что-то, что поможет мне поверить в себя и понять себя. Или наоборот, понять, что недостоин, и умереть. Если бы я точно знал, то смог. Но я в сомнении, а сомнение – слабость. Я хочу понять причину своих неудач. Понять и не допустить в дальнейшем. Я догадываюсь о том, как изменился ты – ты понял, что все разные и что каждому – своё. Что жалость бесплодна, что нужно жить для себя, что тот, кто справится со всеми страданиями, выпавшими на долю, может обрести счастье. Что нужно бороться до конца. Что нужно быть сильным. Возможно, я ошибаюсь, но мне видится так. И ещё, мне нужно изменить себя. Я уже писал, каким я хочу стать. Но не знаю, как: одного желания тоже мало. У меня сейчас очень трудный период, я как никогда одинок, я словно скован. А так хочется действовать, рубить с плеча. Сейчас решается моя судьба. Или я стану сильным, отрину свои слабости, жалость, любовь, сострадание, память – или я проиграл. Победить или погибнуть – третьего не дано. Поэтому я прошу тебя о помощи, старый друг. Хочу узнать твоё мнение – я уже писал, почему оно мне так важно. Поэтому я прошу ответа – ты видишь во мне силу, ум, талант? Как ты считаешь, я достоин? Ответь пожалуйста, мне безумно важно это понять".

Николай Шальнов: тэги: авторитетные фигуры, листы старого дневника, находки, fashion style "Пока смотрел "Модный приговор", скурил пачку "Винстона", - такую запись Рита обнаружила в одном из своих старых дневников. А тётя Юля, матушкина подруга, имея в виду своего сына и меня, заявила на днях: "Да уж, пока мы вас женим, ребята, рак на горе точно свистнет". А вспомнила Рита эти слова после просмотра "Модного приговора" - программы, которой Рита никогда не изменяла - с участием небезызвестного фрика Гогена, чья история отозвалась у Риты гармоничной струной в сердце - жизнь всегда искушала Риту эксцентричностью и эпатажем. В общем, выпуск весьма показательный.

Николай Шальнов: тэги: fashion style, нарциссизм, светлые гении У Риты много костюмов, на за отсутствием честолюбия и соответствующих поводов ей некуда их надевать. Поэтому она приспосабливает их под обыденность: отдавать жалко - нажито непосильным трудом коллекционера. Разница между первой и второй фоткой - год, разве что только пафоса поубавилось на первой. Пока сливала фотки в одну картинку, вспомнила Рита о когда-то читанном интервью с Эди Слиманом - дизайнером, который поразил её в юности. Дизайнер. Интервью с Эди Слиманом. В 2001 году первая парижская коллекция Эди Слимана (Hedi Slimane) для Dior Homme произвела необычное впечатление на всех собравшихся. Его тонкие, как бритва, силуэты, изящный покрой на уровне от кутюр (haute couture), и роскошные ткани олицетворяли изощренность и чувственность. А мелкие, скрытые детали, такие как, блестки на складках брюк – удивили даже суровых критиков. Еще две более утонченные коллекции были продемонстрированы на показах Весна/Лето 2002. Слиман представил брюки с очень низкой посадкой и белые сорочки с воротниками button-down украшенные красными блестками, которые он назвал «Ранами любви». В новой коллекции, Эди дает иное значение смокингу, и украшает изящные рубашки и пиджаки геральдическими символами и крестами. После трех прекрасных коллекций, Эди Слимана по праву стал новым законодателем мужской моды. Клаус: В Париже ты окружен большим числом людей, ты передвигаешься везде со своей командой. Но в Берлине, я вижу, что ты один тащишь свой материал для показа в полиэтиленовых пакетах. Почему, Эди? У тебя какое то особое отношение к Берлину? Эди: В Берлине я чувствую себя свободно, мне не приходится предпринимать какие либо усилия. Я сажусь в ночной поезд из Парижа, и прибываю сюда рано утром, когда город еще спит. Поезд идущий на восток создает особое ощущение городской близости. Это очень приятная, медленная поездка. Клаус: А что еще тебе нравится в Берлине? Эди: У меня в Берлине мало знакомых, кроме того, я не знаю немецкого. Таким образом, моя связь с городом весьма легка и беззаботна. Клаус: Таким образом, ты убегаешь от суеты? Берлин – твой тихий уголок? Эди: Да! Мой друг Жан Жак Пикарт всегда подшучивает, что Kunst-Werke — мой «загородный» дом. Когда я прибываю сюда, я чувствую, что мое время действительно принадлежит мне. Клаус: Фактически ты предпочитаешь шумный город, нежели тихие пригороды? Эди: Когда люди говорят, что нашли невероятно тихий, пустой берег, где нет ни души, я их прекрасно понимаю. Но лично меня, одна только мысль остаться одному на берегу доводит до нервного срыва :) Мне необходимо движение, и наличие людей вокруг. Клаус: ты любишь Берлин, потому что это молодой, дикий, свободной город? Эди: Это и является основным отличием от Парижа. Берлин постоянно меняется. Это и притягивает творческих людей. Кроме того, город не похож ни на какой другой, здесь есть очень сильная молодежная культура, которой просто не существует в Париже. Есть чувство активности, а так же легкая грусть. Я нахожу все это привлекательным. Продолжение тут: Клаус: Какова твоя главная цель? Эди: Боюсь, их у меня несколько. Одна из них – это отлично провести следующий день. Кроме того, у меня есть возможность познакомиться с интересными людьми, со схожими взглядами на жизнь. Другая моя цель — встретить партнеров, с которыми я бы мог развивать свои будущие проекты. Такие встречи, как правило, происходят случайно. Клаус: Кто позвал тебя в мир моды? Эди: Фактически, Жан Жак Пикарт меня и втянул в моду. Клаус: Как он узнал, что ты добьешься таких успехов? Как вы познакомились? Эди: Мне было двадцать три, и я был немного потерян, делал кое-как вещи, для различных «уличных» показов. А Жан Жак был связан с модой в течение очень многих лет. Он сделал то же самое и с Кристианом Лакруа – это он открыл миру Лакруа. Клаус: У него своеобразный инстинкт на таланты? Эди: Да! Знаете, есть люди, которые увидят и заметят тебя, а есть такие, которые никогда не обратят на тебя внимание, даже если ты будешь стоять перед ними и махать руками. Мне кажется, что самое важное в жизни происходит случайно. Это замечательно, ведь никогда не знаешь, что случится после. Клаус: Ты вырос в Париже? Эди: Да, я родился и вырос там. Я практически все время, проводил в городе. Именно из-за этого, как мне кажется, я люблю мегаполисы, и чувствую себя неуютно в тихих местах. Клаус: Твоя семья занималась пошивом модных вещей? Эди: Я бы не сказал «модных», но семья матери имела свое ателье и множество портных. Она – итальянка. Клаус: А твой отец? Он житель Туниса? Эди: Да, и я чувствую себя ближе к его корням. Клаус: Как твои родители относятся к тому вниманию, которое ты получил, когда начал работать в Dior? Эди: Мои родители больше переживают за то, как я делаю, и не слишком ли много я работаю. Клаус: Ты упоминал, что любишь наблюдать. Это из-за этого ты делаешь много фотографий? Эди: Когда мне исполнилось одиннадцать, мне подарили камеру. С тех пор я всегда много снимаю для своих архивов. Клаус: Что тебя вдохновляет на создание коллекций — цвета, архитектура, люди, идущие вокруг? Эди: О! Да все что угодно. Одно могу сказать, я не люблю начинать с описания коллекции, как делают некоторые дизайнеры. Не люблю сосредотачиваться на определенных темах. Клаус: Ты часто вспоминаешь Ив Сен Лорана (Yves Saint Laurent)? Эди: Постоянно! Он работал как проклятый, создавая коллекцию то с русскими мотивами, то с китайскими. Клаус: Как происходит процесс проектирования одежды? Эди: Большинство композиций прибывает из ателье. Для меня важно, что бы процесс проектирования протекал в рабочем помещении, я нуждаюсь в техническом персонале вокруг. Я должен строить одежду. Клаус: Что ты подразумеваешь под техническим персоналом? Эди: У меня очень традиционная студия высокой моды (Haute Couture), которая состоит из главного портного (Premier d’Atelier), — главы студии, помощника главного портного (Seconde d’Atelier), промежуточное звено, между главой студии и дизайнерами со швеями. Так же есть три портных, и т.