Форум » Дневники персонажей » Дневник Риты Скитер (продолжение) » Ответить
Дневник Риты Скитер (продолжение)
Николай Шальнов: [quote]И они пали в его объятия, и осыпали его поцелуями, и отвели во дворец, где облекли его в дивные одежды, и возложили на его голову корону, и дали ему в руки скипетр, и он стал властелином города, который стоял на берегу реки. И он был справедлив и милосерд ко всем. Он изгнал злого Волшебника, а Лесорубу и его жене послал богатые дары, а сыновей их сделал вельможами. И он не дозволял никому обращаться жестоко с птицами и лесными зверями и всех учил добру, любви и милосердию. И он кормил голодных и сирых и одевал нагих, и в стране его всегда царили мир и благоденствие. Но правил он недолго. Слишком велики были его муки, слишком тяжкому подвергся он испытанию — и спустя три года он умер. А преемник его был тираном.[/quote] Оскар Уайльд, "Мальчик-Звезда"
Николай Шальнов: тэги: сказки о дружбе Если говорить о дружбе, то про Андрея я могу сказать то же, что и Толкин о Клайве Льюисе: "Мой неоплатный долг по отношению к нему состоит не в том, что обычно понимается под словом "влияние", в а в том, что он просто подбадривал меня. Долгое время он был моим единственным слушателем. Он единственный подал мне мысль о том, что мои "побасенки" могут быть чем-то большим, чем личное хобби". Эрос скрепляет сущее тем, что он есть "стремление родить и произвести на свет в прекрасном" (206 е, "Пир", Платон); а если человек следует этому стремлению, то тем самым он подтверждает своим существом восприятие и следование этому стремлению. "Проницательная мысль Платона о женском и мужском начале души, та удивительная взаимосвязь, которую он увидел между духовным подъёмом человека и испытываемой им любовной страстью, есть мечты о воплощении Идеи в прекрасную живую форму и о некоем духовном зачатии с последующими "родовыми муками" и "родами" - во всём этом было нечто такое, что восхищало поэтов и мыслителей XVI столетия. Когда Шекспир обращается к Уилли Хьюзу со словами: <...> Стихи такие мне внушить сумей, Чтоб проложить в века смогли свой путь!, - он имеет в виду теорию Диотимы, согласно которой Красота - это та богиня, которая неизменно присутствует при рождении всего сущего, способствует появлению на свет божий первых, ещё смутных зачатков души. А когда Шекспир говорит нам о "соединенье двух сердец" и призывает своего друга породить детей, над которыми не властно само Время, он лишь повторяет слова пророчиц: "друзей соединяют стократ более тесные узы, чем супругов, производящих на свет детей смертных, ибо дети, порождаемые узами дружбы, бессмертны и божественно прекрасны". Точно так же Эдвард Блаунт в своём посвящении к "Геро и Леандру" говорит о произведениях Марло как о "законных детях" драматурга, порождённых его талантом, а Фрэнсис Бэкон, утверждая, что "лучшие произведения, представляющие для широких масс наибольший интерес, были созданы людьми неженатыми и бездетными, состоящими в брачном союзе лишь со своей публикой, которой они подарили и все свои чувства, и всё своё наследие", в сущности, перефразирует один из диалогов "Пира" Платона". (О. Уайльд, "Потрет мистера У. Х.)
Николай Шальнов: тэги: прыткое перо, графомания, декаданс Этот отрывок написан по просьбе подруги-слэшерки. Вот ей-то, расшевелившей мою музу почище любой Зелёной Феи, это и посвящаю. Бар "Имаго" Вечерело. Питер выбрался из дома во всём великолепии: чёрные джинсы, чёрные гриндера, небольшой гофрированный ирокез, балахон, застёгнутый пряжкой в виде серебряного гробика с сюрпризом: графом Дракулой, выпрыгивающем оттуда при нажатии на кнопочку, притаившейся на стенке гроба; под глазами залегли чёрные тени естественного происхождения, но вовсе не потому, что Питер экономил краску: он уже несколько дней мучался навязчивыми творческими идеями, барабанящими по черепу изнутри его подсознания, понять которое его разум уже давно отказался, несмотря на многочисленные психоаналитические статьи, которыми он зачитывался вот уже несколько месяцев подряд. От походов по психологам у него осталось лишь брезгливое чувство собственной неполноценности: эти ублюдки смотрели на него как на помешанного, а одна блондинка едва не свалилась со стула, когда Питер всего лишь расстегнул шипованный браслет, изрядно натирающий ему запястье. Продолжение тут: - Вам что, подобное незнакомо? - невинно поинтересовался парень. - Я психолог, а не психиатр, - сообразила, а, скорее, удачно вставила заезженную фразу ошарашенная Мэри Сью. - Вам не к нам надо обращаться, а к доктору Уоткинсу... Погодите минуту, я сейчас узнаю, принимает ли он посетителей. Рука блондинки потянулась к телефону. - Спасибо, не надо, - отрезал Питер и, отсчитав купюры, поторопился к выходу. Сегодня знаменитый браслет, перетерпевший немало приключений в пьяных драках в самых злачных кварталах Нью-Йорка, также был на нём, завершали композицию великолепный кожаный ошейник, слабо отсвечивающий в свете приподъездных фонарей серебристым блеском металлических вставок, и кулон в виде обагренного фальшивой кровью кинжала, как у Кентервильского привидения. Место, куда он направлялся, было весьма необычно для человека с его пристрастиями, но оно в силу какого-то необъяснимого, свойственного лишь упадочникам стремления переживать увлечения, заведомо чуждыми их натуре, вот уже несколько недель притягивало его, точно магнитом. Впрочем, находилось оно недалеко от места его проживания, это было и удобно, и не требовало затрат на такси. Правда, иногда тамошняя Зелёная Фея наглела и начинала навязчиво нашёптывать ему мысли о суициде, а вкупе с атмосферой клуба "Имаго" эта восхитительная возможность переставала быть возможностью, стремясь отлиться в пугающую действительность. Если, конечно, за гранью жизни есть ещё действительность. Впрочем, все декаденты рано или поздно об этом узнавали, если не портились и не становились почтенными отцами семейства, не начинали заниматься торговлей или не перебирались в провинцию, где спокойно доили коров, или на тихоокеанское побережье, где наслаждались закатами или загорали, сгоняя с себя бледность, которой раньше так гордились. Впрочем, один из приятелей Питера как-то решился на то, что так боготворили и так трусливо побаивались все остальные вырожденцы их тусовки, и познакомился с костлявой старушкой раньше времени, только вот она ушла дальше собирать свою жатву, а приятеля зашвырнуло в самый эпицентр преисподней, судя по его образу жизни и по тому, сколько долгов и неоплаченных кредитов он оставил своим родственникам, безумно его любившим. Питер с компанией принесли ему на похороны симпатичный венок из сушёных чёрных роз, волею судеб увенчавший гору прощальных букетов, который начал рассыпаться на глазах, едва гроб стали опускать в могилу. Компания, отдав последний долг умершему, поспешила поскорее убраться с кладбища, пока за строгими чёрными пиджаками и изящными вуальками деловых леди не разглядели сомнительных личностей, окружавших в последнее время Рокки - так звали этого ханурика. Впрочем, он и сам был виноват: слишком слабая психика, ему не раз говорили, чтобы он не особо проникался тем, чем обычно развлекали себя извечные посетители готических пати на ...-авеню, и если Бодлер показался ему невообразимо трудным для восприятия, то грошовые байки местных готов про загробную жизнь и завывания "Bauhaus`a" окончательно отрезали ему путь к светлому прошлому у родительского камелька. Да и к будущему тоже. Питер вернулся к реальности. Он уже подходил к входу в клуб. За дверью явно наблюдали, Питер успел убедиться в существовании этих незримых сил, когда широкоплечий парень в чёрной костюме, появившийся буквально из ниоткуда, дал от ворот поворот одному фашику, решившему наведаться в это заведение с целью применения на практике того, что расисты проповедуют на своих сходках в отношении гомосексуалистов. Фейс-контроля не было, равно как и не было парковки для автомобилей. Возле входа околачивались два манерных типа, явно не знающих, куда бы приструнить свои тощие задницы. Они флиртовали друг с другом, как два голубка по весне. Один пытался затянуть другого в дверь клуба, другой, едва не выронив стакан с кровавой Мэри, пытался засосать его, по-видимому делая ставку на то, что это произойдёт прилюдно: есть такая нездоровая страсть к самодемонстрации у некоторых представителей секс-меньшинств. Оба в итоге загородили проход, и Питеру пришлось простоять у входа долбаных пять минут, за которые он уже давно бы мог начать предаваться своим более или менее извращённым полубогемным фантазиям. Питер прошёл по тёмному коридору, ориентируясь на свет и музыку, совершенно нехарактерную для заведений подобного типа. Это был дарквейв или что-то вроде индастриэла - если можно огрубить факт и приблизить его хотя бы отдалённо к музыкальным пристрастиям Питера, к его удивлению, ему удобоваримую, но совершенно неподходящую под то, что он увидел секундой спустя, ввалившись в гей-бар. В тёмном задымлённом помещении, освещённом редкими матовыми тускло-жёлтыми лампами, можно было угадать тех, кто так часто попадался на удочку Несправедливости - в мире мафии ли, или в жизни сталкиваясь с совершенно неподвластными анализу силами и ситуациями. Это было воплощённое пристанище нуара, если так можно охарактеризовать сомнительное заведение, погружённое в болото безысходности и тоски. Каждому, присутствующему здесь, не важно, находился ли он в подавленном или приподнятом состоянии духа, казалось, что счастливая, полная надеж и ярких красок жизнь оставлена им за дверью, а сюда он пришёл только за тем, чтобы попрощаться со своими мечтами, с жизнью и с теми надеждами, которые он питал в отношении своего будущего. Безмолвие и отчаяние окружало здесь каждого. Ярким светом из темноты была выхвачена только барная стойка, за которой примостился какой-то верзила в чёрной куртке, неотступно глядящий в дальний угол зала, да смазливый невысоклик (так его прозвал Питер, на днях в бутылкой пива пересмотревший какую-то из частей "Властелина колец") в новомодной рубашке с принтом в виде фиолетовых цветов на чёрном фоне. "Явно пассив", - подумал Питеру, глядя на паренька, покачивающего ногой в такт музыке и вытягивающего губы всякий раз, когда накачанный стриптизёр на сцене выпячивал свой зад в сторону невидимой публики. Стриптизёр был не один: на помосте, по которому змеились кольца табачного дыма, была ещё дюжина молоденьких самцов в красных стрингах, которые, впрочем, вскоре за ненадобностью были отброшены в зал и, судя по восторженному воплю какого-то фетишиста, успешно подхвачены. Этот голубой кордебалет вкупе с нестандартной музыкой представлял собой странное зрелище, особенно когда его руководитель - взлохмаченная дива подиума по кличке Псарь, расплывался в улыбке, демонстрируя посетителям своё круглое, как луна, лицо, припорошённое слоем сценической пудры и утыканное крупными, ловившими свет ярких, метающихся по всему пространству помоста прожекторов, разноцветными стразами. Пилоны, на которых стриптизёры демонстрировали чудеса акробатического искусства, были намертво привинчены к полу большими болтами - их было хорошо видно с того места, на которое примостился Питер, заказав себе изрядную долю дорогущего, но качественного абсента: ловить Зелёную Фею в "Имаго" было невыразимым удовольствием. Это было одной из причин, по которой Питер наведывался в это заведение по два, а то и по три раза за неделю. В одиночестве, потому как друзья неправильно бы поняли его, а если бы и поняли, то всё равно не захотели бы разделить его увлечения дорогим алкоголем: Питер зарабатывал за неделю вдвое больше, чем они - за месяц, и поэтому он довольствовался тем, что по воскресеньям угощал их баночками "Суперкрепкого лагера", купленного тут же, за что получал смачный слюнявый поцелуй в щёку от Марго - бывшей готессы, недавно втиснувшейся в немногочисленные ряды "Маковых зёрен" (так Питер и его друзья называли свою тусовку) после того, как едва не покончила с собой на одном из городских кладбищ и прошла насильственный курс лечения в психиатрической клинике. Может, исключительно из-за этого случая Джейк - друг Питера - и приводил неопровержимый довод к необходимости наличия её в братстве, чем оправдал появление своей пышной, экзальтированной подруги в декадентских кругах Манхэттена. За другим столиком, ближе к сцене от того месте, которое занял сидел Питер, расположился тихий тип в чёрном плаще, которого можно было бы принять за фрика, если бы не изящный, почти аристократический крой и дорогую ткань его балахона. Питер было подумал, что это ещё один из одиноких воинов декаданса, невесть какими путями, как и сам Питер, очутившийся среди голубой братии Манхэттена, но отбросил эту мысль ввиду того, что парень весь вечер тихо сидел, не заказывая ни прославленный зелёный напиток, ни других возбуждающих средств, способствующих расширению сознания. Погоня за музой, судя по всему, также не входила в его планы, поскольку он, казалось, вообще не двигался, только иногда его зрачки поблёскивали, выдавая движение глаз, которые перебегали со сцены на женщину с сигаретой за столиком прямо перед ней и - в угол, в котором явно не было ничего интересного. Этот странный, тихий тип был ужасно притягательным, Питер даже разок попытался заговорить с ним, но бугай в чёрном у барной стойки резко приподнялся и направился к ним, лицо его при этом явно не выражало никаких дружелюбных намерений. Питер хотел было уже делать ноги, но громила только скрестил руки на груди и продолжал неотступно следить за каждым движением Питера, который потерял всё прежнее расположение духа к объекту своего внимания. Парень в плаще никак не реагировал, только перевёл ничего не выражающий взгляд со сцены на бугая, и вновь вернулся к созерцанию дальнего угла. "Хер их поймёшь, этих пидорасов", - раздосадованно думал Питер, возвращаясь к своему столику. "Сам виноват, знаешь же, на какое варенье сюда слетаются. Видать, его дружок - хороша парочка, хех". Утешив себя подобным убеждением, Питер сделал добрый глоток абсента и задумался о Лотреамоне. Верзила также отошёл к стойке, впервые за вечер заказав что-то у бармена - странноватого парня с красивыми, по-кошачьи раскосыми глазами и косплеевскими беличьими ушками на голове. В какой-то момент к Питеру пришло то, за чем он, собственно, сюда и явился. Это было странное ощущение: как будто весь мир плывёт под тобой, как будто сновидение, невыразимое по своим неземным ощущениям, расширилось до бесконечности. Казалось, что вот ещё немного, и эмоции разорвут его в клочья - и непонятно, радость это или страдание переполняет тебя, стирая границы между сном и явью, окрашивая реальность фантастическими, нереальной яркости красками. Питер на минуту забыл и о парочке престарелых гомиков, уютно разместившихся на столике у стены и, обоюдополезно обогащаясь духовно, забывших про весь свет, и про унылую, депрессивную атмосферу всего заведения, в душные испарения которого были погружены все посетители, висящие, точно в коконах, в тени своих мыслей, окрашенных беспросветным пессимизмом... Это было ещё одной радостью усталого декадента - бар будто создан был для тех, кто болен неотмирной мечтательностью, ностальгией, прошлым, которое не имело права на возвращение - ввиду ли безнравственных поступков своих посетителей, ввиду ли простой несправедливости самой жизни, отнявшей последнюю надежду у тех, кто топил свои тягучие, нескончаемые проблемы в бокалах с виски или мартини. Сам дух этого клуба был духом разочарованного века, пытающегося забыться - хотя бы на время - в тех удовольствиях, которые могла предложить гей-тусовка своим приверженцам. И, несмотря на толерантность к меньшинствам, которой гордились Соединённые Штаты, это местечко отдавало какой-то порочностью, разрухой - крушением мечтаний, идеалов, идолов, гнилостным разложением, так необходимых всякому любителю изысканных удовольствий. И Питер, внезапно поймавший привет Зелёной Феи, осознав это с новой силой, вдруг встал и громко, на весь зал, почти нараспев, делая ударение на каждом слове, мрачными интонациями начал бессмертное бодлеровское: Тебе, о Сатана, мольбы и песнопенья! О, где бы ни был ты: в лазурных небесах, Где некогда царил, иль в адских пропастях, Где молча опочил в час страшного паденья, - Пошли душе моей твой непробудный сон Под древом роковым добра и зла познанья, Когда твое чело, как храма очертанья, Ветвями осенит оно со всех сторон!
Николай Шальнов: тэги: о ничтожестве и горестях жизни Бабулька в магазине продавала свои соленья, причитая, что её "внучки выгнали из дома", и ей теперь не на что жить. Я поверил, жалко стало... Купил у неё банку лече, думаю, сэкономлю на кофе или чём-нибудь другом... Ту странность, что бабулька успела наклеить на банки ценники, пока её выгоняли, заметил уже после. На следующий день встречаю эту резвую старушку в подъезде, где она призналась, что "ремонт вот делаю, не хватает на потолочную плитку". =)) Обычно мне бывает жалко красоту, потом - себя, - потом - других людей. Странно. Говоря о красоте... В детстве у меня вызвала слёзы сказка "Чёрная курица", в отрочестве - "Маленькие старушки" Бодлера, а в юности - первая часть "Сумерек". Это было вроде то самое прекрасное проникновенное искусство, о котором я в последнее время слишком часто говорю. Истинно, слёзы - лучшая награда художнику. Ах, да... Месяца полтора назад мне стало жалко свою старую подругу, и я тоже плакал. Как редко я плачу, хотя так много поводов! ...Их глаза — это слез неизбывных озера, Это горны, где блестками стынет металл, И пленится навек обаяньем их взора Тот, кто злобу Судьбы на себе испытал. II Ты, весталка, ты, жрица игорного дома, Ты, которою музы гордиться могли, Кто, по имени только суфлеру знакома, Красотою прославила свой Тиволи, — Вами пьян я давно! Но меж хрупких созданий Есть иные — печаль обратившие в мед, Устремившие к небу на крыльях страданий Свой упрямый, как преданность Долгу, полет. Та — изгнанница, жертва суда и закона, Та — от мужа одно лишь видавшая зло, Та — над сыном поникшая грустно мадонна, Все, чьи слезы лишь море вместить бы могло. <...> III Как наблюдать любил я за одной из вас! В часы, когда заря вечерняя алела На небе, точно кровь из ран живых сочась, В укромном уголку она одна сидела И чутко слушала богатый медью гром Военной музыки, который наполняет По вечерам сады и боевым огнем Уснувшие сердца сограждан зажигает. Она еще пряма, бодра на вид была И жадно песнь войны суровую вдыхала: Глаз расширялся вдруг порой, как у орла, Чело из мрамора, казалось, лавров ждало... Бодлер
Николай Шальнов: тэги: сказки на ночь Вдохновил мир компьютерной игры "Skyrim", хотя действие происходит в выдуманной мною вселенной. Продолжение, надеюсь, следует... Проклятье Красноглазого Глава 1. Проклятье рода Виссексов Небо над городом было затянуто унылой пеленой свинцовых туч. Настроение у меня было подстать небу: на сердце лежал тяжкий груз воспоминаний, которые захлестнули меня с утра, когда я проснулся в гостиничном номере, весь разбитый от вчерашней попойки в трактире "Виноградная лоза". Кажется, я запустил кого-то кружкой и, судя по воплю одного кретина, который по пьяне полез на меня с кинжалом, удачно попал. Завязалась драка. Я врезал кому-то из верзил, с воплем замахнувшегося на меня табуреткой, прямо в живот, и того шатнуло в сторону. Правда, затем кто-то вырубил меня, и утром я каким-то чудом я оказался наверху, целый и невридимый. Первым делом я опохмелился медовухой, и головная боль немного отступила. Расспросив о том, что произошло вчера, у хозяина, я узнал, что в трактир ворвались имперцы в тот самый момент, когда на меня замахнулся секирой полоумный гном, решивший встрять в драку без видимых на то причин, и если бы не стражи порядка, пришлось бы мне туго. Правда, напоследок один из верзил ухитрился-таки стукнуть меня по затылку чем-то тяжёлым (кажется, это была оплетённая бутыль из-под вина), и я потерял сознание. Зная о моей относительной порядочности, хозяин бара вместе со своим слугой отнёс меня в мою комнату, предоставив вышибале вместе с имперцами расправляться с моими недоброжелателями. Продолжение тут: Бар был заполнен матроснёй с какого-то крупного торгового судна, они горланили свои морские песни, хвастались утренним уловом и пытались завлечь молоденьких официанток в свои объятия. Зрелище было не самое интересное, и вскоре я вернулся в свою комнату, чтобы продолжить изучать старинный том, который достался мне от моего наставника, старенького хранителя губернаторской печати. Этому пронырливому старикашке, казалось, было ведомо всё на свете, и вот теперь, разбираясь в событиях невероятной давности, мне казалось, что то, что ещё недавно будоражило умы городской аристократии своей