д. В новую студию я не привлекал свою старую команду из Ив Сен Лорана, потому что хотел начать все с чистого листа. Единственный человек, которого я привел из Лорана – это главного портного, и то он пришел из отдела высокой моды (Haute Сouture), мы с ним никогда до этого не работали. Клаус: Когда ты начинал в Dior Homme, разве ты не перепроектировал цело ателье, от мебели до расположения этажей? Эди: У нас не было другого выбора, кроме как строить все это. Когда я попал в Dior, нам досталось только небольшое ателье, бывший склад. Никакого креативного отдела (bureau d’études), что бы придумывать новые идеи и образы, у нас не было. При проектировании, я хотел видеть студию, которая была бы воздушной, эфирной, так как коллекции меняются каждый сезон, а я не люблю сидеть на месте. Клаус: Получается, что когда ты пришел в Dior, тебе пришлось строить как само здание, так и команду? Эди: Да, строил и снаружи, здание, и внутри, команду. Клаус: Процесс производства мне кажется весьма организованным. Ты проводишь в ателье по восемь или двенадцать часов в день? Эди: Да, я могу не приходить в ателье некоторое время, но я предпочитаю быть там, чтобы держать все под контролем. Клаус: Таким образом, ты трудишься день и ночь, что бы за три недели до показа коллекция была готова, а потом оставшееся время отдыхаешь? Эди: Нет, я так не люблю, хотя многие дизайнеры именно так и работают. Клаус: Ты можешь описать свои отношения с командой? Это похоже на семью или футбольную команду, где каждый знает свое место? Эди: Да, полностью! Christian Dior – большая корпорация, и по сравнению с ним, Dior Homme действительно маленькое ателье. Это дает нам чувство особой важности, которое только укрепляет нашу сплоченную команду. Клаус: Ты наверное очень строгий и требовательный руководитель? Эди: Я предъявляю высокие требования не только к команде, но и к себе самому. Я запускаю разработку новой коллекции, сразу же после показа, потому что команда нуждается постоянно в новой работе и их надо держать в тонусе. Клаус: Как тебе удается посещать Берлин так часто? Эди: К сожалению, я здесь не часто. Было бы отлично проводить в Берлине хотя бы по четыре дня в месяц. Но я всегда застреваю в Париже. Клаус: Несколько лет назад, Париж не имел такого количества талантливых молодых дизайнеров. Теперь есть новое поколение – ты, Пьер Хуиг (Pierre Huyghe), Доминик Гонсалес-Фоэстер (Dominique Gonzalez-Foerster). Огромные надежды возлагаются на постройку нового арт-центра Palais de Tokyo. Ты бы сказал, что город вновь возраждается? Эди: Мне сложно ответить на этот вопрос, поскольку чувствую, что я вынужден находиться в Париже в данное время. Клаус: Это из-за того, что ты стал знаменитым? Эди: нет, это только из-за работы. Очень много работы. Если ты хочешь быть в состоянии выдвигать новые идеи в Париже, есть только один способ сделать это – использовать свое положение в ателье как инструмент для достижения цели. Именно поэтому я люблю работать в команде. Клаус: Париж рано вознаграждает за трудолюбие. В Нью-Йорке тебе бы пришлось бороться дольше. Отчасти из-за того, что многие против индивидуального успеха как такового. Эди: Успех требует времени и в Париже. И ты не заслужишь уважения французов просто так. Французы большие конформисты, чем другие нации. Первое упоминание обо мне было в американской прессе. Только тогда французская пресса обратила на меня внимание. Клаус: А что ты думаешь про Нью-Йорк? Эди: Я думаю, что