неординарностью, вырисовывается теперь со всей ясностью, как парус корабля на чистом, не затемнённом облаками горизонте. В одной из глав книги говорилось, что издавна в городской черте существует орден Чёрных Некромантов, которые когда-то подняли восстание мертвецов, едва не уничтожившее весь город. Академия магии, расположенная тут же, в Вайсексе, едва справилась с ордой бредущих в ночи трупов, призвав объединённые силы огня и воздуха. "Смрад после чистки, - писалось историком, - стоял невыносимый". Но даже не в этом суть. После этой неудачной попытки совершить переворот власти объявили и без того считавшийся подозрительным Орден Чёрной Руки вне закона, и устроили облаву на его представителей во главе с имперской ищейкой Вайраном Цепкоруким. В результате этого мероприятия были преданы суду и сосланы на далёкие рудники главные виновники произошедшего, а магистр ордена, которого все, в том числе и многие горожане, обращавшиеся к нему с целью связаться с духами умерших родственников, звали просто Красноглазым, приговорён к сожжению на костре. Рассказывают, что перед смертью Красноглазый проклял город, и крикнул в толпу, что не видать покоя Вайсексу до те пор, пока не погибнут один за другим представители семи поколений правящей городской династии Виссексов. Этот древний клан осел в качестве наместников в городе давным-давно, ещё когда императрица Присцилла раздавала хартии относительной вольности пэрам и соуправителям гигантской Империи Оэдра. И вот, кажется, проклятье начало сбываться. Без каких-либо признаков насильственной смерти нашли в своей кровати в ночь перед самым днём своего рождения семилетнюю дочь герцога Виссекса Аурэлию мёртвой, хотя и прекрасной, как все девочки этого рода. А через неделю умер и её младший брат, как выявили придворные медики, от удушья, но ничего, что портило бы белоснежную шею наследника герцога - следов от удавки, пальцев или чего-нибудь другого - не было. По-видимому, была замешана магия, но ни один из представителей Академии не мог сказать ничего вразумительного. Только от старого Мастера Однорукого сумели добиться упоминания о том, что подобного рода колдовство практиковалось на островах Аэндорского архипелага, на далёком западе от континента, где он побывал когда-то, будучи совсем юным, только что выпустившимся из Ниирской Школы магических ремёсел. Школа эта, кстати говоря, была признана лучшей школой магии во всём известном мире, и выходцы из неё знали и умели подчас больше, чем некоторые представители прославленной Академии, распустившей свои отростки по всем крупным городам Империи. Стало быть, магу-выходцу из этой школы, а тем более дослужившемуся до звания Мастера, можно было доверять. Но, выслушав на этот раз учёного мужа, герцогская семья пришла только к большему разочарованию. Ни объяснения, ни, тем более, средств возвращения пострадавших от чародейства к жизни Однорукий не знал. Он лишь с сожалением провёл пальцами единственной руки по шее, прощупав, по-видимому, пульс, и удостоверившись, что его нет, вздохнул и, поклонившись, отошёл в сторону своих коллег. Герцогиня была в отчаянии. Как рассказывали горничные, она устроила истерику, обвиняя своего супруга, Перкония Виссекса, в недальновидности, а герцог только молчал и поглаживал свою козлиную бородку, понимая, по-видимому, что совершил большой промах, приговорив Красноглазого к смерти. Репутация этого бесовского ордена была самая тёмная, и не стоило связываться с ними, зная, какую пакость они могут откинуть перед смертью, а то и после неё. И вот теперь он остался без своих любимых детей, и сердце его, казалось, билось медленнее от горя. С потемневшим лицом и запавшими глазами расхаживал Виссекс из угла в угол своей опочивальни, изредка отдавая распоряжения слугам, пришедшими с новостями из столицы. Герцог разослал во все концы империи вестников, дабы те разузнали о лиходейских чарах Красноглазого побольше, но новостей всё не было, и Виссексу казалось, что в скрипе половиц он слышит злорадное бормотание наставника Некромантов. После этого случая, который так и остался без объяснения (разве что Мастер Однорукий послал одного из своих учеников на Аэндорские острова изучить этот неизвестный способ колдовства, да ученик пропал, и никто не знает, что с ним сталось), Виссекс прожил ещё сорок лет, родив одного сына, который, по счастью или по несчастью ли, дожил до тридцати, после чего случайно во время купания в городской речке напоролся на тростник и от этого умер. Благо что он оставил наследницу, пятилетнюю Квариллу, которая к настоящему моменту стала герцогиней Виссекс, удельной правительницей Вайсекса и прилегающих к нему областей. На этом раздел, посвящённый истории Вайсекса, окончился. Впрочем, действие, описанное в "Истории Вайсекса", окончилось в самом недалёком прошлом: от назначения императорским указом Квариллы на пост главы города до настоящего момента прошло всего три года. Но сейчас герцогиня на время передала дела в руки городскому Совету <Совету Десяти Старейшин>, а сама одела траур по случаю безвременной кончины своего годовалого сына, скончавшегося от какой-то неизвестной болезни. Одни обвиняли кормилицу: дескать, её молоко нечисто, а иначе кто мог укокошить младенца, не оставив никаких следов? Но это обвинение с неё скоро сняли, хотя бы по заступничеству Квариллы, которую выкормила эта же женщина. Придворный лекарь, назначенный недавно на должность и искушённый в чародействе, хотя и ещё сравнительно молодой человек, вообще не мог найти причины, почему цветущий, розовый младенец исчах буквально за два дня, оставив после себя отощавшее, сморщенное и посиневшее тельце, которое с почестями должны были отнести в усыпальницу Виссексов этой ночью. По городу уже ползли слухи (во всяком случае, один из таких слухов я услышал из уст одной кухарки, работающей во дворце герцогини и заглянувшей к трактирщику "Виноградной лозы"), что Кварилла опустила руки и ожидает своей скорой кончины, памятуя о каком-то родовом проклятье. Теперь мне стало ясно, что бояться ей было чего. В этот момент в дверь моей комнаты постучали. Глава 2. Преданный - Открыто! - сказал я, и в комнату вошёл слуга, вручив мне послание - свиток бледно-лиловой бумаги, скреплённой королевским гербом. Судя по всему, это было что-то важное. Сунув слуге серебряную монетку, я распечатал свиток и прочёл следующее: "Рингил, сын Варта, вас приветствует первый советник герцогини Квариллы, член Совета Старшейшин Вайсекса и доверенное лицо семьи Виссексов. Для меня очень важно поговорить с вами с глазу на глаз сегодня вечером, это не отнимет у вас много времени. Единственная моя просьба (считайте её личной просьбой самой герцогини) состоит в том, чтобы вы заняли сегодня вечером столик в углу, ближе к камину и подальше от посторонних глаз и ушей. Время выбирайте сами, когда вам будет удобно, главное, чтобы вы своевременно сообщили об этом господину Пузану (кажется, это его прозвище, имени его я не знаю, но все называют его именно так), трактирщику. Я не замедлю появиться. Такая конспирация необходима ввиду особого поручения, которое мне доверено. Моя скромная миссия состоит в том, чтобы прояснить детали одного предприятия, которое, как считают многие авторитетные лица, по силу лишь вам и ещё двум-трём смельчакам, но об этом после. Поверьте мне, дело может оказаться весьма выйгрышным для обеих сторон, и солидное денежное поощрение не заставит себя ждать. До вечера. Ваш покорный слуга, Товис Преданный". Мне стало любопытно и немного не по себе. Внешний вид письма дышал официальностью, а ввязываться в дела правящих кругов не не очень хотелось. С другой стороны, деньги бы мне сейчас не помешали бы, и, памятуя о нескольких случаях (в том числе и вчерашний), когда имперские легионеры спасали мне жизнь, я решил согласиться, и позвал слугу, начеркав на клочке пергамента из дорожной сумы пару слов трактирщику. Самому спускаться мне было лень, тем более что слуга радовался моему щедрому денежному подношению за доставку свитка, которое я урвал по доброте душевной из своего личного неприкосновенного запаса. Мне почему-то казалось, что Пузан, несмотря на его вечно радушную улыбочку, весьма суров со своими подмастерьями, а этот парень всегда был услужлив и старателен, даже в те времена, когда мне не было, чем платить за простой, и я влезал к Пузану в долги. Впрочем, впоследствии трактирщик считал себя обязанным мне за то, что я расхвалил его харчевню среди приезжего купечества, с которым позднее имел дело, и его доходы возросли вдвое. Поэтому договориться о столике не составило для меня особого труда. День пролетел незаметно. Я прогулялся по улочкам, прилегающим к той, на которой располагалась "Виноградная лоза", дошёл даже до одной из многочисленных площадей с фонтаном, которыми славится Вайсекс. Если верить "Истории", то в своё время эти фонтаны спасли город во время осады его войсками мятежных лордов-отступников под предводительством Арвенделла, зачинателя одной из самых больших смут в истории герцогства. Под водными путями, которые дают жизнь этим шедеврам скульптуры и архитектуры (фонтаны выточены из цельных кусков мрамора и представляют собой композиции на мифологические сюжеты; все они занесены в число охраняемых империей достояний отошедшей в прошлое Третьей Эры Звёзд), лежат огромные пещеры, невесть когда выточенные гномами в толще скал, образующих платформу для города. Если верить легендам, они когда-то были заселены племенем тёмных магов, пришедших с востока и принёсших собой запрещённое имперским культом знание, но вскоре этот народ вымер, и катакомбы ныне заброшены. Так, во всяком случае, рассказывают хронисты и старые горожане. К шести часам я вернулся в трактир и проспал два часа до тех пор, пока за окном не начали сгущаться сумерки. Пора было встречать моего неожиданного визитёра. Спустившись в зал, я занял заранее подготовленный столик в углу (если не считать русалки с картины над столом, то никто больше не мог услышать негромкий разговор тех, кто сидел за ним), заказал себе кружку доброго, разбавленного ключевой водой вина и в ожидании советника рассматривал присутствующих. Помещение было заполнено представителями самых разных рас, населяющих империю Оэдра. Не было разве что только орков, троллей и великанов: они предпочитали ютиться в своих пещерах и питаться тем, что наловили за день и зажарили себе сами. Но все остальные, пестря многообразием одежд и говоров, кучковались возле столиков (сегодня было много народу, больше, чем обычно, уж на какую конфиденциальность надеялся Преданный, было непонятно), и тем, кому не хватало места, поварята и подмастерья приносили деревянные чурбаны для того, чтобы можно было сесть поближе к представителям своей расы. Велись оживлённые беседы, слышался звон монет, стук деревянных кружек и пьяные голоса, подзывавшие прислугу, чтобы заказать очередную порцию пива, которое тут было и впрямь неплохим. Советник не заставил себя долго ждать. Вскоре он появился в странной одежде тёмно-фиолетового цвета, почти слившись с полутёмным трактиром, и, подойдя ко мне, приветствовал меня небольшим поклоном. - Меня побудили обратиться к вам слухи, которые при проверке моими людьми оказались правдивыми. Почему вы так тщательно скрываете от людей свой дар? Хотя я понимаю, почему... Сейчас к людям с необычными способностями вроде ваших, - на этих словах Товис понизил голос, - относятся с куда большей настороженностью, чем это было, скажем, при моём деде, когда древняя магия была куда востребованнее, чем сейчас, и по отношению к ней люди не питали предрассудков. Советник был прав. После того, как Учителя Драконьего Предела развили во мне талант к Драконьей Речи, её демонстрация, даже случайная, вызывала настороженность даже у жителей крупных городов, которых, казалось бы, нечем было удивить - филиалы Академии Магии со своими трюками лишили горожан возможности верить в чудеса, но не лишили их странных предрассудков и ложных страхов при встрече с неизвестным волшебством. Про провинциалов и деревенщину и говорить было нечего. Как-то раз, заночевав на сеновале у одного крестьянина в окрестностях Форлиндона, я во сне произнёс слог Речи, которая даже не возымела своего действия в полной мере, только распугала скотину, но и этого было достаточно, чтобы поутру меня спровадили как можно скорей, а дети с визгом разбегались от меня, когда я выходил на большую дорогу. Древняя старуха, быть может, сама знахарка, даже запустила в меня дырявым черпаком. Наверное, от зависти, чтобы остальным конкурентам было неповадно навещать эту богами забытую деревеньку. - Так в чём же заключается ваше предложение, господин Товис? - я решил сразу перейти к делу. - Не думаю, что оно составит для вас предмет особой сложности, - ответил старейшина. - Учитывая вашу любознательность - да, о том, что вы интересуетесь историей города, мне тоже стало известно от доверенных лиц - я уверен, что вы уже узнали про несчастье госпожи Квариллы и её предков, и, возможно, потомков, если вы не поможете нам истребить эту заразу... - О чём вы? - признаться честно. я даже не удивился осведомлённости Преданного, учитывая характер хранителя печати, не гнушающегося никакими способами заработать. - О тех, кто, вопреки всем стараниям имперских ищеек, остался в живых после той чистки. которая была проведена под началом Цепкорукого. До меня дошли сведения, что Орден некромантов вновь собирается на свои богомерзкие сборища и практикует свои отвратительные ритуалы. И раньше верили в то, что катакомбы под городомне остались в совершенном запустении, но так как они были окружены самыми мрачными легендами, никто, даже самые нищие побирушки и самые отчаянные головорезы с большой дороги не смели совать туда свои носы. Но те, кто волею судеб был помилован вследствие недостатка доказательств причастности их к делу Красноглазого или просто успевшие скрыться, применив магию, или по каким-то другим причинам избежавшие возмездия, облюбовали гномьи выделки и засели там, дожидаясь лучших времён для исполнения завета своего наставника, брошенного с костра в ночь казни. Старые традиции были возрождены, колдовство вновь стало передаваться по линии старшинства, как это было раньше, и вот теперь, когда многим уже стало ясно, что проклятье является прямым проявлением деятельности культа Мёртвых, решено было предпринять вылазку в эти мрачные места. Нашлись добровольцы, и не простые люди. Они довольно постранствовали по свету, и имеют знания и опыт гораздо больший, нежели теоретики-схоласты, засевшие в своих башнях за копотью древних хроник. Но даже их объединённых сил может не хватить в борьбе против Некромантов, напрямую связанных с потусторонним миром, о котором ходит столько мрачных предположений. В связи с этим городской совет вынес на рассмотрение вашу кандидатуру, волею случая оказавшуюся в гостях в нашем городе, и герцогиня ухватилась за эту возможность, как за соломинку. Слухи опережают вас, о Драконорожденный! То, что я должен перепоручить вас от имени герцогства - дело едва ли не государственной важности, поскольку Кварилла - единственная оставшаяся представительница древнего рода, откуда произошёл наш престарелый император. И хотя я выдаю вам тайну, я надеюсь, что мои слова убедят вас в том, что вы должны помочь нам, а заодно и всей империи: скорее всего, престол в ближайшем будущем достанется ей. Если она, как и предыдущие потомки несчастного герцога, погибнет не своей смертью, страна останется без правителя. А древние пророчества гласят, что с гибелью императорского рода погибнет весь мир в том виде, в котором знаем его мы, и врата в царство теней распахнутся раньше положенного срока, до Слияния Миров. Это будет катастрофой для всех живущих... Усилием воли я отогнал мрачную картину, вставшую у меня перед глазами, когда Товис пустился в описания того, во что может превратится сущее, если, как я начал постепенно понимать, я не уложусь в положенный срок, отпущенный на выполнение задания. Суть этого мероприятия Преданный изложил мне в двух словах, предварительно осмотревшись по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не может услышать. - Вы должны проникнуть в святилище, если можно так назвать место проведения ритуалов этих подобных нежити созданий, и если не сорвать их ритуальные пляски, которые вполне могут закончиться гибелью нашей госпожи, то хотя бы расстроить цикл их обрядов, посвящённых демонессе Яре. Некоторые источники свидетельствуют, что поклонение Яре должно вершиться безупречно: эта древняя богиня не терпит никаких отклонений от предписаний, и многие ощутили ярость её гнева на себе, даже не будучи виноватыми в том, что обряд не получился из-за вмешательств извне. Правда, всё это известно со слов очевидцев. Те её поклонники, что так неудачно вызвали её из-под земли, уже не смогли дать никаких свидетельств того, что они, собственно, упустили из виду. Их обнаружили мёртвыми, с засунутыми в глотку их собственными языками. Чуть больше меня знает наш специалист по ересям и древним культам, придворный маг Акринис, но больше сведений о магии подземных некромантов, как он же сообщал мне, до нашего времени не дошло. Преданный умолк, и я задумался. Это мероприятие было довольно опасным, но стоило того, чтобы за него взяться. Во всяком случае, это было лучше пустопорожнего сидения в трактире или страданий от безделья. Признаться честно, у меня было желание записаться в коллегию бардов, но почему-то я нутром ощутил потребность в деятельности, в такой, какая оставила бы след в истории того мира, в котором я жил. Или, во всяком случае, той, что дала бы мне возможность почувствовать себя в гуще событий, от которых я был далёк. Настолько, что всё, что происходило в городе с момента моего в нём пребывания, прошло как бы мимо меня, не задевая ни душу, ни сердца, ни разума. Глава 3. Начало облавы Так, пораскинув умом, я согласился, молча кивнув головой. Преданный ушёл довольный, оставив мне мешочек с золотыми монетами, и я сразу же расплатился с Пузаном, приплатив ещё вперёд за жильё. Вернувшись в комнаты, я прилёг на свою кровать и смотрел в окно, за которым тучи постепенно рассеивались, и в их прорехах можно было увидеть звёзды и первое по величине ночное светило - Родон. Второе - Диабору, видно не было, она восходила позже, и поднималась к зениту в час ночи. Обычно на досуге, которого в последнее время было довольно много, я читал романы, поскольку сравнительная филология была моей страстью, или перебирал в память былые дни, в которых я, ещё юнец по сути, мечтал изменить мир, и вместе с кучкой преданных друзей просиживал на берегу Винны - речки в моём родном городе - до утра, беседуя с ними обо всём на свете. Вот тогда-то и пострадала фундаментальность моего образования, которую я восполнял в последующие периоды, когда, путешествуя по империи, узнал из первых уст столько, сколько, наверное, и не снилось нашим преподавателям в Академии Толмачей Пьерры. Нет, я никогда не был уверен, что знаю то, что должен был знать человек моего возраста и положения, и жизнь не раз показывала мне, насколько ограничено моё мировосприятие, но меланхолию, которую порой овладевала мной, могла прогнать только дружеская беседа, и я никогда впоследствии не корил себя за подобное времяпрепровождение. Языки, особенно имперские, никогда не были застывшими образованиями, они постоянно обогащались неологизмами и заимствованиями из диалектов новоприбывших чужеземцев, усваивавших нашу культуру как когда-то Оэдра перенимала знания и науки от Племени Божеств, чей остров сокрылся от людей в северных туманах. Да и древние языки никогда не умирали в полном смысле этого слова. Когда императрица Присцилла, сама весьма учёная дама, основала Академию Истории, регулярно отправлявшую археологические экспедиции на восток и на юг с целью разведать, что сталось с теми заброшенными городами и центрами древних культов, образованному миру стало ясно, что всё, что считалось занесённым песками времени, живо, и группки жрецов древних религий и поныне справляют свои обряды, несмотря на неумолимую поступь времени. Так среди учёных и магов империи распространились некоторые древние выражения, обладающие огромным потенциалом воздействия на реальность, и реконструкция древних наречий стало престижным занятием среди интеллектуалов, хотя подлинных знатоков до сих пор было необычайно мало. Я, стараясь не отстать от времени, ввёл в свой глоссарий несколько терминов и простых заклинаний, но и их оказалось достаточно, чтобы Академия Магии наложила вето на использование некоторых из них, во всяком случае, пока тебе не угрожает смертельная опасность. Разумеется, я пренебрёг этим запретом, но одного раза было достаточно, чтобы понять, насколько сильно могут воздействовать неизученные всесторонне древние