Нью-Йорк будет более интересным через несколько лет, чем сейчас. Нью-Йорк был одурманен деньгами и успехами конца 90-х. Люди не были верны себе. Все выглядело шаблонным. С 11-го сентября это другой мир. У этого города огромный потенциал. Клаус: Ты бы мог жить там? Эди: Я люблю Нью-Йорк. Но я не такой человек, которой мог бы проектировать одежду на Манхэттане, затем посылать в Париж перед показом. Я присоединился к Dior из-за его близости к традиционному пошиву одежды высокого класса (Haute Couture), которая возможно только в Париже. В другом месте это было бы невозможным. В 2007 году Эди Слиман покинул пост главы мужского подразделения модного дома Dior. Его место занял бельгиец Крис Ван Аш (Kris Van Asche), уже успевший показать свою первую коллекцию сезона весна/лето 2008.

Николай Шальнов: тэги: моя шокирующая жизнь, мои милые старушки В качестве материала для своих социологических исследований Рита завела себе целый выводок детишек, как у Шерлока Холмса, который напрвлял их по своим мелким поручениям. Ей не скучно с ними возиться, ибо юношеская психология и социология входит в круг научных интересов Риты. Вспоминается одна из старушек-лебёдушек, Маша, Грета-Из-Мечты, которая горда, чувственна, вынослива, любит удовольствия, детей, цветы и всё, что доставляет земной жизни грацию и очарование. Рита тоже любит всё это. Хотя со своими старушками, исключая Машу, Риту иногда и тянуло расправиться так же, как это сделал Лестат с аристократкой с видео снизу, которая и сама сговорилась с любовником, который убил её супруга, Рита не мстительна - этот порок она долгое время вытравляла из себя вместе со злопамятностью. Эх, Машенька, вот на старость лет будешь вспоминать, что есть люди, которые тебя помнили, знали и, вдохновившись тобой, исписали целых три 48-листовые тетради графоманскими виршами.

Николай Шальнов: тэги: охотники за сновидениями, нарциссизм, искусство вечно Вот если бы кто-нибудь дал когда-нибудь оценку Рите как прозаику, то, наверное, сделал бы следующие выводы о её немногочисленных слэшных фиках: "Герои этих произведений - эстетствующие мечтатели, часто жертвующие страстью ради дружбы, ко всему в жизни относящиеся очень серьёзно, ведь секс - не главное, а вдвоём выжить легче. Это упорные, старательные и несколько педантичные труженики, неустанно развивающие свои таланты, падкие на всё экзотическое, вычурное, неестественное и фальшивое. Они странны во всём: в образе мысли, в причудах, в увлечениях, во внешнем виде, в привычках... Они часто не могут существовать друг без друга, как не могут разграничить свою внутреннюю вселенную от такой же вселенной в своей половине". Впрочем, это нарциссическое определение графомании Риты родилось у неё по пробуждении, когда она по привычке своей стала структурировать мысли, в которых облекла бы впечатления от удивительного сна, который приснился ей сегодня и в котором она прожила несколько жизней, и где время тянулось днями, а то и неделями кряду. Сон отличался от многих других ещё и насыщенностью подробностями, деталями, непрерывностью сюжета, так, что его можно было бы рассматривать как отдельное произведение искусства, если бы Рита обладала лучшей памятью на сны. В общем, сначала Рита с родственниками посещает свою деревню, разросшуюся до невероятных размеров, в одну многоэтажку все умудрились заехать прям на автомобиле, и перемещались по ней почти в полной темноте, полагаясь только на чутьё тётки, которая, по-видимому, знала это место как свои пять пальцев. Перемещались на машине, причём с этажа на этаж по плавным переходам так долго, что Рита умудрилась даже несколько раз поспать. Здание оказалось огромадным и очень мрачным, более похожим на незабвенный завод резиново-технических изделий, на которых она порой сталкерит. А спускаться было гораздо