колдовские мантры на произносящего их. В итоге я очутился в одном из лазаретов столицы, от которой был тогда за множество лиг пути, с ужасной головной болью и едва способный видеть. За пару дней талантливые целители вернули меня в нормальное состояние, но предупредили, что поедание дикорастущей смелихи опасно для жизни, и добавили, что, дескать, мне, идиоту, ещё повезло, что я не отдал душу богам. Это при том-то, что я в жизни не видел этой смелихи, не иначе, как мои эксперименты с магией древних навлекло на меня безумие. Это был единственным ответом на вопрос, что же, всё-таки, со мной произошло той злосчастной ночью, когда я решил смеха ради приворожить сельскую девчонку, которая мне давно нравилась, но которая не обращала на меня внимания и больно ранила этим моё самолюбие. В общем, пока я думал да гадал, что же может произойти со мной в этих катакомбах, и на что стоит делать ставку, вечер плавно перетёк в ночь. Слуга принёс новые свечи, рассчитывая, судя по всему, на то, что я по привычке засижусь допоздна над книгами, но я, вопреки обыкновению, решил оставить все вопросы на завтра, а сегодня просто нормально выспаться. И всё же я ворочался с боку на бок: мне мерещились ритуальные маски, кровавые жертвоприношения и странные знаки, начертанные на осклизлых стенах петляющих в темноте коридоров. Воображение часто преподносит нам сюрпризы, особенно когда мы возбуждены или встречаемся с неизвестностью лицом к лицу. В конце-концов я заснул, перебирая в уме, наподобие барашков, разные заклинания, способные отпугнуть нежить, да и вообще людей, которые способны встать на пути искателя приключений вроде меня. Вообще-то я всегда был готов встретить опасность лицом к лицу, поэтому, наверное, я и проспал всю ночь безмятежно, и утром проснулся отдохнувшим, с ощущением чего-то приятного и лёгкого, будто собираюсь не в мрачные подземелья, кишащие культистами жестокой богини, а на свидание в губернаторскую рощу, аромат цветущих деревьев которой доносил от раскрытого окна тихий майский ветерок. Операция по разгону чернокнижников была назначена на вечер этого дня, но перед этим мне предстояло ознакомиться со своими соратниками, а также со специалистами в подобных делах, принявшими участие в разработке плана действий. Поэтому, вычистив сапоги и забрав отглаженное платье у жены трактирщика, деловитой Ириллы, я направился прямо к герцогскому замку, возвышавшемуся на приподнятом и выдающимся к югу от городской черты утёсе, так, что в солнечные дни конусы его бесчисленных декоративных башен и башенок переливались на солнце серебром. Следуя указаниям Товиса, я представил доверительную грамоту начальнику стражи, охраняющему левое крыло нижнего яруса, и меня вскоре провели в аппартаменты Акриниса, придворного мага. Маг оказался худощавым стариком, чуть выше меня ростом и, вопреки обыкновению всех чванных придворных колдунов, вместо вычурного посоха с навершием вооруженный лишь обычным мечом, правда, с крупным рубином на гарде. Прислужница предложила мне выпить, и я не отказался - из чистого любопытства узнать, что нынче подают гостям в богатых домах. Напитком оказался яблочный сок, наверняка из подвалов герцога. Вино не стали предлагать, по понятным причинам: вскоре послышались шаги в коридоре, и в гостиную вошли ещё трое довольно молодых людей, кто старше меня, кто младше, но не более чем на два-три года, и я порадовался, что мне не придётся связываться с ворчунами-академиками или сопливыми бахвалами вроде герцогских сынков, за которыми нужен глаз да глаз. Несмотря на это, кстати, многие родовитые семьи предпочитают отдавать своих чад в подмастерья магам, чтобы те научили их "благородному искусству волхвования", не подозревая, что нужно хотя бы для понимания природы вещей и энергий, которую изучают на первых курсах любой школы или Академии на ваш выбор. Но аристократы хотят видеть в своих отпрысках не только благородную кровь, но и способности, которых зачастую у них отсутствуют, как и элементарные, несмотря на происхождение и воспитание, представления об учтивости. Счастье, если сопливая бестолочь освоит хотя бы элементарные иллюзии... Но и на это нужны годы труда, в первую очередь, самого мага. Впрочем, я довольно далеко ушёл от темы. А Рита спать пошла... А то уже носом печатает. Безумно рада была всех вас видеть. Ожидайте в утреннем выпуске "Пророка" новых подробностей о жизни знаменитостей магической Британии!
Николай Шальнов: тэги: сказки о жизни, ностальжи, ролевые игры Покрасила Рита входную дверь коричневой краской с молоточным эффектом, и теперь она стала похожа на соседскую металлическую как Ортханк - на Барад-Дур. Жаль только, что замазанным оказался стих Сафо: "В этом доме, дитя, полном служенья музам, // Скорби быть не должно, нам неприлично плакать". Сосед точно будет думать, что мы закосили под него, ахах Прочитал, а, вернее, перечитал "Жизнь Толкина" Карпентера, освежив некоторые факты. Биография, кстати, прекрасна и легко читается. Было там о том, что Толкин подготовил к своей предполагаемой биографии воспоминания о детстве. После ролевого собрания я тоже решил не восстанавливать утраченную летопись наших игровых сборов, а набросать пару-тройку воспоминаний. Может, кто-то после того, как я помру, и черканёт пару строк обо мне. "О днях величия и славы/Мой жадный бред ненасытим", ахха А вдохновил на это дело "Дневник толкиениста", написанный с большим юмором: http://grani.clan.su/forum/20-468-1 Из воспоминаний о Турмалине Говоря об истории Турмалина, следует отметить, что я вступил в его ряды как летописец, и некоторое время собирал многоразличные легенды и предания, которые лежали в основе этого удивительного явления в ролевой жизни моего родного города. Это было прекраснейшим временем моей юности, и я до сих пор помню то участие, которое проявили к моей деятельности три его основателя - Льют, Магнус и Блад. Первый - воплощение терпения - дал мне не только прекрасные уроки стрельбы из лука, объяснил, как следует выживать в суровых полевых условиях и что представляет из себя ролевое движение в целом, второй подробнейшим образом расписал мне историю возникновения клана, дополненные затем Льютом историей связи его с остальными ролевыми клубами Оренбурга, а Блад был большим мастером настольных ролевых игр, комната которого до сих пор является для меня предметом эстетических восторгов, а запасы ролевого снаряжения - примером того, чем могли бы стать ролевые игры, удовлетвори они полностью взыскательный вкус талантливых, разборчивых игроков. Поскольку эта задача по большей части составляет предмет многочисленных дискуссий и объектом исследований нескольких поколений ролевиков, останавливаться на ней на данный момент я не стану, сообщу лишь, что в один прекрасный день, которому предшествовали ироничные колкости в адрес движения, я, нацепив свою любимую ветровку с капюшоном, отправился в условленное место, где и встретил тех, с кем мне посчастливилось проводить долгие дни и вечера под открытым небом, под треск костра и стук мечей, слушая самые необыкновенные истории, которые тогда стали частью меня самого. Продолжение тут: Тогда мне казалось - и я никак не мог воплотить в письме то, что чувствовал - что существуют два мира: фэнтезийный мир, который получил оформление в наших собраниях, на которых, несмотря на небольшое число "отцов-основателей" и истинно преданных Турмалину людей, присутствовало довольно много народу, интересующихся ролёвками, и мир реальный, в который очень не хотелось возвращаться по вечерам, памятуя о том, что завтра в школу. Начальными комментариями и рассказами очевидцев о "сотворении мира" - так я иногда называл возникновение Турмалина - была исписана одна двенадцатилистовая тетрадь. Я с большим старанием принялся за летопись, и у меня опустились руки, когда начало её случайно полетела с моей несчастной виндой; но об этом случае я прожужжал уши всем, кто меня знает. По-видимому, шуму было много из ничего, и летопись не стоила внимания. Во всяком случае, в ней были намётки и структура, и некоторые особенно запомнившиеся мне моменты, представленные в характерной для меня описательной манере с привлечением устаревших оборотов, труднопроизносимых архаизмов и ссылок на авторитетные фигуры, коими в то время стали для меня основатели (куда уж авторитетней!). Самыми яркими событиями, которые я помню, был мой первый выезд на природу, когда я, по неведению выпив бутылку "мишек гамми" (это разбавленная водкой "Кола"), не обратив внимание на странный привкус, запил эту жидкость лимонадом, тоже разбавленным, в результате чего половину ночи бродил по полигону, глядя на звёзды, на котором несколько часов до этого собирал с Льютом валежник для костра. Потом никак не мог согреться, и лежал, кажется, спиной к Андрюхе (не помню, было ли одеяло, но если было, и если я ничего не путаю, я упорно остаток своей нетрезвой ночи перетягивал покрывало его на себя). Помню ещё, что был чей-то день рождения. Вторым выездом была ролевая по "Хроникам Амбера", где я познакомился с главой Мордора - Султаном - и его очаровательной женой Славянкой. Игра удалась: нас в первые же полчаса зарубили наёмники (кажется, это были Лотар, Репях и Андрей), и мы остаток игры бродили в виде привидений, получивших от мастера неотъемлемое право на выведение из строя представителей Хаоса истерическими воплями. Багыр прекрасно отыграл ритуал поклонения богам, а Славянка, по её рассказам, бегала по полигону, используя телефон для призыва своей игровой родни ("Корвин, вызов по карте!"). Помню, как набрёл на стоянку Хаоса, где Лях Антон наигрывал на гитаре милые мелодии, а потом мы спали, едва не положив ноги на головы друг друга, у костра, за которым до утра беседовали некоторые игроки, которым не хотелось спать. Как я не грел ноги в своих берцах, едва их не расплавив, согреться мне так и не удалось. Помню, ходили к реке за водой, чтобы варить гречку, и откопали где-то затыренную с прошлого года бутылку водки. В общем, игра, как мне показалось, была подготовлена качественно и прошла хорошо. Мастер, правда (это был БратоПётр), сбежал. А зря. Лук мы прятали, зарыв его в осенние листья. Я всё часто переживал, что его обнаружат, но, когда выбирался в одиночестве не тренировки, находил его невредимым - по-видимому, магия леса охраняла его от любопытных глаз. В Турмалине, благодаря Льюту, было введено строгое правило, которое по большей части выполнялось. Надругательство над деревьями без необходимости считалось кощунством, и некоторые сравнивали их с толкиновскими энтами, а мне часто приходила на ум сравнение Льюта с Зелёными Эльфами, охраняющими леса. Возле костра как-то появилась автомобильная шина, которая пролежала рядом с ним до самого конца. Её историю можно разделить на два этапа: в первый на ней можно было сидеть, во второй о неё можно было только вытирать ноги. Наконечники стрел были гуманизированы пробками или ватой, переклеенными скотчем, и лес обладал каким-то странным свойством лишать нас дефицитных стрел, которые вытачивались из штопиков - стрелы просто терялись, несмотря на то, что занимались мы на поляне перед опушкой. Между лесом и турмалиновским костром было естественное углубление, в котором мы однажды особо снежной зимой развели костёр. В этот ров иногда попадали стрелы, и приходлиось спускаться в него, чтобы их поднять. Впрочем, иногда в ямы сбраывались бутылки из-под портвейна, но это было нечастым явлением, в основном красота природы была незапятнана, даже бомжи, которые разок наведались в наш лагерь, оставили после себя только одно горелое бревно. Однажды мы устроили игру в снежки, построив снежную крепость на краю ямы. Было весело. Тренировки на мечах оставались в стороне: я был неопытен по сравнению с искушёнными основателями, хотя взял пару уроков у Зеалота, да бился на кулуарках с Тимом. Разок Репях притащил на тренировку лук и стрелял по старым джинсам с небольшого расстояния. Лук был настоящим, сделанным по всем ролевым правилам, стрелы - с железными наконечниками, они летели далеко, метров на триста, если не больше. Только было очень жаль, когда на этой же тренировке этот лук нечаянно сломался пополам. На другом конце леса была маленькая крепость - остаток от ресторана, судя по всему. Но она была овеяна ореолом легенд. Мы иногда ходили посмотреть на неё, когда бегали по лесу между сосновыми стволами с луками, играя в простую боёвку. В лесу иногда можно было встретить стоянки бомжей. Однажды Льют устроил словеску, и она была замечательна. Помню, монашки забили меня тогда в бане медным тазом. Игра так понравилась мне, что на следующую сходку я предложил свою, правда, она не возымела подобного успеха. Помню, как в одну снежную ночь мы возвращались с Льютом по заснеженной дороге, было невероятно трудно: с каждым шагом ты всё больше погружался в снег. Но я говорил себе, вспоминая указания магистра нашего турмалинского Ордена, что ролевику нужна выносливость, да и цель ролевых игр отчасти состояла в развитии волевых качеств у игроков. Льют также учил нас зажигать костёр одной спичкой, чему я научился с большим трудом. Было весело, когда однажды на сходку явился только я да ещё Блондинка со своей подругой, и мне пришлось возвращаться домой за охапкой газет, но и это не помогло: пришлось греться пламенем от газет, костра так и не получилось. Потом всё-таки я освоил это нелёгкое искусство. Помню посвящение, когда были возжены факелы и была зачитана нарисованная мною грамота - "Правила Турмалина". Это было уже на закате существования клуба, я уже тогда чувствовал это "в воде, в земле, в воздухе", как пресловутая Галадриэль. Льют был в своём незабвенном синем одеянии, догорал закат, и всё было очень атмосферно. Ещё помню дедушку, которому мы салютовали, когда тот проезжал мимо. Он, кажется, принимал нас за пионеров. Остальные оказавшиеся поблизости люди спешили ретироваться, завидев игроков, махающих дрынами. Да, дрыны тоже были в ходу, и я разок получил одной такой по голове. Правда, не обратил на это внимание, равно как и был горд тем, что натёр себе мозоль на пальцах от тетивы и набил синяк на руке, когда по нескольку часов кряду силился попасть в столб - единственную мишень, которая у нас на то время была. Однажды к нам заявилась целая дюжина девчонок, пожелавших обучиться искусству стрельбы. Так как больше лучников не оказалось, то учить пришлось мне, это было презабавнейшее зрелище. Некоторые схватывали азы этого непростого искусства на лету, некоторым оно давалось сложнее, но именно тогда я понял, как необходим высокий уровень мастерства в том, что ты делаешь, чтобы передавать другим своё умение. Бедный ник мой как только не перевирали. Писолетец - самое безобидное из всего, что я слышал, но это всё стёб. Ели мы зачастую сосиски, которые приносили с собой или покупали в магазине из небольшого посёлка неподалёку. На моей памяти ходили мы в магазин всего лишь раз. Было много анекдотов по Толкину. Крот разок принёс с собой блок-флейту и прекрасно играл на ней, так, что мне стало стыдно за свои потуги в этом направлении. Один раз я пытался подойти к Турмалину со стороны остановки в Мёртвом Городе, это было трудно, тем более, что между ней и местом встречи лежало заснеженное поле, изрытое котлованами, которые я называл именами гор, окружавших толкиновский Мордор (на обороте школьных тетрадей я рисовал почему-то именно их). Один раз мне было до слёз обидно, что я сбился с пути в то время, как другие весело отмечали какой-то праздник, то ли день рождения покойного Витали, то ли ещё что-то... Кстати, в моей словеске Виталя принял имя Стальной Крысы, это я точно помню. Часто мы с Лютом ходили за дровами для костра, причём Льют всегда находил сухое дерево. Я долго не мог научиться отличать сырое от сухого, для меня они все были одинаковы. Путь в Турмалин, во всяком случае, от наших домов, также лежал через поле; особенно оно было красиво осенью. Мы шли по протоптанной тропинке, на которой иногда встречали хозяев, выгуливающих собак. Когда я приходил домой, от меня всегда несло костровым дымом, и, по правде говоря, мне это нравилось. Встречая меня с луком, а иногда с забытым кем-то резиновым топором (о котором Багыр сказал, что он "бальмунговской ковки", а Мильва на "Хрониках Амбера" проворно размахивала им на страх и риск каждого, кто оказывался рядом) люди именовали меня по-разному: кто - Айвенго, кто - рыцарем без страха и упрёка, а некоторые даже просили дать подержать в руках оставшиеся в живых стрелы. Я искренне жалел, что не попал на игру Огнеславы по "Волшебнику Земноморья", кажется, она называлась "Гробницы Атуана", где описанный в этой части великой книги лабиринт был сделан из верёвочек. Очень оригинальная идея! Мне тоже удалось однажды побывать мастером, когда я рисовал на клочках бумаги руны "силы", типа чипов, и раздавал их игрокам, которые в тоге разделились наполовину, одна из которых сочла наспех выдуманный концепт игры "удачной", другая - "неудачной". Кстати, первый чип, увиденный мной, был на том самом топоре, который я описал. Однажды я опоздал на одну интереснейшую игру, не помню, правда, на какую тему её сделали, но зато успел вместе со всеми сфотографироваться. Помню, был малоприятный (во всяком случае, для меня) момент, когда возникли недовольные политикой Турмалина - это были, кажется, Андрей, Репях и иже с ними, по мне чудесные игроки. Но они ушли в лесок по ту сторону трассы, лежащей за турмалиновским лесом. Однажды к ним присоединился и я - в надежде выяснить, что же, всё-таки, произошло, и почему они отделились. Я до конца не понял, были вроде возмущения по поводу запрета на мат и на курение, но я боюсь соврать. Также были не самые приятные страницы в истории Турмалина. Связано это было с тем, что на сходку повалила огромная толпа молоденьких девочек и недалёких "неформалов", которые не знали, чем занять себя, и, сваливаясь в кучи на тренировках, ужирались до беспамятства. То, что они портили всю благодать наших тренировок, признал даже Блад. После этого Турмалин решено было перенести на другое место, и с тех пор люди собирались на Красном Казачестве, недалеко от Мордора. Старое место было забыто, и предания молчат о нём. Частыми гостями тренировок были Думсонги, клан которых мало изменялся со временем, Марэ Ангмарская, у которой за плечами хлестал ветер странствий и вдохновения, Маришка (Элера и Алира как-то дополнили великолепное трио "невестушек Дракулы"), Зеалот, Лотар... Андрей, Репях, Хоббит, Огнеслава - это постоянные гости... В общем, если уж на то пошло, то нас посетили почти все неформалы Оренбурга, из тех, кого я знаю, но лишь немногие продержались до конца, остальных снесло погодой. Именно они, ветераны молодой волны ролевых игр, создали фундамент для дальнейшего развития ролевого движения (в Оренбурге, во всяком случае), и выезд на "Падение Гондолина" и некоторые другие мероприятия, на которых мне посчастливилось побывать - тому свидетельство. Как-то раз мы выехали с Льютом помедитировать на природе. Захватили с собой жаренную курицу, это было незабываемо. С Сидом Гарретом я познакомился на игре Марэ и Айсоннэ, на той самой, где мы швырялись файрболами, а Крот нашёл один из артефактов до начала игры, заглянув по дороге на полигон в скворечник. Я пришёл тогда в мантии с мехом, который очень полюбила Саша Вампирёнок, а Сид, когда мы встретились с ним в университете, дал мне посмотреть комедию про сорокалетнего ролевика, без этого фильма я, наверное, умер бы от отчаяния. Турмалина, правда, тогда уже не существовало, и эстафету перехватил Мордор со своими посиделками и "ролевым лежанием", как выразился Султан, но память о нём жива в моём сердце и будет жить до скончанья дней моих. Огион Летописец *** Из "Жизни Толкина": "...Вокруг кладбища — обычный пригород, совсем не похожий на английскую деревню, которую так любил Толкин, но не особо отличающийся от тех мест, в которых он провел большую часть своей жизни. Так что даже после его смерти эта скромная могила на городском кладбище напоминает нам о противоречии между неприметной жизнью, которую он вел, и ослепительным воображением, создавшим его мифологию. Откуда же оно, это воображение, сотворившее Средиземье и населившее его эльфами, орками и хоббитами? Где источник видений, озарявших жизнь скромного ученого? И почему эти видения так потрясли умы и совпали со стремлениями бесчисленных читателей со всего света? Сам Толкин сказал бы, что ответить на эти вопросы невозможно — по крайней мере, в книге, подобной этой. Он вообще не одобрял использования биографии для толкования литературных произведений и, возможно, был прав. Его настоящая биография — это «Хоббит», «Властелин Колец» и «Сильмариллион», ибо истинная правда о нем содержится в этих книгах. Но возможно, он был бы не против эпитафии".