труднее, поскольку делать это пришлось на вагонетке, на пути которой попадались такие "развесёлые" аттракционы, что становилось просто жуть - Дисней со своими гротесками отдыхает. Еле выбрались. Описывать все подробности не имеет смысла: я вроде и помню их до мелочей, но их было так много, и все они были такими сюрреалистичными. Одно препятствие запомнилось больше остальных: какой-то хер, внешностью напоминающий Дейви Джонса из "Пиратов Карибского моря", заставил нас прокладывать за ограниченное количество времени петлистые, пересекающие друг друга рельсовые дорожки, ну и всё в том же духе. Далее действие плавно перемещается на "Титаник", где Рита упорно пытается предупредить всех о том, что он скоро затонет, но все отчего-то относятся к этому настолько флегматично, что Риту вскоре самой стало на всё наплевать, и она стала рассматривать книги из библиотеки, откуда последняя старушка, до которой ваша журналистка пыталась достучаться, решила перед смертью почитать Анну Ахматову. Пока Рита рассматривала великолепное издание "Смерти Артура", к ней подошла ещё одна старушенция, которая решила отравить своего тестя, и зазывала Риту в компаньонки. Рите пришлось надеть маску, чтобы скрыть своё лицо и отвязаться от назойливой ведьмы, которая преследовала её по всему кораблю, мешая филантропической миссии Риты по спасению лайнера. Во всё это была вставлена душещипательная сценка, исполненная морализма касательно ответственности, которую я принимаю на себя, открывая людям правду. Потом действие перемещается на школьную крышу, которая ещё воспринимается отчаявшейся Ритой как борт непотопляемого лайнера, и где ей за труды и заботы позволяют узреть Нарнию: сначала она распознала знак в облаках, которые свились в образе Великого Льва, потом она увидела силуэт единорогов в стае грачей, а потом сам пол крыши превратился в огромную карту Нарнии, всё вокруг начало изменяться, краски переливаться одни в другие, и Рита вскоре увидела всех персонажей Льюиса как живых, ей стало так необыкновенно хорошо, как это было с ней, когда она в детстве читала "Братьев Львиное Сердце" и верила в миры, в которые попадают после смерти. Потом начался блокбастер, который тоже невероятно долго было бы описывать, даже если Рита бы и вспомнила всю последовательность событий. Приколы были в том, что Рита там перегрохала половину своих врагов, взявших моду чуть что, швырять в неё газовые и дымовые шарики, взяла училку в заложницы и прикончила китайскую шахидку-ассасинку. Потом шариками стала пользоваться она сама, едва успев взорвать выход из школы до тех пор, пока местная инспекция непонятно какого самозваного "императора Рейха" не взяла её с поличным. В городе, который по какой-то причине был захвачен пришельцами, был комендантский час, и Рита умудрилась едва не утонуть в луже, которая оказалась глубже, чем её рост. Это вкратце. Это второй запомнившийся Рите сон после сна о тамплиерах, тайных орденах и драгоценностях, которые были так хороши, что земными словами их не описать. Осталось сильное впечатление, вспоминается великолепное стихотворение "Парижский сон" Шарля Бодлера, которое Рита перечитывает редко, обычно после таких вот необычных сновидений, но которое очень часто находит в её душе ответ. Что уж трогает Риту по-настоящему, так это запахи, звуки и цвета. Парижский сон Константину Гису I Пейзаж чудовищно-картинный Мой дух сегодня взволновал; Клянусь, взор смертный ни единый Доныне он не чаровал! Мой сон исполнен был видений, Неописуемых чудес; В нем мир изменчивых растений По прихоти мечты исчез; Продолжение тут: Художник, в гений свой влюбленный, - Я прихотливо сочетал В одной картине монотонной Лишь воду, мрамор и металл; Дворцы, ступени и аркады В нем вознеслись, как Вавилон, В нем низвергались ниц каскады На золото со всех сторон; Как