Николай Шальнов: тэги: охотники за сновидениями Рита получила в подарок новые одёжки, да и прикупила кой-чего ещё. Наверное, посиделки в "Блинбурге" запомнятся ей не только как воплощение её мечтаний о собраниях в духе "Углегрызов", но и как время, когда она никогда не появлялась перед публикой в одном и том же. Единственное развлечение, которое она любит. Как я уже писал, мне часто снятся костюмы, которые я никогда не примерил на себя в силу хотя бы врождённого консерватизма. И в этих снах есть какая-то невыразимая прелесть: впечатление о них может преследовать тебя на протяжении нескольких дней. Например, в одном из них я был в полосатой чёрно-жёлтой пуффендуйской униформе, в штанах с такими же полосатыми вставками, в кедах с чёрно-жёлтыми полосками и такой же бейсболке. В другом сне я был в элегантном готическом наряде, рафинированно-декадентском, причём еле спасся от пожара с помощью друга, которому пришлось из-за меня бросить целоваться с какой-то напомаженной девицей. Впрочем, я поверил сну и надел ветровку в чёрно-жёлтую полоску, с капюшоном. Я отдал дань моему любимому факультету (Пуффендую), но все называли меня пчёлкой. Надо бы нашить на жёлтую футболку герб с барсуком - внешнее может трансформировать внутреннее... Был ещё сон с Нарнией, очень интересный, но я не последовал совету подруги и не записал его, а ведь там было материала фика на три, не меньше.
Николай Шальнов: тэги: легендариум, ролевые игры, юмор Хотел сделать демотиватор, ну да и так пойдёт =)
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно, ностальжи, меланхолия Рита усилием воли оторвала себя от истории средневековой логики в пользу Сэлинджера после того, как ужаснулась тому, сколько надо по программе изучить. На Новый Год спросил у одноклассницы, что она думает о его романе "Над пропастью во ржи", который та благополучно дочитала. "О, там один пессимизм, всё так мрачно!". "Ну, - говорю я, - значит, это надо обязательно прочитать". Готство, видимо, из Риты можно вышибить только вместе с её духом. С этой подружкой мы часто менялись книгами, нашим любимым произведением было "Нортенгерское аббатство" Джейн Остин. Ну и многое другое. И Рите было очень стыдно, когда во время одной новогодней вечеринки мы прожгли ей в паласе дырку углём для кальяна ) Спасибо этому ангелу, что приютила в своём салоне одинокого гота, который отчаялся искать совершенство в повседневном и даже то, что было признано образцовым, нашёл ограниченным!..
Николай Шальнов: тэги: размышления, печалька, сказки о дружбе Говорила Рита со своим другом по телефону, выслушала... Не всегда Рита веселится, взгромоздив сапоги на стол. Невольно вспомнилось грустное лермонтовское: Тамара Зачем мне знать твой печали, Зачем ты жалуешься мне? Ты согрешил… Демон Против тебя ли? Тамара Нас могут слышать!.. Демон Мы одне. Тамара А бог! Демон На нас не кинет взгляда: Он занят небом, не землей! Тамара А наказанье, муки ада? Демон Так что ж? Ты будешь там со мной! Да, истинно сказано: сострадание - не качество, это закон законов... Его невозможно вырвать из сердца, равно как и невозможно заглушить его голос, который может явиться в чём угодно, хотя бы в музыке.
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно, музыка В колонках: Хроники Нарнии - Колыбельная фавна ( http://www.audiopoisk.com/track/no/mp3/saundtrek-filma-hroniki-narnii---hroniki-narnii-kolibelnaa-favna/ ) >>>Тогда мне было тринадцать лет, и родители хотели показать меня психиатру, потому что я перебил все окна в гараже. Я их понимаю, честное слово. В ту ночь, как Алли умер, я ночевал в гараже и перебил дочиста все стекла, просто кулаком, не знаю зачем. Я даже хотел выбить стекла в машине - в то лето у нас был "пикап", - но уже разбил себе руку и ничего не мог. Я понимаю, что это было глупо, но я сам не соображал, что делаю, а кроме того, вы не знаете, какой был Алли. У меня до сих пор иногда болит рука, особенно в дождь, и кулак я не могу сжать крепко, как следует, но в общем это ерунда. Все равно я не собираюсь стать ни каким-то там хирургом, ни скрипачом, вообще никем таким. "Над пропастью во ржи" Выдувал вчера на флейте "Колыбельную Нарнии", часа полтора выдувал, пока не подумал о бедных соседях - ну нравится она мне. Как я уже, наверное, рассказывал, учили меня блестяще образованные преподаватели, закончившие не одну консерваторию и выводившие своих учеников на международные конкурсы. Только я, разгильдяй, учил в большинстве случаев только то, что мне нравилось (хотя, признаться, нравилось и много стоящих и технически трудновыполнимых вещей), и нещадно прогуливал теорию. Теперь же развлекаю себя тем, что издеваюсь над электронным котом Томом, заставляя его петь за мной песни Мельницы и Йовин, и у него это получается гораздо лучше, чем у меня.
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно, осторожно, слэш! >>>Встал с кровати в одних трусиках и вдруг начал дурака валять. Подошел ко мне, нагнулся и стал меня толкать в плечо - играет, гад. <...> Но тут я очутился на полу, а он сидел на мне красный как рак. Понимаете, уперся коленями мне в грудь, а весил он целую тонну. Руки мне зажал, чтоб я его не ударил. Убил бы я его, подлеца. - Ты что, спятил? - повторяет, а морда у него все краснее и краснее, у болвана. - Пусти, дурак! - говорю. Я чуть не ревел, честное слово. - Уйди от меня, сволочь поганая, слышишь? А он не отпускает. Держит мои руки, а я его обзываю сукиным сыном и всякими словами часов десять подряд. Я даже не помню, что ему говорил. Я ему сказал, что он воображает, будто он может путаться с кем ему угодно. Я ему сказал, что ему безразлично, переставляет девчонка шашки или нет, и вообще ему все безразлично, потому что он идиот и кретин. Он ненавидел, когда его обзывали кретином. Все кретины ненавидят, когда их называют кретинами. - Ну-ка замолчи, Холден! - говорит, а рожа у самого глупая, красная. - Замолчи, слышишь! "Над пропастью во ржи" Книга только начата, а Ритино воображение уже рисует самые расчудесные картинки того, что могло произойти между Холденом и Стредлейтером... Боже, какая же Рита извращённая! Накатаю, пожалуй, чего-нибудь неприличного, вот по этому образцу: http://ficbook.net/readfic/152001
Николай Шальнов: тэги: сказки на ночь Опубликовали начало моего фика про Хьёрвард - мир, в который герои "Кольца Тьмы" Ника Перумова (в числе которых и Фолко - правнук Мериадока) попали после того, как они исходили всё Средиземье и доплыли до самого Валинора. Не знаю, может ли это послужить сказкой на ночь, но, если интересно, он тут: http://www.snapetales.com/index.php?fic_id=30275 Манускрипт "Сильмариллиона" ошеломительной красоты
Николай Шальнов: тэги: тесты, поттериана Рита обнаружила чудесный тест по поттериане, в результате которого выявляются ваш факультет, чистота крови, годы обучения, состав волшебной палочки, патронус, роль в команде по квиддичу, волшебные способности и отношение к тебе самых разнообразных героев "Гарри Поттера". Вопросов немного, правда, тест рассчитан на девушек =) Жми сюда: http://aeterna.qip.ru/test/view/121878/?utm_source=m2&utm_medium=banner_cpc&utm_content=78804&utm_campaign=Borda_Potter
Николай Шальнов: тэги: лики истории Печальную участь соразмерности между интеллектуальным и физическим можно найти в судьбе Альфреда Великого, короля Англии (849 - 901). Всегда думаешь об этом, когда пытаешься соотнести эти качества в героях своих зарисовок, хотя бы по той же Нарнии. В детстве он отличался слабым здоровьем, но неукротимым характером. С малых лет он закалял себя воинскими упражнениями и охотой, стараясь не отставать от старших братьев и взрослых воинов. С юности он сражался в первых рядах. К 20 годам, к моменту получения короны, он считался опытным и мужественным воином в глазах войска. Альфред стал королём Уэссекса после смерти своего старшего брата Этельреда I. Он был самым ученым человеком между всеми своими соотечественниками: благодаря придворному воспитанию Альфред знал языки и труды древних писателей. Ещё ребёнком он по повелению отца совершил поездку в Рим (853). Здесь папа римский Лев IV помазал его как будущего короля Уэссекса. Однако всё это в начале правления сослужило ему плохую службу: если прежде он завоевал народное доверие своей храбростью, то, сделавшись королём, Альфред вскоре потерял популярность. Он мало уважал знания и опыт витенагемота, так как желал неограниченной власти, о которой читал у римских писателей; он придумывал нововведения, которых не любили старейшины. Высокомерие короля, по свидетельству современников, было так велико, что он "не удостаивал просителей приёма и выслушивания их жалоб, не снисходил к слабым и почитал их за ничто".В этом саксы видели покушение на их древние права и свободы.
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно Помни Помни обо мне, молю… Настает пора расстаться: Мне - уйти, тебе - остаться… Руку отпусти мою. Помни обо мне, родной, Не скорбя и не тоскуя… Словно все еще живу я, В мыслях говори со мной. А случится, на мгновенье Ты меня забудешь, милый, Не ходи потом унылый, В этом нет большой беды… Лучше полное забвенье, Только б улыбался ты. Трое (сонет) Запели трое о любви: одна С кармином губ, цветеньем алых щек И волосы - что светлая Луна. Другая... гиацинтовый бутон, В ней нежным снегом, мил и утончён. А в третьей грусть от голода любви Играет грубо тронутой струной В ней то, что троица поёт, гудит. Одна в любви винится; и в слепой Жестокости любовь винит вторая; Смертельный глад к любви в другой. Две за любовь боролись, побеждая; Одна, в мечты увязнув с головой, Всё ждёт чего-то, будто не живая. Кристина Россетти Другие стихи этой поэтессы: http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=278686 http://retro-ladies.livejournal.com/597292.html
Николай Шальнов: тэги: музыка, сумасшедший дом для непослушных дев викторианской эпохи Моя матушка терпеть не может "завывания" Эмили Отемн, особенно её раздражает этот несколько истеричный речитатив в "Opheliac". Ну кому как. Эмили может показаться сложноватой для восприятия поначалу, но если вслушаться в неё, то разлюбить её невозможно. ...Некоторые родились безумными, Некоторые сходят с ума, Некоторых безумие тяготит, Это реальный факт, друзья, гарантированно на 100 процентов, подлинно, психически больные. Исключительные, не имитация! Для чуть более близкой встречи, вы можете договориться На несколько более интимных встреч, Всего лишь за двухпенсовик - горстью таблеток, кормить заключённых. У нас есть таблетки от депрессии, одержимости, агрессии, мнительности, нескромности, В наше время от всего есть эти чёртовы таблетки! "Насколько велик мозг леди?" Он действительно очень-очень маленький, от простой мысли может вполне деформироваться. Это кажется немного бесчеловечным, Но это просто небольшой шок, он не причинит ей боль. Они действительно похожи больше на животных, чем на людей, Что доказывается отсутствием у них души. Только одни выдающиеся места, не уступающие ничему - грудь и задница, И это полезно только в мюзик-холле. *** А это - чудесное клавесинное вступление к "Opheliac" (ткни, чтобы увеличить):
Николай Шальнов: тэги: искусство вечно Вспомнилось одно римское развлечение под названием "Икар": осуждённого на смерть привязывали к верёвке и отпускали; долетев до середины арены, несчастный обнаруживал, что верёвка оборвалась, и он разбивался насмерть под крики восторженной толпы. Жалобы Икара В объятиях любви продажной Жизнь беззаботна и легка, А я - безумный и отважный - Вновь обнимаю облака. Светил, не виданных от века, Огни зажглись на высоте, Но солнца луч, слепой калека, Я сберегаю лишь в мечте. Все грани вечного простора Измерить - грудь желанье жгло, - И вдруг растаяло крыло Под силой огненного взора; В мечту влюбленный, я сгорю, Повергнут в бездну взмахом крылий, Но имя славного могиле, Как ты, Икар, не подарю! Бодлер
Николай Шальнов: тэги: листы старого дневника, светлые гении, сказки на ночь Рита узнала о том, что значит "плодить сущности", но так как интернета у неё не было, она извращалась в ежедневнике, обклеивая его рисунками своих приятелей, записками, вырезками и прочей макулатурой... Ладно уж, пусть живёт Акира, мой идеальный друг... А то этот Кот Том с планшета какой-то не такой всё-таки. Дочитываю "Над пропастью во ржи" - просто в восторге. Книга выразила всё, что все эти годы во мне жалобно попискивало за чёрными балахонами и белым гримом. *** Наш Оренбург - постапокалиптический город. На его фоне могут разворачиваться самые удивительные истории, в которых героями смогут стать необыкновенные сущности, порождённые нашим воображением, сочетающие в себе черты тех или иных персонажей книг или фильмов, которые запали нам в душу. Было уже за полночь, когда Акира появился в проёме входа на одну из крыш Степного - этого спального райончика, в котором мы в последнее время ошивались просто так, от нечего делать, или просто из любви к перемене мест. Вот уже несколько дней подряд восходила одна и та же огромная, почему-то розовая, будто подсвеченная одновременно закатными огнями и ядовитыми туманами, приносимыми от машиностроительного завода, луна, и мне казалось, что здесь время остановилось. Мы не развели костра, как я предполагал (обычно, когда мы устраивались на ночлег в лесу, мы поджаривали на нём всякую съедобную живность), но Акира принёс с собой несколько банок с консервами и невесть где им раздобытую, приготовленную по старому, ещё до Взрыва, рецепту, курицу гриль. Обрадовавшись подобному "подношению", я разлил из фляги вино по складным стаканчикам, и с полчаса наслаждался вкусняцким ужином; Акира лежал на спине, подложив под голову рюкзак, и глядел в небо, наполовину затянутое пеленой низких облаков, в прорехах которых проглядывали крупные звёзды. Он что-то бормотал себе под нос, так тихо, что, несмотря на окружающую тишину, я не мог расслышать. Я попросил его говорить громче, и вскоре разобрал в его словах длинные отрывки из Ансельма Кентерберийского. До Взрыва у нас была обширная библиотека, в которой были собраны почти все шедевры философской, научной и искусствоведческой мысли. Я всегда досадовал на то, что мой ум никогда не поднимался выше самого себя и тех доступных парадигм, которые составляют прозаические логические приёмы и уловки, зарываясь в частности, и поэтому всегда восхищался способности Акиры не только запоминать огромные массивы информации, но и свойству его ума воспарять с их помощью к вершинам созерцания. В такие минуты мне не хотелось его отвлекать или тревожить: покой друга был для меня столь же священным, сколь была священной всякое изящество и всякая красота, которую (как мне тогда казалось), я мог невзначай испортить одним лишь своим присутствием. То ли я был в то время слишком скромен, но со стороны я напоминал, пожалуй, Квазимодо, который тянулся своими кривыми лапами к Эсмеральде, а Эсмеральдой в то время могло быть что угодно - от Акиры, моего приятеля и наставника, до неосмотрительного сталкера, нашедшего заряженную аномалией блестящую вещицу или загадочной красавицы, засидевшейся допоздна в одном из богом забытых ресторанчиков на окраине Маяка. По обыкновению, Акира тихо спел мне одну балладу, очень красивую, о старых временах, сочинённую, скорее всего, теми, кто писал длинные фэнтезийные романы о псевдосредневековье или теми дивными из леска напротив моего дома, к которым меня разок занесло... Впрочем, всё это казалось мне таким далёким, безвозвратно ушедшим, что все эти понятия, которыми мы привыкли обозначать отрезки человеческой истории, группы людей, сошедшихся по интересам или учебные заведения, в которых мы когда-то учились, потеряли не только актуальность своего прямого назначения, но как будто поблекли, посерели, смутно намекая нам о недостижимо уже далёких, как нам казалось, временах. В конце-концов Акира уснул. Его тихое, мерное дыхание казалось мне единственным звуком, нарушавшим ночной покой. Вокруг стояла такая тишина, такое безмолвие, что мне казалось, будто я слышу свет, доносимый до моего зрения далёкими звёздами. Луна наполовину скрылась за тучами, и меня тоже начало клонить ко сну. Задумавшись о том, чем мы с Акирой будем заниматься завтра поутру, я не пришёл к каким-то однозначным выводам, и по своей дрянной привычке предоставил завтрашнему дню решать этот вопрос. Скарлетт, кажется, звали ту деваху, которая всё на завтра сваливала... В голове моей теснились странные картины, относящиеся к далёким временам, когда мы все жили, надеясь на светлое будущее: это были образцы искусства Старого Мира (так теперь привыкли называть время до Взрыва), они сменялись ставшими уже привычными формами искусства наших дней, отрывками песен, доносящимися откуда-то из глубин моего подсознания, точно из рупора старого граммофона... И, очнувшись от грёз, чтобы прикрыть Акиру брезентовым подобием одеяла, я в итоге заснул, незаметно для самого себя провалившись во тьму, наполненную странными шорохами и звуками. *** Все эти многомудрые рассуждения, - говорил Акира, - Со всеми комментариями к ним - достояние эпохи, которая уже давным-давно ушла в небытие. - А ты бы мог пояснить, - внезапно для самого себя встрепенулся я, - Что значит "небытие"? Какое оно имеет качество, и имеет ли его вообще, какую имеет структуру и имеет ли её, возвращается ли из него что-либо назад, или пропадает навсегда, и вообще, с чем его едят, это "небытие"? Акира гордо посмотрел на меня, неискушённого, в отличие от него, в тонкостях философских дисциплин о первоначалах мира, рассмеялся и произнёс: - Если понимать под "небытием" низший мир, или то, что мы чувствуем, но никак не можем познать ввиду того, что сами мы принадлежим к высшему, то, наверное, это небытие погребено на самом низком уровне этого нового Тартара, возникшего на месте воронки, образовавшейся на месте Старого Мира, и, если и грядёт когда-нибудь возврат хотя бы отдельных его осколков к нам, это будет лишь музейным экспонатом, раритетом, который можно изучать как часть вселенной, не больше. Не могу взять в толк, почему ты никак не свыкнешься с мыслью о том, что к прошлому возврата больше нет?.. Надо жить настоящим, выуживая из него максимальную пользу - практическую или теоретическую. Нам строить новое на этих руинах, поэтому полезны любые уроки, которые пока так милосердно давала нам матушка-Земля, терпевшая и не такое надругательство над собой... Я вот убедился, что две вещи стерпят всё: природа и бумага. Только вот первая, не терпящая пустоты, может дать сдачи, а рукописи, как известно, не горят, и это может составить тебе одинаково как добрую, так и дурную славу. Ах, ну ещё и человек - привыкает ко всему, даже к виселице. Подёргается-подёргается, да привыкнет.
Николай Шальнов: тэги: сказки о жизни Не миновали меня и судьбы Родины. Рад за Крым, без этих референдумов чихала бы Рита на Украину со всем её фашизмом, революциями и неблагодарностью по отношению к России. То, что происходит там, навевает скуку, как поэмы Нерона, но если их не слушать, можно лишиться места в сенате, а то и головы. Цицерон Оратор римский говорил Средь бурь гражданских и тревоги: «Я поздно встал — и на дороге Застигнут ночью Рима был!» Так!.. Но, прощаясь с римской славой, С Капитолийской высоты Во всем величье видел ты Закат звезды ее кровавый!.. Счастлив, кто посетил сей мир В его минуты роковые! Его призвали всеблагие Как собеседника на пир. Он их высоких зрелищ зритель, Он в их совет допущен был — И заживо, как небожитель, Из чаши их бессмертье пил! Тютчев "Факелы Нерона"
Николай Шальнов: тэги: ролевые игры Вчера после ролевого сбора Рита блеснула задом нарядами в Мордоре. Нет, не в том, над которым властвует Саурон, а в ролевом клубе, историю которого ещё предстоит написать. Вся Ритина жизнь, ролевая и не очень, переплетена с его судьбой. В общем, Рита не пожалела, что пришла. Атмосфера восхитительная, старая добрая компания, полусвет, разговоры о ролёвках, о Бельтайне, о том, что сталось c ролевым движением, пока Рита жила на вольных хлебах в своей далёкой провинции. А изменилось многое, в частности, Рита пропустила момент, когда ролевики Оренбурга стали разбиваться по кланам. Также Рита обнаружила фотографии с незабвенного "Падения Гондолина" - эта игра по Толкину ознаменовала расцвет её юности и лучшие надежды, с ней связанные. Эта та самая игра, где за пять минут до начала мне поменяли роль, и вместо Туора мне пришлось отыгрывать Маэглина, где-то я об этом уже рассказывал. На первой фотке та, по которой я скучаю - Машенька, Грета из Мечты, которой я разрисовал спину. Ещё фотки тут: Одно из валинорских древ - Тельперион
полная версия страницы