тяжкий занавес хрустальный, Омыв широких стен металл, В нем ослепительно-кристальный Строй водопадов ниспадал. Там, как аллеи, колоннады Тянулись вкруг немых озер, Куда гигантские наяды Свой женственный вперяли взор. И берег розово-зеленый, И голубая скатерть вод До грани мира отдаленной Простерлись, уходя вперед! Сковав невиданные скалы, Там полог мертвых льдов сверкал, Исполнен силы небывалой, Как глубь магических зеркал; Там Ганги с высоты надзвездной, Безмолвно восхищая взор, Излили над алмазной бездной Сокровища своих амфор! Я - зодчий сказочного мира - Тот океан порабощал И море в арки из сапфира Упорством воли возвращал. Вокруг все искрилось, блистало, Переливался черный цвет, И льды оправою кристалла Удвоили свой пышный цвет. В дали небес не загорались Ни луч светила, ни звезда, Но странным блеском озарялись Чудовищные горы льда! А надо всем, огнем экстаза Сжигая дух смятенный мой, Витало, внятно лишь для глаза, Молчанье Вечности самой! II Когда же вновь я стал собою, Открыв еще пылавший взор, Я схвачен был забот гурьбою, Я видел вкруг один позор. Как звон суровый, погребальный, Нежданно полдень прозвучал; Над косным миром свод печальный Бесцветный сумрак источал.

Николай Шальнов: тэги: нарциссизм Повод для ношения всего официального у Риты всё-таки нашёлся. Рита намылилась в театр с группой. Используя памятный галстук, с которым связаны весьма сентиментальные воспоминания, навела "красоту". Фото - очередное доказательство того, почему Рите до сих пор не продают спиртное без паспорта.

Николай Шальнов: тэги: мои университеты, искусство вечно, мыслевыброс Рита более чем не пожалела, сходив на спектакль. За каких-то 150 рублей увидеть чудо, которое обновляет, преображает душу - это вам не три пачки "Винстона". Рита вообще обнаружила одну закономерность: несмотря на то, какого характера происходит на сцене действие, Рите не очень-то хочется смеяться, а под конец спектакля (романтической комедии), Рита и вовсе чуть не расплакалась: столь несовершенным показался ей диссонанс недолговечного прекрасного с грубой прозой бытия. Возможно, это произошло и от того, что Рита довольно серьёзно настраивает себя всякий раз, когда идёт в обиталище муз, да и сегодня она вспомнила ненароком отрывок из "Консуэло", тот, в котором героиня отвечает графу на вопрос о том, о чём она думает по ходу выступления, если не о публике и её реакции, не об успехе и не о боязни осрамиться: "Эта публика не страшит меня, я даже и не думаю о ней. Я думаю о том, что можно было бы еще сделать с той ролью, которую так блестяще исполняет Корилла. Мне кажется, что в этой роли есть не использованные ею эффекты. — Как? Вы не думаете о публике? — Нет, я думаю о партитуре, о намерениях композитора, о характере роли, об оркестре, достоинства которого надо использовать, а недостатки скрыть, постаравшись превзойти себя в некоторых местах. Я слушаю хор, который не всегда на высоте: он, по-моему, требует более строгого управления; обдумываю, в каких местах надо будет пустить в ход все свои возможности, предусмотрительно приберегая для этого силы в местах менее трудных. Как видите, граф, есть много такого, о чем стоит подумать, помимо публики, которая ничего в этом не понимает и не может понимать". Так и Рита: всё действие она думала об актёрском мастерстве, требующем величайшей душевной отдачи, о свете, об исполнителях, о режиссуре и её чудесах, о том, сколь трудно бывает предусмотреть все возможные варианты развития событий, часто не зависящих от актёра, о сценаристе, который вписал в роль испанской проститутки длинные тирады на языке Кармен (артистке, вероятно, пришлось их долго заучивать, чтобы говорить с беглостью темпераментной испанки), об изяществе поданных фраз и о некоторых показавшихся для Риты особенно трудных для исполнения местах - о таких совершенстве в освоении речевой техники, которого Рита и не мечтала добиться когда-то, когда занималась в театральной студии. Возможно, потому, что роли в то золотое время Рите доставались исключительно мрачные или откровенно драматические, да и все спектакли, которые она посещала, были с трагическим финалом, она редко находила драматический театр способным на чудеса бурлеска или водевиля, комедии или чего-нибудь ещё пленительно-озорного. Она поняла, вспомнив школьные годы, сколь многое она упустила, вечно критикуя своих наставников и прогуливая занятия по мимике или мизансцене. Хотя Рита и была весьма требовательна к себе, как к артистке, и выкладывалась по возможности полностью, чтобы не переигрывать, только одна роль понравилась Рите и принесла ей душевное удовлетворение: эта роль не была публичной, Рита работала над ней в уединении и после репетиций - это был образ Клитемнестры. Все помнят эту удивительную женщину, которая убила своего мужа Агамемнона, героя Троянской войны, с любовницей Кассандрой, и была за это погублена собственным сыном. У Риты, вдохновлённой тогда бессмертными образами Гомера, она вызвала только отвращение. И только Брюсов разглядел в этом персонаже, ставшем синонимом вероломства, отвергнутую женщину, оставленную один на один со своим душевным горем. Вот тогда Рита прониклась и усердно донимала свою преподавательницу по поводу тонкостей создания этого образа, к нему она порой возвращается, когда очень хочет кому-нибудь отомстить. Как-то Ритина тётка сказала: "Не знаю, почему профессия актёра так ценится в обществе, больше, чем остальные профессии...". Рита тогда не решилась ответить, а стоило сказать хотя бы то, что профессия актёра, по сути, - это сумма всех профессий, поскольку изображаемое лицедеем - это отражение жизни во всём её многообразии и даже больше. "И вы не понимаете, что на появление этого оттенка были затрачены миллионы долларов и огромный труд. И хотя вы думаете, что сделанный вами выбор подчёркивает вашу независимость от моды, на самом деле вы носите свитер, который был выбран для вас людьми в этой самой комнате. Из горы тряпок", - сказала как-то Миранда Пристли из "Дьявол носит "Prada".

Николай Шальнов: тэги: музыка, мои университеты Рита вот только проповедовала в своей презентации о том, что в библиотеке нельзя шуметь, поскольку "музы говорят с занимающимися", а сама и не заметила, что из компьютерных наушников (которые тут на каждом компе) слишком уж громко завывает Эмили Отемн. Вот, кстати, ещё одна красивая интерпретация легенды о леди из Шеллот, на этот раз от королевы викториандастриэла. "Она с прялкой сидит взаперти И не может вспомнить, как это было. Она говорит: "Эта комната станет моей могилой, И нет никого, кто мог бы меня спасти". Она садится к своей цветной пряже, Зная, что влюблённые пробуждаются в одной постели. Она говорит: "Сколько еще я так проживу? Есть ли кто-нибудь, кто выпустит меня за плату? Ведь я угасаю в тени... Я хочу увидеть небо. Кто угодно, кроме меня, может наблюдать за заходом солнца, Так почему же я не могу?.. Припев: Идет дождь, Звезды падают с небес, И ветер, Ветер, знаю, так холоден... Я жду Дня, когда я наконец умру Прямо здесь, Прямо здесь, ведь мне сказали, Что я умру, не успев состариться, А ветер, знаю, так холоден..." Она смотрит на отражающую поверхность стекла И видит коня и всадника, проезжающего мимо. Она говорит: "Этот мужчина станет моей погибелью, Ведь он - все, чего я когда-либо хотела в жизни, Уверена, он даже не знает моего имени, И все девушки для него одинаковы. Но мне все еще нужно выбраться отсюда, Потому что я не думаю, что смогу встретить еще одну ночь там, Где я угасаю в тени И не могу видеть неба. Кто угодно, кроме меня, может наблюдать за приливами, Так почему же я не могу?..."

Николай Шальнов: тэги: графомания У Бодлера муза была продажной и больной. Ущербной вроде ни у кого не помню. Ущербная муза Унылой, праздной и ленивой Подруге не нужна узда, Когда в очах её унылых, Мерцаний смутных переливы Дрожат как дальняя звезда За стёклами окон немытых. Зазывной похоти блистанье - Как факел черни площадной, Как красных фонарей дрожанье Ведущих в тьме немых ночей Рассказ о новых тайнах грязных, Так и она в огне свечей Признаний вздохи полусвязных Вплетает в ход речей разгульных. В своих фантазьях странных, буйных Лелеет снова смертный грех - Блистанья чувственных утех. Горюет только лишь о том, Что-де, не может она в дом Ввести чредою покорённой Всех сладострастников земных, Бредущих с бездн лихого ада, Ещё дышащих серным смрадом И адской страстию своей, Неутолённой на Земле. Утратив стыд и божий страх, Орду любовников во прах Она и дни и ночи рада Как Мессалина, сожигать. И, как росянка ловит мух, Так и она смущённый дух Поймает в сети на кровать И будет тихо растлевать. А то порой печалят слух Её печальные рулады Об удовольствиях, которых Она испробовала снова (В который уж по счёту раз), Но для которых вновь готова Явить себя без всех прикрас С рубцами грудей обнажённых.

Николай Шальнов: тэги: искусство вечно, мои университеты, мыслевыброс, готика Рита перечитывает "Потерянные души" Поппи Брайт и думает о том, сколь глубоко въелась готика в её существование. "Эстетизация окружающего мира для готов может служить формой протеста против обыденности или общепринятых ценностей", - пишет "Википедия". Сегодня Рита на экзамене разглагольствовала о том, как же хороши на самом деле эстетические взгляды Джона Рёскина, прерафаэлитов и Оскара Уайльда в частности. Рита сама в юности пережила сильный духовный кризис вроде кризиса личности Дориана Грея, а, точнее, Оскара Уайльда, который выявил в романе те ценности, взаимосвязь которых стала для него в итоге его поисков неразрывной. Что интересно, о своём 17 - 18-летии Рита тоже может сказать словами Рембо - это было чистой воды "одно лето в аду": этот год стал для неё пиком разгульных похождений, компенсировавших весь целибат депрессии первого курса филфака. Хотя она и на дне этой печали сумела найти благоуханный мёд, когда поняла, что через весь период разврата и низменных страстей протянулась нить веры во что-то высшее. Подобно Великому Архитектору, созерцающему драгоценное чудо своего земного паломничества, Рита завершает каждую сессию своих хогвартских сезонов со смешанными чувствами восторга и удивления. "И есть бессмертие - путь растворения, белый лик смерти, вечное путешествие. Эту смерть избрали Агасфер и Мерлин, и многие, оставившие после себя в гробнице лишь благоухание", - писала Лора Бочарова. Хотя восьмой дом гороскопа в Козероге, по мнению Павла Глобы, и обещает Рите глубокий маразм, сабианский символ поэтично описывает "свет в конце пути" - символ Перехода. При воспоминании об этом в памяти всплывает образ Эдмунда, приревновавшего Питера к его девушке, когда тот вернулся со свидания в рубашке со следами поцелуев.



полная версия страницы